Время перемен (ЛП) - Эшли Кристен (полная версия книги .txt) 📗
Он боролся с желанием поцеловать ее, потому что обычно это приводило к гораздо большему, и они бы заснули, такое уже случалось, под рождественской елкой, а им нужно поесть и подготовиться к представлению, что их ждет у ее родителей в полдень.
— Прошу, Кэди не опаздывай. Я знаю твою привычку опаздывать, — услышал он по телефону голос ее матери.
А еще ему нужно было снять со сковороды тост.
Что он и сделал.
А она бросила туда еще два ломтика.
Соприкасаясь коленями, они сидели с полными тарелками за кухонным столом Кейси.
— Потрясающе, — выдохнула Кэди после первого кусочка.
Курт понятия не имел, сыграла ли свою роль корица в яичной смеси. Или же корица, которую она посыпала сверху.
Карамельный сироп — определенно.
Но она была права.
Он толкнул ее коленом и сомкнул зубы на французском тосте, чтобы скрыть ухмылку за укусом.
Она толкнула его коленом в ответ и вонзила зубы в свой тост.
Они поели.
Прибрались.
Пока они принимали душ, пальцами он заставил ее снова кончить.
Потом они собрались и отправились к ее родителям.
На обратной дороге домой они молчали.
Она подождала, пока они войдут в дверь, он ее закроет, запрет и станет снимать шарф обмотанный вокруг шеи, прежде чем начать:
— То…
Он оборвал ее не только потому, что не хотел слышать это имя из ее уст, но и потому, что был... в бешенстве.
— В следующем году — нет.
Излишне говорить, что рождественский обед прошел не очень хорошо.
Только не с семейством Уэбстер.
Четыре часа и семнадцать минут (он считал время) настоящей пытки.
Господи, да ее мать — просто кусок дерьма, а этот ее братец?
Иисусе.
— Тони, — прошептала она, не снимая куртки и не сводя с него глаз.
— А когда у нас появятся дети, Кэди, этот мудак и близко к ним не подойдет. И под этим мудаком я подразумеваю Кейлена.
Она закрыла рот и уставилась на него, широко раскрыв глаза.
Курт был слишком взволнован, чтобы заметить или обеспокоиться ее реакцией.
Он бросил шарф на спинку одного из стульев Кейси и взялся за пуговицы пальто.
— Твоих отца и мать мне придется терпеть, потому что, возможно, они станут лучшими бабушкой и дедушкой, чем родителями. Но если твоя мать начнет нести херню, Кэди, для них тоже все будет кончено. Дети должны знать, кто они. Но им по жизни не нужно, чтобы какая-то бой баба их изводила... Не понимаю. Какого хрена она так на тебя злятся?
— Например, из-за высшего образования, — поделилась она.
— Марк Твен не окончил колледж.
Она заморгала, глядя на него.
— И Ансел Адамс тоже, — продолжал он.
Она вытаращила глаза.
— Фрэнк Ллойд Райт, Генри Форд, даже чертов Бенджамин Франклин.
Ее глаза округлились.
— Черт возьми, у Авраама Линкольна не было высшего образования, — выпалил он.
— Ого, ты знаешь много кого, кто не окончил колледж, — прошептала она.
Он знал это, потому что сам поссорился с отцом из-за того, что не пошел в колледж в тот период, когда не хотел иметь с этим ничего общего, он хотел сразу приступить к делу, став полицейским. Поэтому вспомнил о споре, который сейчас пришелся как нельзя кстати.
Курт, в конце концов, выучился, но его доводы в то время звучали убедительно. Даже его отец сдался.
Хотя мама ему говорила, что он быстрее бы дослужился до детектива, будь у него степень по политологии или уголовному праву.
Он специализировался и на том, и на другом.
Естественно, он не рассказал об этом Кэди.
— Я уже донес свою точку зрения? — спросил он, снимая пальто и бросая его к шарфу на спинку стула.
— В следующий раз я упомяну об Аврааме Линкольне, — сказала она. — И Бене Франклине, — добавила она.
Разве она не провела последние четыре часа там же, где и он?
— В следующий раз? — спросил Курт.
Она прикусила губу и тоже сбросила куртку.
— Они меня ненавидят, — заявил он.
— Тони, милый, — тихо сказала она, бросая куртку на спинку дивана и подходя к нему.
— Они ненавидят меня и не скрывают этого. Они не видят, что я для тебя значу. Не видят, что у нас есть. И, Боже, Кэди, ты не можешь этого не замечать.
Она подошла ближе и положила руку ему на грудь, говоря:
— Об этом нужно знать лишь мне. Кого волнует, что они думают?
— Они думают, что это будет «Быстрая тачка».
Она замерла.
Да, она передала свое послание с этой песней.
И они провели Рождество вместе.
Теперь он был полностью готов.
Так что Курту тоже нужно было передать свое послание.
Он поднял руку и обхватил пальцами ее запястье.
— Это не будет «Быстрой тачкой», Кэди, — сказал он ей дрожащим голосом.
— Я знаю, — ответила она, придвигаясь ближе.
— Дело в том, что единственная, кто должна верить, — это ты, и ты веришь. Поэтому, если они любят тебя, они тоже должны верить.
— Они просто защищают.
— Они не защищают тебя. Они осуждают.
— Они поймут, — заверила она.
— Они ни хрена не поймут.
— Может, и нет, — согласилась она.
— Никогда, Кэди, они не поймут ни хрена. И хуже всего то, что у них даже нет желания вести себя вежливо. Иисусе, как вообще такое вышло, что они тебя заделали?
Другая ее рука легла ему на талию и обвилась вокруг нее.
— Не знаю, но это, наверное, самое приятное, что мне когда-либо говорили.
— Не смеши меня, когда я так зол, — ответил он.
— Я вовсе не шутила.
Иисусе.
Ее волосы. Это лицо. Эти веснушки. Ее попка. Ее щедрость. Ее верность. Ее чувство юмора.
Эти чертовы глаза.
А то, что она не такая, как ее родители — самое приятное, что ей когда-либо говорили?
Он убрал пальцы с ее запястья, обхватил ее лицо обеими руками и наклонился к ней.
— Нам придется принять решение насчет них, Кэди. Это мы. Ты и я. И я могу это стерпеть. Но я не собираюсь сидеть за столом или находиться в комнате, или даже дышать с ними одним воздухом, зная, что ты это терпишь. Не это. Не от них. Особенно не от твоего братца. Ты меня понимаешь?
Ее кивок отдался ему в ладони, но она не отвела взгляда.
Она его понимала.
Поэтому он ее отпустил, схватил за руку и потащил к дивану.
— Теперь мы найдем фильм, — объявил он. – «Рождественская сказка», или «Скрудж», или «Эта прекрасная жизнь» должны идти на каком-нибудь канале. И мы сотрем это рождественское дерьмо розовой пижамой в виде кролика.
Кэди расхохоталась.
Курт — нет.
Он рухнул на диван, увлекая ее за собой.
Он вытянулся вместе с ней, прижимая ее спиной к своей груди.
И только когда она оказалась рядом, он потянулся к пульту.
Делая это, он думал, что духи были убогими. Не та дешевая марка, которой она обычно пользовалась, и они ей шли, но все равно убогие.
Но не более убогие, чем чек на сто долларов, подаренный ей родителями.
Ее мать протянула его (даже не в проклятом конверте) со словами:
— Мы знаем, тебе это нужно, Кэди.
Они даже не потрудились снять наличные. Они дали ей чек.
На сто баксов?
Кэди подарила матери браслет, который не могла себе позволить, а отцу — бейсболку «Бронко», которую тоже не могла себе позволить.
Курт прикинул, сколько она потратила, и этим дурацким чеком они даже не возместили сумму подарков.
От этого у него крышу снесло, и не в хорошем смысле.
Брат ничего ей не подарил, а у нее было гораздо меньше денег, чем у него, но она купила ему пакетик его любимого зернового кофе и кофемолку.
На что он ответил:
— Дома у меня стоит «Cuisinart», но, думаю, важен не подарок, а внимание.
Черт побери, Курту захотелось вдарить парню кулаком по морде, и тут же он подумал, что это рождественское чудо, что ему удалось сдержаться.
— Хочешь пива? — спросила Кэди, к счастью отвлекая его от этих мыслей.
— Мы найдем кино, — ответил Курт, переключая каналы и предаваясь недавним воспоминаниям, которых он не хотел помнить. — Потом я принесу нам пива.