Работа над ошибками (СИ) - Клюшина Инесса (книги txt) 📗
Он уже извел все лимиты разговоров, рассказав мне об одноклассниках, компьютерных играх (с друзьями втихаря от папы играли, но я же не выдам), новой театральной постановке в церкви, а еще о том, как нахлебался воды в бассейне. Я уже и осуждающе посмотрела на Марка, и посочувствовала великому водохлебу, и узнала исчерпывающую информацию о новой пьесе, автор которой — Лена. «Елена Витальевна нас учит», — со вздохом произнес Марк. Почему со вздохом — не спросила.
Мы занимаемся с ним на кухне, как и со всеми моими другими учениками. В комнату не хочется водить посторонних, там — только мое пространство. А на кухне хорошо, тепло и уютно. Здесь тарелки, чашки и ложки спрятаны по шкафам, максимальное количество свободного места. А в конце занятия угощу сластену кексом с цукатами — я Марку обещала. Запах уже давно ползет по всей кухне. Он мешает моему ученику: мальчик то и дело кидает голодные взгляды на духовку.
— Марк, соберись, — строго говорю я, — уже сорок минут прошло, а ты еще словечка не написал.
Марк с неохотой сжимает в кулачке ручку. Я начинаю диктовать текст, и минут пятнадцать Марк изо всех сил держится. Но лишь только проговариваю последнее предложение, мальчишка чуть ли не с радостным воплем отодвигает тетрадь ко мне.
— И ты считаешь, я это должна проверить?
— Вероника Васи-ильевна, — канючит Марк, — ну я не могу-у сегодня много проверять и писа-ать… Мне еще в церкви писа-ать…
— В смысле?
— Елена Витальевна мне дает переписывать роль. Роль така-ая длинная!!! — Марк трясет кистью, — У меня всегда руки устают. Я выучил отрывочек, но там еще мно-ого таких отрывочков, и все надо переписать от руки. Так Елена Витальевна говорит.
— Марк, понимаю, что еще придется писать, но…
— За мной папа приедет.
— И?
— Вероника Васильевна, идемте с нами в церковь! Пожалуйста! Я так хочу, чтобы вы с нами были!
— Марк… — останавливаюсь и раздумываю, что сказать, чтобы и ребенка не обидеть, и церкви избежать.
Вот она, Вероника. Самая сложная загвоздка. Церковь, церковь…
Мормоны же не женятся на тех, кто не мормонки. Или женятся?
Мне придется покреститься в эту религию. А как иначе? Рано или поздно наступает такой момент, когда женщине приходится выбирать: или с мужем, или при своей точке зрения. В некоторых семьях многие вопросы проходят безболезненно, даже такой неоднозначный, как отношение к религии. Но не с Робертом. Он слишком увяз в мормонстве, и даже не в самой вере дело, а в семейственных отношениях внутри церкви. Один старейшина Беннет чего стоит.
Смогу ли повернуть семейный парус так, чтобы увести корабль из гавани мормонства? Кто Роберту я, и кто — Беннет?
Боже, о чем думаю?
Марк заглядывает мне в глаза, все старается подвинуться поближе — прямо как Жужик, запертый сейчас в комнате (он, как и запах кекса, мешает Марку сосредоточиться). В школе Марк последним отходит от моего стола, когда звенит звонок, и первым на переменке подбегает с вопросами, и еще сотня мелочей, например, какая-нибудь конфетка в угощение или ощутимым толчок в спину соперника, который решил занять мое внимание чуть больше положенного.
Я замечаю симптомы болезни, и они меня очень настораживают. Нельзя давать мальчику необоснованных надежд, он слишком хочет ко мне привязаться…
Не умею я работать на два фронта.
Нужно…
А с другой стороны, может, Роберт скажет, что я ему не подхожу. Вот, например, после разговора о религии. Я же откажусь вступить в их прекрасную секту. Марк — не Марк, любовь — не любовь, но предать свои взгляды на жизнь…
Марк надувает щеки, высматривая в написанном ошибки, и держит наготове карандашик — он всегда подчеркивает карандашом сложные места, в которых сомневается, а потом возит по тетрадке стеркой, убирая его следы.
А может, и покрещусь при сильной нужде, думаю внезапно с непонятной злостью. Много же живет на свете женщин, которые вроде бы разделяют взгляды мужа, а сами имеют свою позицию. Просто скрывают ее ото всех. Да и в семье так уж важно, во что ты веришь? Здесь важны дети, их радости, беды и болезни, бытовые хлопоты, помощь мужу, куча мелких обязанностей… Главное — Роберт тоже верующий, и мы смотрим с ним в одну и ту же сторону. Мелкие несогласия по поводу религии — это пустяки.
Или нет? А Стас?
— Я проверил, Вероника Васильевна! — Марк подвигает мне тетрадочку, я молча беру ее у Марка и смотрю, нет ли ошибок.
Читаю одно предложение, написанное Марком, несколько раз, но не могу ни понять смысл, ни увидеть ошибки.
Как же Стас?
Вероника, что за дурацкая привычка все просчитывать заранее? Время покажет. Вдруг Стас себе найдет другую модель? Алиска, как я поняла, куда-то испарилась. Временно, возможно, а может, навсегда — но о ней ни слуху ни духу, и Стас переключил все свое внимание на меня.
Вдруг с Робертом ты не сможешь быть вместе из-за совершенно других причин, не только из-за его религии?
А если тебе завтра на голову кирпич упадет?
В мире нет ничего постоянного. Тебе ли, Вероника, не знать. Еще вчера ты ходила в лучшие магазины города, чтобы выбрать хорошенькое платьице для коктейля, а сегодня забегаешь в секонд-хенд и радуешься, что отхватила почти не ношеный свитер. Еще вчера ты смотрела из окна машины на проходящих по тротуару замученных женщин с большими сумками, а теперь ты — одна из них, и сама несешь домой неподъемные пакеты с макаронами и гречкой… Еще вчера у тебя был муж и долгожданная беременность, а в одночасье не стало ни того, ни другого.
И ты еще загадываешь, как все сложится. Чудачка.
— Давай-ка отдохнем, Марк, — обращаюсь я к мальчику, не в силах продолжать занятие, — кекс, наверное, как раз готов…
Марк ничего против не имеет, и личико его расплывается в счастливой улыбке.
— Вероника Васильевна, я так обожаю ваши кексы! Мне они так нравятся! Моя мама тоже пекла кексы, немножко другие, правда, но очень-очень вкусные!
Мне больно слышать восторги Марка. Любит Вероника примерять чужие сапожки и, по китайской пословице, проходить в них чужой путь…
— Марк, а что сегодня будет в вашей церкви?
— Старейшина Бенетт будет говорить. А потом немножко выступим мы с пьесой. Не все покажем, небольшой кусочек…
— Возможно, я съезжу и посмотрю на тебя. Если вы с папой будете не против.
— Ура! Папа вам хотел предложить, когда меня привез, но потом сказал, что вы откажетесь. И меня просил не говорить. Но вы же с нами, Вероника Васильевна? С нами-с нами?
Марк чуть не скачет на стуле.
— Да, Марк, — говорю я, и слова отдаются эхом в глубине души, покрывают мою постоянную боль, словно мягкое одеялко — ребенка, смягчают, бесконечно смягчают то, что осталось от застаревших невидимых ран.
Пусть моя невзрачная жизнь принесет пользу миру: поможет вырасти и стать собой одному маленькому человечку, который так хочет во мне нуждаться. И даже если мне не выпадет счастья родить своего сына или дочку, я помогу воспитать чужого мальчика, который рано или поздно станет моим…
Я готова к этому. Почти.
Но два часа — проповедь и небольшая часть любительских выступлений — мне дали пищи для мозгов больше, нежели все прошлые встречи с Робертом. Пошла я туда, конечно, только из-за Марка. Ради двух минут — бесполезное двухчасовое пребывание в огромном зале в одном из ДК нашего города. Но, как оказалось, совсем не бесполезного. Для меня.
Роберт сказал после, что Марк сегодня играл лучше, чем всегда. «Для тебя старался, Вероника», — добавил довольный отец.
Я же два часа сидела рядом с Робертом и внимательно наблюдала за ним.
Неужели смогу все это терпеть? Долгие-долгие годы…
Впору было выругаться. Но учительницы не должны никогда ругаться матом, и моя преподавательская сдержанность не дала разойтись с непечатной бранью. Лишь дома я произнесла пару бранных слов, но на том иссякла.
Сомневаюсь, что смогу. Не смогу. Не буду. Даже ради Марка…
И вроде бы правильные разговоры вели, но Веронику они не устроили. Задел высокомерный тон, на который иногда сбивался старейшина Беннет. Не понравился поверхностный подход к цитатам из Библии и постоянные отсылки к Книге Мормона. Я бы трактовала Библию по-другому, но это же я, не они. И вся эта обстановка, в которой то и дело проскальзывает фальшь. Пусть здешних прихожан все устраивает, но у меня другой взгляд на веру.
