Девочка и Пахан (СИ) - Грез Регина (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
К обеду денек разгулялся, утром зябко было, испарина от земли. А сейчас выглянуло солнышко, и березки стоят, будто золотые. Вот это я понимаю — благодать! Куртку бы скинул, да пока нельзя. Расстегнулся почти до паха и оттянул ворот свитерка, хочется дышать полной грудью. Так молчком добрались до пикника нашего, я впереди, Настюха плелась сзади.
Ну, что сказать, хорошо посидели, душевно. Закусили, выпили пива, мне Рыжий даже безалкогольное припас, заботливая харя. Отведал я стряпни Викторовны и Настюхиных бутербродов, даже разморило маленько. А по поводу главной цели поездки — так я и не сомневался, «главбухша» глазастая не только свои ведра затарила, но и умудрилась в капюшоне грибов принести. Настя вот только под конец что-то скисла, может, устала, может, прогулка ей наша не особо понравилась. Только отчего-то прятала глаза и опять «выкала», но я расслабился, просто отдыхал уже безо всяких фантазий.
Даже подумал, надо бы Лизу как-то вывести за грибами в лес, так ведь некогда, кроме школы у нас: танцы, рисование, пение, бассейн, даже выходные расписаны по часам, а надо же еще поиграть на компе и с подруженциями встретиться или списаться.
В город вернулись уже к концу рабочего дня, да какая тут работа. Рыжий с продавщицей своей поехали отвозить Викторовну до дома на такси, а я вызвался проводить Настю. Она даже не пискнула по этому поводу, точно умаялась от сегодняшних лесных приключений.
Остановился у ее подъезда, дверцу не спешу снимать с блокировки, говорю, ты чего смурная такая, ну, пошутил я тогда немного, захмелел от лесных красот, да и ты сама мне очень нравишься. Я с такими замечательными девушками никогда прежде не был знаком.
— Зачем вы все это мне говорите? Это же не серьезно все. Хотите посмеяться? Чего вы добиваетесь?
И я даже вполне искренне ответил, вернее повторил:
— Ты мне очень и очень нравишься. С первого взгляда. У меня так не было никогда. Я хочу с тобой дружить. Просто видеть тебя почаще и с тобой о чем-нибудь разговаривать. Что в этом плохого? Ну, скажи…
Головой мотает, уставилась на коленки себе.
— Вы взрослый, женатый человек, вам заняться больше нечем? Дружбу какую-то придумали опять.
— Ладно, понял. Не подхожу я тебе в приятели. А ведь я от всей души хочу тебе как-то помочь. Ведь ты в городе одна, а город — он как лес дремучий, это только кажется, что здесь все культурно и чисто, а ночами как и в любых джунглях здесь делаются очень страшные и плохие дела. Я за тебя волнуюсь, например.
— Ночами я сижу дома. Чего мне бояться? Вы что-то странное говорите.
— Значит, шансов у меня нет?
— Каких шансов?
— Подружиться с тобой.
— Откройте, пожалуйста, двери!
— Открою-открою, совсем не вопрос. Я только хочу понять, Насть, дело только в том, что я женат?
— И у вас ребенок!
— Ох, же ты умница моя, справки навела на дядю Володю, это тебя Викторовна просветила?
— Какая разница! Просто вы все забавы себе ищете, а я живой человек, и не представляю… ничего такого не представляю.
Отвернулась, моргает часто. Я вот тоже не представляю, что буду делать, если она сейчас заревет.
— Настя, я уже сказал — я тебя не обижу. Вот мамой клянусь. Которая, кстати, возможно, еще жива и сейчас где-то в Европе обитает. Бросила меня мама, понимаешь? Я воспитывался у тетки. Она слишком добрая была, мягкая. Я на улице вырос. Мы в девяностые с пацанами решили, что нам можно все — время такое. Кто успел, тот и съел. Но не все успели и кого-то самого пустили на колбасу. Насть, я, может, и не очень хороший человек, но я не совсем же урод. Я тебе слово дал, что ничего плохого не сделаю и просто хочу, чтобы ты мне доверяла. Вот и все.
Уф, даже взмок, не фига себе, куда меня понесло. И все ради какой-то зашуганной пигалицы с паутинкой в волосах.
— Тихо сиди. У тебя жук на голове, я сейчас сниму. Да, сказал же, тихо! Ну, все-все, убрал… Да не лезу я, успокойся, иди уже домой! Заеду завтра к вам на обед, узнаю, как дела. Грибов пожарь с картошкой, привези в офис, ладно? Зря я, что ли, весь день тебя в лесу охранял. А там, кстати, медведи водятся, я видел следы и ободранную когтями кору. Не хотел тебя тревожить, вот и не сказал.
Стоп! А мне кто «до свиданья» скажет? Пушкин? А зовут меня как, мы же познакомились, вежливость твоя где, студентка Анастасия? Другое дело! Значит, до завтра, солнце-свет в оконце… Ну, ладно, не студентка уже, а полноценный рабочий класс, понял я, понял, не ворчи!
«До, завтра, «цыпленок» мой…»
Настя.
Я поднялась на четвертый этаж и подкралась к пыльному окну на лестничной площадке — хотела посмотреть, как он уезжает. Ноги дрожали, руки ослабели, я поставила ведро на пол и прислонилась к стене. Почему я так реагирую на его слова? Почему у меня сердце начинает колотиться, когда он смотрит мне в глаза или просто стоит рядом? Вижу его всего второй раз, и второй раз он меня до дома подвозит, мало же мне надо, чтобы… чтобы о нем начать думать. Да что он себе позволяет! Я ему кто? Никто. Как и он мне. И ничего другого быть не может.
У него семья, ребенок, он меня лет на пятнадцать старше или даже больше, наверно. Так о чем думать? Надо же — дружить он захотел! Дурочку нашел. Подружку на полчаса свободного времени. Мне девчонки рассказывали о таких вот «дяденьках».
У нас Наташа встречалась с женатым, потом привозила в общежитие коробки конфет, говорит, он ее по коленке гладит в машине, а тут звонок из дома. Он, значит, жену по телефону ласковыми именами называет, извиняется, что задержался, а сам в трусики К Наташке залазит. Как же противно это все даже представить! Я ее осуждала, не брала конфеты, врала, что не люблю «Рафаэлло», а как можно «Рафаэлло» не любить?
Не хочу, чтобы завтра Володя в офис к нам приезжал, еще чего захотел, грибы ему пожарь! Обойдется! Прислугу нашел! Фу-у… Наконец-то уехал. Надо идти в квартиру, чистить грибы. Лучше я бабу Веру покормлю, чем этого… «пахана».
В офисе
Настя.
А ведь я его ждала. И потому сама на себя злилась. Мне нельзя про него думать. Это не только глупо, это гадко просто. Но все валилось из рук, на документах сосредоточиться не могла, все вспоминала его лицо, его голос, как-то жарко становилось при одной мысли о нем, будто он меня заколдовал. Нарочно предложила Оксане Викторовне в обед съесть со мной жареные с картошкой грибы, что привезла на работу. Вот он заявится, а я ему так и скажу, извините, но я готовить вообще не умею. Я еще много разных удачных фраз для него приготовила, а он не приехал. Уже вечер, небо потемнело, кажется, дождь пойдет, а я не взяла зонт. Совсем не могу собраться, будто вчерашний день выбил меня из привычной колеи, а что такого произошло? Ну, захотел меня Пашин проверить, можно ли со мной вот так запросто «поиграть», я, кажется, четко дала понять, что это все не для меня.
А-а… Ясно! Так поэтому-то он и не приехал, ему не интересно больше. Но отчего вдруг стало обидно и горько, будто меня обманули. Мерзко на душе. Он во всем виноват, но я тоже хороша, раскисла, не могла вести себя жестче. Мямлила перед ним прямо как дура!
— До, свиданья, Оксана Викторовна! Да, я в понедельник закончу накладную, время есть. Хорошо… Анатолий Иванович сегодня уже не подъедет? Ладно, я останусь до семи, потом ключи Басову передам. Все равно зонта нет, может, дождь пережду.
Вот все и разошлись, а мне офис охранять. Весело! Пятница, вечер, люди торопятся домой, а кто меня ждет? Ого, прямо как из ведра полил… Совсем никакого настроения сегодня. Хочется выйти в застекленный тамбур и посмотреть, как потоки воды заливают улицу. Ой, какая-то машина остановилась. Боже мой! Володя забегает в коридор между торговым залом и офисом, преграждает мне путь. И я только могу прошептать:
— А мы… мы съели все грибы… ты же не приехал…
Он вдруг шагнул вперед, оторвал меня от пола и стал целовать — щеки, нос, глаза, губы, шею — все, до чего мог достать. Я вроде пыталась вертеть головой, он же еще был весь мокрый, руки ледяные, я их через блузку чувствовала. А потом стали теплые и я перестала вырываться. И он вдруг остановился, прижал меня к себе крепко-крепко и стал медленно двигаться в сторону приоткрытой двери в наш офис. А потом отпустил меня и закрыл дверь изнутри. За это время я уже успела отбежать к своему стулу и закутаться в палантин, что на нем висел. Теперь надо что-то сказать, но я ничего не могу придумать. Просто стою и смотрю на него, и он тоже молчит, держась за дверную ручку. А потом начинает говорить:
