Игроки и жертвы (СИ) - Костадинова Весела (книги серии онлайн TXT, FB2) 📗
— Вставай, — приказал он коротко, без малейшего намёка на теплоту или заботу.
Я тут же выскользнула из постели, мысленно коря себя, что позволила так глубоко заснуть. Все тело болело так, словно меня переехало машиной. На груди и бедрах синели яркие пятна.
- Деньги там, - кивнул он на тумбочку, быстро одеваясь.
Я медленно подошла к тумбочке, чувствуя, как боль отдается в каждом движении, как будто синяки пропитали меня изнутри. Деньги казались грязными, обжигающими пальцы, и я едва сдерживалась, чтобы не отбросить их с отвращением. Но знала, что без этих купюр у меня нет ничего.
Кирилл уже застегивал рубашку, совершенно спокойный, будто все это для него было обычной, обыденной процедурой. Его равнодушие разрывало меня на части. Он ни разу не взглянул на меня по-настоящему, его глаза были ледяными, как будто во мне не было ничего живого.
— Ты знаешь правила, — бросил он, надевая пиджак. — Не задерживайся здесь.
Я и не собиралась, одеваясь настолько быстро, насколько это позволяло измученное тело. Еще раз бросила взгляд на купюры и сердце похолодело от ужаса.
- Здесь не все…. – едва слышно выдавила я. – Мы договаривались о 25 тысячах…. -
Он даже не потрудился взглянуть на меня, продолжая быстро и аккуратно одеваться, его лицо оставалось бесстрастным, как каменное изваяние, полным презрения и скрытой ненависти.
— Здесь двадцать, — бросил он ледяным тоном, в котором не было ни капли сожаления. — Двадцать пять ты не стоишь.
Внутри меня всё разорвалось: обида, ненависть к себе, унижение от осознания, что он посчитал меня недостойной даже той грязной сделки, которую мы заключили. Я пыталась собрать силы, но каждый раз боль пронзала меня, как осколок, оставляя только горечь и опустошение. Невероятным усилием воли заставила себя встать на ноги и гордо посмотреть в холодное лицо чудовища.
— Ты жалок, Кирилл, — выплюнула я, каждое слово было пропитано презрением, хлестало по нему, как плеть.
Его взгляд остался таким же безразличным, но я не собиралась оставаться дольше, чтобы увидеть его реакцию. Стараясь не показать, как сильно мне больно, как тяжело удержаться на ногах, развернулась и вышла из номера, не оглядываясь.
Только оказавшись в коридоре, почувствовала, как тяжесть всего произошедшего обрушилась на меня, но продолжала идти, гордо подняв голову и выпрямив спину, несмотря на то, что сердце было разорвано на тысячу кусочков.
5
Середина апреля выдалась на удивление теплой. За окном весело капали тающие под весенним солнцем сосульки, устраивая настоящую музыкальную капель по металлическому карнизу.
- Агата Викторовна, - в мой кабинет заглянула молодая девушка-практикантка, исполняющая обязанности секретаря местного отделения Партии - Григорий Владимирович вас просил вечером задержаться на пол часа, хочет обсудить предстоящий прием граждан.
- Хорошо, Роза, - кивнула я, визируя очередное письмо. А сердце на короткое мгновение сжалось от тревоги – этот прием граждан в рамках партийной работы не сулил мне лично ничего хорошего. Впрочем, работа есть работа, отказываться от нее из-за моих страхов – верх идиотизма.
Вот уже четыре месяца я работала помощником депутата Законодательного Собрания, возглавляя его приемную в округе. Спокойная работа, ставшая для меня спасением.
Весеннее солнце приникало даже сквозь жалюзи, падая на рабочий стол косыми лучами, и я невольно слегка зажмурила глаза, когда один из бликов сверкнул мне прямо в глаза.
Как я пережила прошлогодний ноябрь – не знаю. На одних зубах продержалась. На любви и нежности к тем, кто был рядом со мной. Когда вернулась домой после той страшной ночи – думала умру, не смогу смотреть в глаза ни дочери, ни бабуле Маше. Закрылась в ванной и лежала несколько часов в горячей воде, не чувствуя своего тела – грязного, со следами и метками Кирилла. Я пыталась смыть с себя весь тот ужас, но вода не могла унести с собой ни чувства унижения, ни горькое осознание того, что произошло. Каждый синяк, оставленный его губами и руками тогда казались выжженным клеймом, частью моего разрушенного существа.
Бабуля словно чувствовала, что произошло что-то плохое, что-то разрушительное, стараясь не выпускать меня из поля зрения ни на миг, но при этом не задавая и лишних вопросов. Она то приносила мне чай и кофе в постель, то пекла мои любимые пирожки и шанежки, окружая меня кольцом нежности и заботы.
И как ни странно, именно эта ночь, оказавшаяся самым тёмным и тяжёлым моментом в моей жизни, стала поворотной точкой. Я поняла, что если позволю этому продолжаться, если останусь в роли жертвы, вцеплюсь в свой страх и стыд, то однажды просто сломаюсь. Стану одной из тех сотен женщин, которые хоронят себя заживо, медленно угасая в тени своих травм и воспоминаний.
На работу больше не вернулась, позвонив Ирине Николаевне и попросив ту сначала о недельном отпуске, а после – передав ей свое заявление на увольнение. Денег, данных Кириллом и вырученных за продажу автомобиля, как мне было не больно его продавать, ведь это была машина Паши, хватило на оплату лечения бабушки Марии. А вот реабилитацию нам сделали по квоте, как в Москве, так и последующую в родном городе. Встречи с врачами, поездка в Москву, операция, уход – все это занимало почти все мое время, к тому же Аринка была постоянно со мной. Ее маленькие ручки, обвивающие мою шею дарили покой и нежность, которые вытесняли тьму из сердца. Она, со своей детской наивностью, заставляя меня вновь и вновь находить силы. Мы рисовали, пекли вместе печенье, и каждый её поцелуй, каждый проблеск счастья в её глазах становился моим якорем, удерживающим меня на плаву.
Этот период стал для меня чем-то вроде перерождения. Я потеряла часть себя, но обрела что-то новое. Поняла, что даже в самые страшные и тёмные моменты можно найти свет, можно бороться, если ради этого света есть те, кто нуждается в тебе. Мои дни были наполнены заботой о близких, и именно это помогало мне двигаться вперёд, шаг за шагом, к новой жизни.
Может быть, приложив меня пару раз по голове, жизнь, наконец, решила сменить гнев на милость и подкинула мне почти вакансию мечты – работу помощником, к которой лежала моя душа, однако не в Законодательном собрании, а подальше от интриг и открытой политики, в приемной граждан в округе. Подальше от Кирилла Богданова. Получив работу секретаря, я уже через месяц стала консультантом, а еще через две недели мой начальник поставил меня руководить приемной.
Теперь я взаимодействовала с администрацией района и города, координировала работу с местной Партией, но при этом умудрялась держаться в стороне от больших политических игр. Оставалась незаметной, невидимой для тех, от кого хотела скрыться. Я сознательно выбрала этот путь, избегая суеты и амбиций прежней жизни, чтобы не напороться на прошлое, от которого бежала. Мне нравилось то, чем я занималась. Я помогала людям с их проблемами, слышала благодарные слова от простых граждан, и в этом было что-то по-настоящему ценное, что я раньше упускала из виду.
Кирилл, к счастью, не стремился найти меня или узнать обо мне. Он просто вычеркнул меня из своей жизни раз и навсегда, и это меня вполне устраивало. Я знала, что его равнодушие, его холодное и расчётливое отношение – лучший из возможных исходов после той ужасной ночи. Одна мысль о нем все еще заставляла мое сердце сжиматься от страха и ненависти, и я делала всё возможное, чтобы не напоминать себе о его существовании.
Больше всего я боялась, что проведенная ночь оставит мне неприятный сюрприз. К счастью, и в этот раз удача мне улыбнулась, а результаты пройденных анализов дали отрицательные результаты.
С Ириной общение я поддерживала, однако скорее из благодарности, а не по зову сердца. Впрочем, она и не навязывалась в близкие подруги.
Но перед самым Новым годом Ирина неожиданно предложила встретиться. Я согласилась, думая, что это будет обычная, короткая встреча за чашкой кофе. Но когда мы сели за стол в маленьком кафе, она протянула мне пухлый конверт. Я с удивлением посмотрела на него, чувствуя, как что-то внутри меня сжалось.
