Мистер Дориан Грей (СИ) - Янис Каролина (читаем книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
— Мэл, если ты будешь молчать, я действительно ничего не пойму, — тяжело вздохнув, продолжил настаивать на разговоре я, — На твоём лице, как всегда, всё написано — тебе очень плохо. Но только вот прочитать нельзя. Совсем.
— Ты часто думаешь о смерти? — спросил он тихо, ни с того ни с сего.
Но я не растерялся:
— Я вообще не думаю о смерти. Потому что это естественный и необратимый процесс. В этом нет ничего удивительного… Конечно, в твои годы у меня был некий внутренний протест. Я засыпал и просыпался с мыслью, а что будет, если я усну и не проснусь? Или, что будет, если бы я не проснулся сегодня? Так было, но это всё пройдёт. Уверяю тебя.
— А что делать, если…
Его голос дрогнул на половине фразы. Он подскочил с места и резкими шагами отошёл от меня к панорамному окну. Его спина, опавшие плечи и опущенная светловолосая голова отражала всю его тёмную, не пойми, откуда пришедшую скорбь. Я молча поднялся, подошёл к нему и тихо спросил:
— «А что делать, если…», что?
— Если смерти слишком много, — он обернулся ко мне, тяжко дыша. Его взгляд был холодным, как металл. В потемневших голубых глазах бродили льдины.
— О чём ты? — осторожно спросил я.
— Сначала бабушка, — не дыша произнёс он, — А потом… Лорайс.
— Лорайс?.. Кто такая эта Лорайс?
— Моя лучшая подруга, — полушёпотом произнёс он и сделал на меня шаг вперёд, становясь ближе, — Самая лучшая. Даже больше, чем просто подруга. Лорайс Принстон была той, кто понимал меня больше всех на свете. И она умерла. Она ушла из этого мира! — с последним предложением он повысил тон на несколько октав, и я вздрогнул от того отчаяния, которое исказило его лицо, — Она ушла! И она оставила меня! Скажи, я виноват?! Скажи, я?! Конечно, я, я! Я!
Его истерические восклицания закончились крушением синтезатора, его стола и подранными лацканами моего пиджака, за которые он схватился, трясясь и тряся меня, крича о том, что он виноват, что всё из-за него, что он себя ненавидит. Я не пытался его успокаивать, относился к этому, как к должному. Это эмоции, только эмоции, и они скоро прекратятся. Я молчал, смотрел ему в глаза и сжимал его плечи, слушая его, и всматривался в суженые от гнева, боли и злости зрачки. Мне казалось, что видя то, как я реагирую на состояние, он уже больше ненавидит меня, чем себя. Но пусть лучше видит мою чёрствость и понимает, что мужчины созданы не для слёз, истерик и закусывания губ. А для того, чтобы холодно справляться с эмоциями, наедине с собой. Когда его порывистость в чувствах снизилась, он, дрожа, влажный от пота, вызванного напряжением, отпустил меня и упал ничком на кровать. Он не шевелился. Он был обесточен и обездвижен, а я присел рядом и смочив сухие губы, смотрел на него.
— Тебе принести воды? — спросил я.
— Мне ничего не нужно.
— Мэл…
— Ты понятия не имеешь, что мне пришлось пережить. Не знаешь, что я чувствую и переживаю сейчас, — тихо произнёс он в подушку, а затем бросил злой взгляд на меня, — Да тебе вообще всё равно! Тебе «не плевать» только на себя! Ты не знаешь, как ты был нужен здесь всё это время, но ты и не хочешь знать! Тебя нет несколько месяцев, твоих звонков то же, да тут все без тебя скучают, ты всем нужен, но только тебе не нужен никто! — он встал с постели и остановился прямо передо мной, — И не смей сейчас прикрываться своим чёртовым бизнесом! Папа владел тем же и он, надеюсь, что ты помнишь, всегда был рядом с нами, рядом со своей семьёй!
Я молча встал с постели, взял Мэла за плечи, встряхнув, и усадил его в кресло грубым движением. Он подпрыгнул от шока, и даже хотел было встать, но мой поставленный голос послужил мне порукой:
— Сидеть!
Он замер, пристально смотря мне в глаза. Я зажёг потолочный свет в его комнате, так как эти сумерки в захламлённой обители меня бесили. Сел на постели, напротив него.
— А теперь, послушай меня, братец, — с выдохом произнёс я, — Я не думал, что ты у меня такая истеричка… ну, да ладно. Да, может быть, я не знаю, как тебе больно там, внутри, какие глубокие чувства ты испытываешь, не знаю, как наступила смерть Лорайс и почему ты считаешь себя виноватым… Но я точно помню тебя младенцем. Помню, как хотел и не мог к тебе прикоснуться, потому что это вызывало у тебя невозможную боль. И я слышал её в твоём крике, видел на твоём детском искажённом личике, а потом ездил с бабушкой Аной и тётей Фиби в церковь, чтобы молиться за тебя. Это я помню, — кивнул я, сглотнув, — Я знаю, что нужен здесь, что должен чаще навещать свою семью, но я действительно был занят. Сегодня я сорвал свои личные планы и ничуть не жалею об этом. Это я говорю не потому, что хвалюсь, а для того, чтобы ты помнил, чтобы ты знал, что вы — у меня на первом месте. Я заставляю страдать мать с отцом, да? А это твоё поведение, думаешь, их радует? Думаешь, им в кайф видеть, как их сын превращается в овощ, сидя здесь то перед маком, то перед синтезатором, забросил учёбу и бичует себя, но ничего не делает? Знаешь, Мэл, когда я ничего не делаю, я считаю, что я ни на что не способен. Я вбил себе в голову, что если у меня нет дела, я деградирую и настолько опустился и морально, и физически, что на меня можно только плевать. В этом всё моё самолюбие, да, — кивнул я, смотря ему в глаза, — А твоё самолюбие в том, что ты сидишь и жалеешь себя, при этом валя на себя вину, съедая собственное время. Тебе почти двадцать, двадцать лет, Мэл. Схватись за голову. Виноват не мир, не окружающие, а ты сам. Только не в том, что умерла Лорайс, ведь ты её не убил, потому что на это, к счастью, не способен. А в том, что ты не можешь взять себя в руки. Не можешь стать мужчиной и отыскать более оптимальное решение, нежели сидеть в этой комнате и грызть себя, плюясь ядом на других, — я встал с постели и похлопал его по плечу, — Я всё сказал, Мэл. Если хочешь рассказать о том, что случилось, я весь во внимании. Если считаешь, что я не прав, я уйду.
— Нет, ты прав, — сказал тихо Мэл, заставив меня поразиться столь явному эффекту. — Сядь, пожалуйста.
— Пожалуйста, — я сделал попытку улыбнуться и вернулся на своё прежнее место. Мэл выдержал недолгую паузу и произнёс:
— Она позвала меня на вечеринку к Хоустелу. Доди Хоустел был моим другом. Год назад…он увлёкся наркотиками и мы перестали всячески контактировать. Лори… Лорайс была его сводной сестрой, — он сморщился, сглотнув, — Отношения у них были отнюдь не родственные. Они спали вместе, создали против своих родителей настоящую группу протеста. Она рассказывала мне всё. Она доверяла мне, как никогда и никто. И никогда не отвергала меня. На той вечеринке… я и Хоустел… мы подрались. Она хотела нас помирить, но вышло хуже некуда… Я думал, что убью его. Потом, задыхаясь от его цепких пальцев на шее, думал, что он убьёт меня. Тогда Лорайс, чтобы стащить его с меня, стала вкалывать в себя всякую дрянь на его глазах, чужими, грязными шприцами, — Мэл сжался на стуле, жмуря глаза и тресясь в судорогах, — Он отпустил меня, стал бить её, орать, хотел её… я вскочил и ударил его тем, что было под рукой — двухлитровой бутылкой с остатками виски, по голове. Как назло, на заднем дворе мы были одни. Он валялся с окровавленной головой, а у Лори… у Лорайс вытекала пена изо рта. Она умерла. Она умерла у меня на руках, Дориан! У меня на руках! — он взвыл, проскулил, как раненный волк и сложился на стуле втрое. Его дыхание было неровным, быстрым, а по щекам текли белые, полные соли слёзы. Он рычал сквозь зубы, вздрагивая, и я впервые почувствовал ужас и страх смерти, учуял запах боли, границы которой нельзя обозначить.
— Армэль, — не зная, что сказать, осипшим голосом произнёс я.
— На похоронах… Доди сказал, что если попадусь ему на глаза, он прикончит меня, — вдруг поднявшись и посмотрев в мои глаза, произнёс он, — Я не могу больше прятаться. Не могу выносить этого. Будет так! — Армэль выбил дверь плечом, несясь сломя голову вниз. Стиснув челюсти, я помчался за ним следом.
