Тайна лотоса (СИ) - Горышина Ольга (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
— Я не позволю тебе отчитывать меня, как неразумного мальчишку! — фараон обернулся к брату, и глаза его горели гневом, точно у кошки. — Ты забываешь, что нынче тебе вручены лишь поводья моей колесницы, а не меня самого.
— Я отступлюсь от тебя, когда ты научишься держать себя в узде. Лошади у гробницы отца, кнут в храме Пта и на руках сына. Теперь пущенный в меня камень. Мой Божественный брат испытывает терпение Маат!
Фараон, тяжёло волоча мокрые ноги, вернулся к креслу, и кедр протяжно застонал под обрушившимся на него телом.
— Сама Маат устами своего жреца послала меня к вам, и сам Пта, устами своего жреца открыл мне правду о Нен-Нуфер. Для чего, скажи мне? Не для того ли, чтобы подарить успокоение, которое я жажду и которое могу найти лишь в её объятьях? Успокоение, которое необходимо мне, чтобы поддерживать установленный Богами порядок.
В повисшей тишине звонко заквакали лягушки.
— Не то успокоение ты ищешь, Райя. Ты успокоишься, когда Нен-Нуфер достойно воспитает тебе сына, а не когда вырвет из твоей груди стон наслаждения. Она слишком умна даже для жрицы Хатор, и тебе следует ценить её ум много больше, чем тело, ибо от заботы о духе, а не от томления тела рождается её любовь. Ты ведь знаешь, что я отдаю предпочтение дочерям Кемета, и ты — тоже, вспомни мать своего сына, но я полюбил Нен-Нуфер и пекусь о ней не меньше, чем о жене и собственной матери. Что ждёт Нен-Нуфер во дворце, кроме слёз, когда ты забудешь дорогу в её покои? А ты забудешь очень скоро, мы оба прекрасно знаем это.
По губам фараон скользнула улыбка.
— Я сегодня не смог отыскать комнату Хемет. Зашёл к царице Ти. Ты помнишь её? — Сети кивнул. — А я не в силах вспомнить её лицо. Знаешь ли, что с ней произошло?
— Оспа оставила на лице глубокие рытвины.
— Оспа? Не припомню что-то, чтобы во дворце кто-то болел.
— А никто и не болел, кроме неё, оттого она и считает свою болезнь наказанием Великой Хатор за прелюбодеяние и убийство ребёнка.
Фараон даже скрипнул стулом.
— Не может быть!
— Да, да… Отец тогда запретил её трогать, но Боги не оставили злодеяние безнаказанным. Она живёт затворницей, и по правде я думал, что уже разучилась говорить на нашем языке.
— Она говорит настолько чисто, будто рождена в Кемете.
— Чему удивляешься! Ти прислали отцу, когда девочке не было и десяти.
— Теперь понятно, чего так всполошились Хемет, узнав, что я отдал сына жрице Хатор. Вспомнила о своём прелюбодеянии и решила, что пришло время расплаты, — фараон усмехнулся в голос. — За обедом я её успокою, — он вновь улыбнулся. — Скажешь теперь, что Пта и Маат открыли мне правду, чтобы несчастная Хемет не мучилась?
— Они открыли тебе правду про Ти, чтобы ты вспомнил, что Хатор не прощает тех, кто берёт чужое.
Сети поднялся так стремительно, что кресло откатилось назад. Фараон тоже вскочил и за плечо развернул брата к себе лицом.
— Ти была царицей, а Хемет он так и не взял к себе на ложе.
Сети скинул руку фараона и сказал вкрадчиво:
— Я говорю про Нен-Нуфер. Не гневи Богиню. Я в силах защищать тебя перед людьми, но не перед Осирисом. И Пта может открыть своим жрецам правду о тебе, слышишь меня?
Сети не стоило кричать. Эти слова фараон расслышал бы и шёпотом. Пта уже открыл им правду, о которой бедный Сети даже не догадывается.
— Ступай домой, — приказал фараон потухшим голосом. — И не тревожься о Нен-Нуфер. Я не смущу её покой. Только дай мне побыть немного с Райей и успокоить его мать, а потом я пришлю мальчика к тебе, а сам забуду дорогу к твоему дому.
Он говорил и не верил себе. Он понимал, что теперь с ещё большей тоской станет глядеть с террасы в сад и в ласках других женщин ему будут чудиться губы Нен-Нуфер, и не сможет он спокойно глядеть на цветок лотоса, запутавшийся в чёрных волосах.
Фараон вернулся на террасу и, уткнувшись носом между лопаток сына, ещё долго лежал без сна — в шелесте ночного ветра ему мерещился шелест песка. Сети ушёл, а Нен-Нуфер никогда не придёт к нему по своей воле, и Асенат побоится ныне преступать запреты отца.
С рассвета до полудня Райя неотлучно находился при отце. Только во время судилища Хентика велел мальчику отойти от трона, дабы не смущать просителей. Обед подали у пруда, как и было оговорено, и Хемет не заставила себя ждать — фараону показалось, что никогда прежде не видел он её настолько красивой. Должно быть, и она поднялась с рассветом, чтобы прислужницы успели убрать с лица все следы страданий, которые претерпела их госпожа в разлуке с сыном. Столько украшений она не надевала даже для погребальной церемонии фараона Менеса. Хемет склонилась в глубоком поклоне и осталась стоять в отдалении от стола.
Райя хотел броситься к матери, но едва поднявшись, опустился обратно в кресло, будто неприкрытая радость могла огорчить отца, приподнявшего для него занавес во взрослый мир, о котором он не мог помыслить ещё месяц назад. Но рука фараона легла на его голую спину и легонько подтолкнула к матери. Царевич медленно подошёл к ней и лишь на краткий миг припал к укрытой ярким воротником груди. Хемет сама оттолкнула сына, направив обратно к столу, и пошла следом к третьему креслу.
— Я не ожидала, что мы будем одни, — Хемет вновь склонила голову, и вплетённые в парик бусины со звоном коснулись пустого фиала. — Я надеялась увидеть жрицу Хатор.
Тёмные блестящие глаза прожигали огнём, но на лице фараона не дрогнул ни один мускул. Райя покосился на отца, не уверенный, что имеет право ответить за него.
— Я забрал Райю к жрецу Маат, чтобы у жрицы Хатор было время научить Асенат тому, что не должно знать мужчине, — отчеканил фараон, и его слова подытожил нестройный перезвон бусин парика Хемет.
Фараон хлопнул в ладоши, и прислужницы тут же подступили к столу, чтобы наполнить фиалы гранатовым вином. Хемет подняла свой и пожелала фараону благоденствия и бессмертия. Фараон ел молча, стараясь не слушать сына, рассказывающего матери о днях, проведённых вдали от неё. Не слушал, потому что Райя и фразы не мог сказать, чтобы не вставить имя наставницы. Фараон сидел с опущенными ресницами: тени опахал на столе под музыку сыновьих слов оживали, обретая желанные черты. Не в силах больше терпеть эту муку, фараон поднялся и, дав сыну разрешение остаться до утра с матерью, удалился в свои покои, велев не тревожить его, сославшись на плохое самочувствие.
Он и вправду почувствовал головную боль. Сидя в кресле против застеленной постели, он сжимал виски с такой силой, что на ресницах проступали слёзы, и теперь уже из слёз продолжали рождаться мучительные образы, разжигавшие не только разум, но и тело. На закате фараон не выдержал и спустился в сад, вновь велев страже оставаться на месте. Он домчался до стены умело пущенной стрелой и припал грудью к хранившему дневное тепло камню, чтобы восстановить дыхание. Он не пойдёт в дом. Если Бастет угодно, она приведёт Нен-Нуфер к пруду, и ей было угодно.
Вновь в простом платье, босая, Нен-Нуфер стояла у самой воды, глядя на распускающиеся белые лотосы, и была для него во много раз желаннее Хемет, разукрашенной горящими самоцветами и золотыми нитями. Песок шуршанием выдал его приближение, хотя он, поддавшись порыву, как тогда у Пирамид, примчался босым, в короткой юбке, даже без платка. Нен-Нуфер глядела на него, словно на видение, и не дёрнулась, когда он бросился к ней, раскинув руки, но пальцы фараона поймали лишь воздух. В самый последний момент Нен-Нуфер увернулась, проскользнув под рукой, и, замочив ноги, он, чтобы унять обиду, вырвал лотос и обернулся уже с улыбкой. Дрожащей рукой Нен-Нуфер потянулась к цветку, но тот оказался в волосах мгновением раньше, и теперь она не смогла уже ускользнуть от проворных рук фараона. Его ладони сжали горящие щёки, и он вырвал поцелуй, о котором грезил бессонными ночами. Теперь он не отпустит её губы, только сильнее прижмёт тонкое тело, скрещивая за спиной руки в объятьях вечности. Вместо кнута и крюка, он готов до скончания времён сжимать эти дрожащие плечи, если только она дарует ему власть над своим телом.
