Душа птицы (СИ) - Немировский Петр (читать полностью бесплатно хорошие книги txt, fb2) 📗
— Какая обстановка у вас в «скорой»? Много больных? — спросила она, надевая трусики, а затем и шерстяные штаны, незадолго перед этим снятые с неё не без моей помощи.
— Да, с каждым днём больных всё больше и больше.
— Ты там ходишь в маске? — слегка согнув ноги в коленях и присев, она подтянула в поясе надетые штаны.
Этот жест — подтягивание спортивных штанов в поясе с лёгким приседанием — заставил меня на миг замереть. Это её движение мне напомнило маму. Мама точно так же, как и Эми сейчас, подтягивала спортивные штаны, и меня почему-то всегда умиляло это её движение.
— Да, стараюсь ходить в маске. Но маску у нас трудно раздобыть. Маски дают только врачам и медсёстрам. И то — по одной штуке на смену. Все остальные работники защищают себя по мере собственных сил и возможностей: одни обматывают себе лицо платками или шарфами, другие надевают очки или маски для плавания, кто-то пришёл в мотоциклетном шлеме, — ответил я, вставая и беря со стула свои джинсы.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Наше отделение теперь напоминает шапито. Сегодня из хозяйственного магазина привезли подарок — магазин пожертвовал пятьдесят специальных защитных щитков для лица, которыми пользуются плотники. Я помогал занести эти щитки к нам в здание.
— Кто бы мог поверить, что мы окажемся в такой ситуации, хуже, чем в какой-то банановой республике, — Эми надела через голову джемпер и стала причёсываться.
А я тем временем прошёл по комнате, старый паркет под тяжестью моего тела скрипел так, будто бы по нему идёт слон.
Квартира, в которой жила Эми, состояла из одной комнаты, совмещённой с кухней. Потолок, когда-то белый, теперь — серый, весь был в мелких трещинах, как в трещинах были и стены. В целом здесь было чисто, правда, порядок был неидеальным.
— О чём ты задумалась? — спросил я, видя, как Эми неподвижно уставилась взглядом в какую-то точку на стене.
— Да так… Жалко, что я ничего не могу сейчас делать, как медсестра. А ведь я имею образование медсестры и опыт работы, хоть и недолгий, и могла бы сейчас быть полезной. Увы, не могу! Кстати, пишут, что чернокожие переносят ковид тяжелее, чем белые, и среди чёрных выше смертность.
— Не уверен. К нам в «скорую» привозят ковидных пациентов в тяжёлом состоянии всех подряд, независимо от расы.
— Ты просто не обращаешь внимания на то, что чёрных больше, — сказала она безапелляционным тоном. — Ладно, пора ехать. Ромео, иди ко мне, моя детка.
Всё это время кот лежал на мягкой подстилке под столом. Эми взяла кота на руки, прижав к груди.
— Мой бедненький малыш, иди к своей мамочке. Мы поедем к врачу, и он тебя вылечит. Моя лапушка, — она поцеловала кота в морду.
Эта сцена вызвала у меня нехорошую реакцию. Мне стало неприятно от мысли, что я буду целовать её после того, как она целовала кота. Я никогда не любил котов: мне никогда не нравился их запах, а ещё в глубине души я даже их почему-то побаивался.
Мне также было досадно, что Эми живёт в такой убогой обстановке.
Тем временем она пододвинула ногой пластмассовую клетку и впустила туда измученного кота. Сняла с вешалки куртку с капюшоном:
— Я готова. Что случилось, Бен?
А я стоял у старого невысокого шкафчика, смотрел на фотографии в рамочках. На фото Эми была в разных местах и с разными людьми. Мне понравился снимок, где она в провокационном бикини на пляже в обнимку с молодой женщиной, быть может, своей подругой. Мне также понравился снимок, где она обнимает немолодую женщину в кресле, наверное, свою маму. Но мне совершенно не понравился снимок, где она — в профиль — целуется с молодым чернокожим мужчиной в белой футболке и белой бейсбольной кепке на голове, сдвинутой козырьком назад.
— Скажи мне, а почему я должен целый день оставаться голодным и работать без ланча ради твоего кота? Между прочим, ты даже не предложила мне поесть, — сказал я, чувствуя, что кровь приливает к моим вискам. Она встречается со мной, но хранит его фотографию! — Это твой уголовник? — спросил я, указывая на фото.
— Почему ты такой ревнивый, Бен? Да, это Джейсон, мой бойфренд. Я тебе рассказывала о нём. Его тюремный срок заканчивается через год, но, надеюсь, его выпустят раньше.
— Лучше бы этот зэк там оставался как можно дольше.
— Не говори таких глупостей. Ты даже не знаешь, какой он человек, — её глаза засверкали каким-то злым бесовским блеском. Она отбросила прядь с лица. — Так мы едем к ветеринару или нет?
— Не уверен. Во-первых, я голодный и хочу есть. А во-вторых, я хочу, чтобы ты избавилась от этой фотографии.
— Ах так? — она подошла, взяла в руки эту фотографию и несколько раз демонстративно её поцеловала. — Мой сладенький Джейсон. Ты же знаешь, как я и моя горячая пусси соскучились по тебе, — затем она поставила фото обратно и стала передо мной, положив руки на поясницу. — А так тебе нравится?
Я засопел.
— Если ещё хоть одно слово вылетит из твоего рта…
В этот момент в квартире всё задрожало: на улице машина стала вгонять в землю гигантскую сваю. После каждого удара весь этот старый четырёхэтажный дом содрогался от крыши до основания так, что казалось, ещё один удар будет для него последним. Этот мощный грохот с улицы сопровождался мелким позвякиванием посуды на её кухонном столе, на полу подпрыгивали её туфли, сапоги, роликовые коньки и консервные банки с питанием для кота.
Повернувшись, я со всего размаху смёл со шкафчика стоявшие на нём фотографии в рамочках так, что они со звоном разлетелись по полу.
— К чёрту! — и направился к наружной двери, сорвав с вешалки свою куртку. Вышел, хлопнув дверью. Сбежал по ступенькам вниз и зашагал к припаркованной неподалёку от подъезда своей машине.
— Больше никогда не звони мне! — услышал я сверху голос Эми из окна.
Но я, не оглядываясь, шёл вперёд.
Удар
— Бен, это я.
— Слышу, что ты. Что случилось? — спросил я отца, услышав в своём мобильнике его низковатый, приглушённый, но всё ещё крепкий, без стариковской хрипоты, голос.
— Тут такое дело… — он замялся, будто бы не зная, как объяснить ситуацию.
Это было для меня странным — мой всезнающий отец колеблется и не знает, как лучше изъясниться. Сколько его помню, он всегда высказывался быстро, порой даже слишком быстро. Из-за этой манеры скорых суждений он нередко говорил что попало, и — что хуже всего — мог вольно или невольно кого-то оскорбить.
Во времена моего детства в разговоре со мной он вообще был обычно груб, редко слушал, что я говорю. Порой, помню, я ему рассказывал что-то для меня важное. Он вроде бы слушал, кивая, а потом ни с того ни с сего перебивал, спрашивая о чём-то совершенно другом, не имевшем никакого отношения к моей «исповеди», и мне становилось ясно, что он меня не слушал вообще. Впрочем, он редко давал мне высказаться, как правило, говорил он — в манере раздачи распоряжений и инструкций, которые нельзя было обсуждать, так как я всё равно всегда был для него «тупицей» и «балбесом».
И вот в последнее время, с тех пор как я с ним снова сблизился после его операций на сердце, я стал замечать за ним некую странность. С него слетел налёт всезнайства, заметно изменилась его манера тут же, не задумываясь, отдавать распоряжения. Я стал замечать, что перед тем, как что-то сказать, он порой колеблется, раздумывает, будто бы пытается подобрать нужные слова, чтобы выразить свою мысль. Такое с ним случалось пока нечасто, однако случалось, и этого невозможно было не замечать.
— Тут ситуация с Эми, — сказал он. — Она сегодня не такая, как обычно. Она вся распухшая и дрожит. Как будто больная. Может, это у неё fucking вирус?
— Где она сейчас?
— Здесь, у меня. Я дал ей две таблетки тайленола, как она попросила. Я думаю, нужно вызвать «скорую». Но она не хочет ехать в госпиталь.
— Ничего не делай. Жди меня, я сейчас приеду.
Вскоре я уже мчался по шоссе вдоль Гудзона. Превышая дозволенную скорость, нёсся под семьдесят миль в час, обгоняя машины.
