Тайный мир шопоголика - Кинселла Софи (читать книги без .TXT) 📗

4

Родителей я застаю в разгаре спора. Папа, стоя на средней ступеньке стремянки, возится с водосточным желобом, а мама сидит за кованым садовым столиком и перелистывает каталог «Ретро». Когда я вхожу во двор, ни один из них даже не поворачивает головы.

– Я только имела в виду, что они должны подавать хороший пример! – говорит мама.

– И по-твоему, подвергать свою жизнь опасности – это хороший пример? Ты считаешь, что это решение проблемы?

– «Опасности»! – саркастически восклицает мама. – Грэхем, не смеши. Вот, значит, какого ты мнения о британском сообществе?

– Привет, мама, привет, папа, – говорю я.

– Бекки со мной согласна. Правда, дочка? – Мама тычет пальцем в каталог: – Прелестный кардиганчик. Посмотри, какая вышивка!

– Конечно, она не согласна! – возражает папа. – Глупее этого я ничего не слышал.

– Это не глупость! – возмущается мама. – Бекки, ты ведь согласна, что члены королевской семьи тоже должны пользоваться общественным транспортом?

– Ну… – очень осторожно начинаю я, – вообще-то не…

– Ты считаешь, что королева должна ездить на официальные встречи на 93-м автобусе? – насмешливо спрашивает папа.

– А почему бы и нет? Может, тогда бы и 93-й стал ходить чаще! – парирует мама.

– Ну, как дела? – спрашиваю я, усаживаясь рядом с мамой.

– Ты понимаешь, что страна на грани транспортного кризиса! – восклицает она, будто и не слышала моего вопроса. – Если люди не начнут пользоваться общественным транспортом, на дорогах скоро невозможно будет проехать из-за пробок.

Папа качает головой.

– И по-твоему, если заставить королеву ездить на 93-м автобусе, все проблемы решатся? Плевать на безопасность, плевать, что с такой скоростью она не будет никуда успевать…

– Я не имела в виду саму королеву, – идет на попятный мама. Следует пауза. – Но остальные ее родственники. Принцесса Кентская, например. Она могла бы изредка ездить на метро, разве не так? Этим богачам надо знать, что такое жизнь в реальном мире среди людей.

В последний раз моя мама ездила на метро году этак в 1983.

– Кофе сварить? – бодро предлагаю я.

– Если хочешь знать мое мнение, вся эта проблема с перегруженностью дорог высосана из пальца, – говорит папа. Он спрыгивает со стремянки и стряхивает грязь с рук. – Все это пропаганда.

– Пропаганда? – возмущенно вскрикивает мама.

– Так, – быстро встреваю я. – Пошла ставить чайник.

Я иду в дом, ставлю чайник и сажусь в кухне, на солнышке. Я уже забыла, о чем спорили мама с папой. В чем бы ни была причина разногласий, они будут ее перетирать еще раз сто и в конце концов сойдутся на том, что во всем виноват Тони Блэр. Ладно, у меня есть дела и поважнее – сейчас вот подумаю, сколько же дать Филипу, моему боссу, когда выиграю в лотерею. Ничего ему не дать нельзя, но ведь и наличными как-то неудобно… Наверное, лучше подарить что-нибудь. Хорошие запонки, например. Или такой плетеный сундучок для пикника с тарелками и прочими штуками. (Понятное дело, зануда Клэр Эдвардс от меня вообще ничего не получит.)

Сижу одна в залитой солнцем кухне, и мне кажется, что внутри меня спрятан маленький светящийся секрет. Я выиграю в лотерею. Сегодня вечером изменится моя жизнь. Жду не дождусь. Десять миллионов фунтов. Подумать только, уже завтра я смогу себе купить все, что угодно. Что угодно!

Газета, которая лежит передо мной, открыта на странице продажи недвижимости, и я небрежно беру ее – глянуть, что там продается из дорогих особняков. Хм, где бы мне поселиться? В Челси? Ноттинг-Хилл? Мэйфер? «Белгравия, – читаю я. – Великолепный особняк с семью спальнями, флигелем для прислуги и роскошным садом». Да, неплохо. Особняк в Белгравии мне подходит. Довольная, я опускаю взгляд к строке с ценой и застываю от удивления и возмущения. Шесть с половиной миллионов фунтов! Ну и цены! Шесть с половиной миллионов!

Пошутили, что ли? У меня нет шести с половиной миллионов. У меня осталось всего миллиона четыре… или пять? Какая разница, все равно не хватает. Смотрю в газету с чувством обманутого вкладчика. Если человек выиграл в лотерею, у него должно хватить средств на все, что душе угодно, а я уже чувствую себя бедной и убогой.

Гневно отшвыриваю газету и берусь за рекламный буклет; на фотографии – шикарные белые пододеяльники по сто фунтов. Вот это по-нашему. Как выиграю в лотерею, буду пользоваться только крахмальными белыми пододеяльниками. Куплю себе белую кровать искусного чугунного литья, крашеные деревянные ставни и пушистый белый халат…

– Ну, что новенького в мире финансов? – прерывает мои мысли мамин голос, и я поднимаю глаза. Она врывается в кухню, все еще держа в руках свой каталог. – Ты кофе сварила? Поживее, дочка!

– Как раз собиралась, – отвечаю я, делая вид, что встаю со стула. Но, как я и думала, мама опережает меня. Она достает новую керамическую банку, зачерпывает ложку кофе и засыпает его в новый кофейник с позолотой.

Мама – страшная транжира, все время покупает новые вещи для кухни, а старые отдает в фонд помощи бедным. Новые чайники, тостеры… В этом году у нас уже было три новых ведра для мусора – темно-зеленое, потом хромированное, а теперь вот из желтого прозрачного пластика. Подумать только, какая напрасная трата денег.

– Милая юбочка! – восклицает мама, оглядывая меня так, словно впервые видит. – Откуда?

– «Донна Каран», – бормочу я в ответ.

– Славненькая. Дорогая?

– Нет, не очень, – отвечаю я без запинки. – Фунтов пятьдесят, кажется.

Это не совсем верно. На самом деле юбка стоила скорее сто пятьдесят, но маме об этом знать ни к чему – ее тут же инфаркт хватит. Точнее, не так. Сначала она скажет об этом папе, потом их обоих хватит инфаркт, и я останусь сиротой.

Поэтому я мыслю одновременно в двух измерениях – в измерении реальных цен и в измерении цен для мамы. Это совсем не трудно – как будто приходишь в магазин, где на все скидка 20 процентов, и ты в уме уменьшаешь все указанные цены на эти самые двадцать процентов. Немного практики, и все идет как по маслу.

Только я практикуюсь в системе скользящих ставок, как при подсчете подоходного налога. Мои скидки начинаются с 20 процентов (если вещь стоит 20 фунтов, я говорю, что всего 16) и поднимаются до… ну, до 90 процентов при необходимости. Однажды про сапоги за 200 фунтов я сказала маме, что купила их на распродаже за 20… Мама поверила.

– Квартиру ищешь? – спрашивает она, заглядывая через мое плечо на страницу недвижимости.

– Нет, – угрюмо отвечаю я, перелистывая брошюру. Мои родители вечно меня достают с покупкой квартиры. Они вообще знают, сколько стоят квартиры? Я, конечно, не имею в виду квартиру в Кройдоне.

– А вот Том купил симпатичный домик в Рейгейте [6], – говорит она, кивая в сторону соседского дома. – Ездит на работу на электричке. – Это произносится с такой гордостью, как будто Том получил Нобелевскую премию.

– А я вот не могу себе позволить ни квартирку, ни домик.

«По крайней мере пока. До восьми вечера. Хи-хи-хи».

– Проблемы с деньгами? – спрашивает папа, входя на кухню. – Знаешь, в таком вопросе может быть два решения проблемы.

Только не это! Опять он за свое. Папа сел на своего любимого конька – афоризмы.

– Э или ЗБ, – говорит он, хитро прищурившись.

Потом выдерживает паузу для пущего эффекта, а я переворачиваю страницу буклета, притворяясь, будто не слышу его.

– Экономь, – расшифровывает папа, – или Зарабатывай Больше. Или то, или другое. Ну так как, Бекки, какой вариант выбираешь?

– Оба, пожалуй, – весело отвечаю я и листаю дальше. Если честно, мне даже немного жаль папочку. Новость о том, что дочь вдруг стала миллионершей, повергнет его в шок.

После обеда мы с мамой отправляемся на ярмарку ремесел в соседнюю начальную школу. Я просто пошла с мамой за компанию, абсолютно не собираясь ничего покупать. Но буквально у самого входа вдруг натыкаюсь на целый ворох потрясающих открыток ручной работы всего по полтора фунта за штуку! И покупаю десять. Открытки ведь всегда нужны, правда? И еще вижу совершенно необыкновенное керамическое кашпо голубого цвета со слониками по каемке – я всегда говорила, что нам в квартире нужно завести больше цветов. Кашпо я тоже покупаю. Всего пятнадцать фунтов. На этих ремесленных ярмарках столько всего можно купить, и почти задаром. Идешь туда и думаешь, что ничего стоящего в таком месте не может быть, но непременно углядишь какую-нибудь очаровательную вещицу.