Антистерва - Берсенева Анна (книги полностью TXT) 📗
Иван вгляделся в ее лицо и засмеялся.
– Да где угодно! – сказал он. – Где ты есть, там оно и понятно.
– Да ну тебя, Ваня! – махнула рукой она. – При чем здесь я?
– Еще как при чем! Ну а теперь ты мне что-нибудь про себя расскажи, – потребовал он. – Слушаю вас внимательно, Елена Васильевна. А то у меня слов мало.
– Достаточно у тебя слов, – улыбнулась Лола. – Да что мне про себя рассказывать, Ванечка? Я два года жила отвратительно и гадко, не по себе, а только по обстоятельствам. И говорить мне про это не хочется.
– Ну и не говори, – торопливо произнес он. – Лена, милая, я же совсем не про то…
– Но это было, и надо это как-то… изжить. Я думала, невозможно, – тихо проговорила она. – А ты приехал, и оказалось, зря думала.
– Ну и не думай больше ни про что.
Иван прижал Лолу к себе и подышал на ее висок, как дышат, отогревая, на замерзшее стекло.
– Совсем ни про что? – засмеялась она.
– Ладно, про что-нибудь красивое можешь думать, – великодушно разрешил он; ее смех сразу заплясал в его глазах. – Каких ты, например, кукол сделаешь. Ты, кстати, где этому научилась?
– Да нигде, – пожала плечами Лола. – Я, конечно, собиралась в художественный институт поступать. В Душанбе такого не было, и папа хотел, чтобы в Москве, и я хотела… Но к тому времени, когда школу закончила, уже понятно было – какая учеба! На Москву денег не было – родители откладывали, конечно, но деньги же обесценились. Мама хотела все продать и уехать, но ей быстро объяснили, что и вещи, и тем более квартиры теперь не покупаются, а отбираются, и пусть она сидит тихо, если не хочет, чтобы ее со мной вместе из квартиры этой выбросили в виде трупов. В Душанбе в институт поступить с русской фамилией стало невозможно, да я и не хотела. Ну, и пошла в Оперный театр работать. Бутафором. Театр, правда, в основном в виде здания существовал, и никакие бутафоры были не нужны, но меня из уважения к маме взяли – она там много лет работала. Это все правда неинтересно, Ваня, – помолчав, сказала она. – И рассказывать мне про это не легче, чем про все, что в последние два года со мной было.
– Лена, прости, – тихо сказал Иван. – Совсем я… Как глухарь на току – и голову, и слух потерял. Не надо ничего рассказывать. Иди ко мне.
Они стояли под просторной яблоней и то целовались, чувствуя пороховые вспышки нежности у себя на губах, то просто прикасались друг к другу – к лицу, плечам, ладоням… Лола чувствовала в темноте каждую линию на его ладонях.
– Ой, а я как раз на эту яблоню вчера смотрела! – воскликнула она. Для того только воскликнула, чтобы не задохнуться от этого счастья – чувствовать линии на его ладонях и видеть, как блестят его глаза, когда он смотрит на нее. – Видишь, яблоки наливные? Если в них смотреть, то все насквозь видно. И все сквозь них совсем по-другому… Я, знаешь, подумала, что можно стеклянных кукол сделать. Прозрачных, вот как эти яблоки. Я таких еще никогда не делала, и вдруг в голову пришло. Сквозь них тоже все будет по-другому. Это будет красиво, – улыбнулась она. И тут же заметила: – Ты что на меня так смотришь? Ваня, ты меня смущаешь! Смотришь, как… Как будто я не знаю на что похожа.
– Зато я знаю, на что. Так и смотрю, – сказал он. – На космос ты похожа. Абсолютная ценность.
