За любовь, которой больше нет (СИ) - Раевская Полина "Lina Swon" (читать книги без регистрации TXT) 📗
Отвернулась, смахнула слезы, запивая их остывшим чаем, не зная, о чем еще говорить, чтобы не нарушить душевного равновесия ни его, ни свое. Хотя вопросы о журналистке разрывали душу, но она не имела права спрашивать, да и не хотела, слишком больно это.
Мучительное молчание затягивалось, нарушаемое лишь тяжелым дыханием и звоном чашек. Когда чай был выпит, они облегченно вздохнули и одновременно поднялись из-за стола. Аня отправилась мыть посуду, а Маркус пошел посмотреть на дочь.
Вода лилась, обжигая руки, также как и слезы жгли глаза. Чего она ждала от этой встречи? Не ясно, но она не думала, что будет так тяжело. Вымыв посуду, она еще некоторое время не решалась выйти с кухни, но после взяла себя в руки, и нашла Маркуса в комнате дочери.
Аня нервно сглотнула, ее трясло нервной дрожью от его близости. Отчаянно хотелось прикоснуться к нему, всего одно прикосновение... Такой чужой и далекий он был сейчас, на лице маска холодного официоза. Сердце сжималось, оно тосковало по этому мужчине, слезами обливалась душа, не в силах что-либо изменить. Как же горько! Маркус что-то нежно шептал спящей Диане, а Аня медленно умирала, наблюдая за ними. Скоро он будет также возится с другим малышом. Эта мысль разрывала на куски, вопить хотелось, пока голос не сорвется, но она молчала. Сдерживала слезы из последних сил, закусив дрожащие губы. Когда же он обернулся и посмотрел на нее в упор, не выдержала и хриплым от волнения голосом спросила:
- Ты... ты ждешь мальчика или девочку?
Маркус побледнел и непонимающе воскликнул:
- Что?! О чем ты?
Слезы зажгли глаза нестерпимо, Аня резко тряхнула головой, смаргивая их, но ничего не получилось, боль разносилась по венам, отравляя все ее существо и она с надрывом прошептала:
- Зачем ты вообще приехал?!
Вышла из комнаты, но он вышел следом, схватил ее за руку, она попыталась вырваться, но безуспешно.
Слезы катились по щекам, Маркус тяжело задышал, коснулся ее лица пальцами, вытирая мокрые дорожки, его голос дрожал, пропитанный горечью:
- Я не знаю, Эни. Честно, не знаю... Прости, это все... мне не стоило!
- Не стоило... - согласилась она, понимая, что самоконтроль летит окончательно к чертям. Его запах сводил с ума, запястье жгло раскаленным железом его прикосновение, а близость туманила, подавляла остатки разума. Хотелось его отчаянно, до агонизирующих хрипов, до дрожи в каждой клеточке. Слишком нужен, невыносимо необходим сейчас, всегда, каждую секунду... Она тонула в черном омуте его голодных глаз, падала в бездну...
Неизвестно кто из них сделал первый шаг, но в следующее мгновение Маркус рванулся к ней, преодолевая разделяющее их расстояние, обхватывая руками, врезаясь своим телом в ее, впечатывая в стену, накрывая ее губы своим горячим ртом. И это было так... правильно, потому что, как глоток воздуха, необходимо. Она зарылась в его волосы на затылке, разве что не крича от счастья, чувствуя мягкий шелк его волос между пальцами. Сжала их сильно, до боли, до дрожи в его теле, с тоской и отчаянной злостью, утверждая свои бесспорные права на это движение, на этого мужчину.
Аня чуть отстранилась, проводя языком по его губам, уже ничего не соображая, впитывая в себя вкус мятного чая и шоколада. Скользящее, встречное движение, и они стонут, растворяясь друг в друге. Маркус еще сильнее прижался к ней, лаская руками ее тело, раздвигая языком ее губы, проникая внутрь. Аня задыхается, внизу живота все сладко обрывается, становится горячо, мокро, одежда мешает. Маркус надавливает на шею, воздух перестает поступать, она открывает рот шире, а он еще яростнее врезается языком глубже, вылизывая ее рот изнутри, прикусывая ее нежные губы, заставляя глухо стонать, извиваться в его руках, сгорать в этом безумном огне. Она впитывает его вкус, запах и молит его...
"Еще, глубже, сильнее. Да, вот так, пожалуйста, не останавливайся, я хочу тебя, до слез хочу!"
Дыхание рваное, языки сталкиваются, бьются, скользят, губы пьют, не в силах оторваться, пока не осушат до дна, пока не высосут душу друг из друга.
Аня погрузила зубы в мягкую плоть, Маркус вздрогнул, во рту был металлический привкус его крови, добавляющий остроты, доводящие ее до помешательства.
Его руки скользят по ее талии, забираются под футболку, задирают ее вверх. Аня тоже лихорадочно комкает ткань на его теле, ей нужно было ощутить его, прикоснуться к горячей коже. Она чуть не взвыла, почувствовав гладкое тело, дрожащее под ее пальцами. Как только она коснулась его, Маркус замер , а потом сжал ее твердеющие соски подушечками пальцев сквозь бюстгальтер. Аня выгнула спину, ощущая животом насколько он возбужден. Ее вторая рука осторожно опустилась на ширинку его штанов, от чего он оторвался от ее губ и внимательно посмотрел на нее, в глазах на секунду появилось напряжение.
Аня испугалась, что сейчас он оттолкнет ее, его взгляд метался по ее лицу, а когда остановился на припухших губах, он со стоном вновь прижался к ним свои ртом, прикусывая их до крови, до болезненного стона, до мурашек и испарены, по телу пробежала очередная дрожь. Аня ласкает его сквозь ткань брюк, от чего на его языке вибрирует тихий стон, который она тут же проглатывает. Его рука продолжает ласкать ее грудь, а другая сжимает ягодицы, мнет их нетерпеливо и грубо. Но ей нравится, ее заводит этот голод, она и сама разве что не рычала, втягивая в свой рот его язык, представляя, как через мгновение он будет двигаться в ней по-настоящему. Его рука забирается под резинку ее штанов, и проворные пальцы ласкают ее через тонкое кружево промокших трусиков. Аня стонет, словно помешанная, пораженная яростной волной возбуждения, Маркус довольно слизывает ее стон с губ, а после спускается ниже, прикусывая нежную кожу шеи, отодвигая трусики и погружая в нее два пальца. Слезы выступают на глаза от этой дразнящей игры, и она готова уже вопить, тянет его к себе, другой рукой лихорадочно стаскивает с него футболку, он же работает пальцами сильнее, а потом в ушах раздается громкий плач... Аня ошалело оглядывается вокруг, задыхаясь. Маркус тоже задыхался. Все еще прижимаясь к ней, он аккуратно вытащил руку из ее штанов и медленно облизал влажные пальцы, доводя ее этим до яростной ломки во всем теле. Аня всхлипнула, когда он медленно провел костяшками по ее щеке и хрипло прошептал:
- Это станет ошибкой.
- У нас их уже столько, что одной больше, одной меньше... -не соображая уже ничего, возразила она. Но он покачал головой и отступил, Аня вспыхнула от стыда.
- Собери Диану, я буду ждать в машине.
Закусив губу, метнула на него взгляд полный боли, но он уже отвернулся. Когда хлопнула дверь, Аня медленно скатилась по стене под заливистый плач дочери. Тело по-прежнему горело, в крови бурлило терпкое желание и яд унижения. Горло саднило от невыплаканных слез. Подняла себя, на автомате подошла к дочери, обняла ее, чувствуя, как тихонечко отпускает и, прихватив сумку с вещами, вышла из квартиры. Маркус помог уложить вещи дочери, пока Аня прощалась с малышкой на целую неделю и усаживала ее в кресло. Они старались не смотреть друг на друга, словно не было полчаса назад между ними ничего.
А собственно ничего и не было !
- Я положила мазь, у нее скоро должен резаться зубик, хотя, конечно, лучше, если она будет со мной. Это сложный период...
- Хорошо. - тяжело вздохнул он, заглядывая ей в лицо, потому что Аня старательно избегала его взгляда.
- Ну, тогда хорошо вам отдохнуть! - натянув вежливую улыбку, пожелала она, и поцеловав дочь, развернулась, чтобы уйти, но Маркус мягко остановил ее, придержав за локоть:
- Прости. Зря я приехал... Думал, справлюсь... Больше этого не повторится.
- Тебе не за что просить прощение... Но ты прав, приезжать больше не стоит. - твердо ответила она, маска была снята в последний, пожалуй, раз. Они долго смотрели друг на друга, понимая, что именно сейчас прощаются друг с другом. Мир замер на мгновение, были лишь горечь черных глаз и тоска голубых, скрестившихся в эту минуту, чтобы сказать друг другу "прощай", чтобы разорвать цепочку, удерживающую их десять лет, которые проносились в эту минуту в их глубине, словно кто-то отматывал ленту жизни назад, пока эта лента не дошла до момента, где они только столкнулись - когда-то циничные черные и полные надежд голубые. Теперь осталась лишь пустота и безграничное сожаление, что все было впустую.
