Прямоходящие мыслители. Путь человека от обитания на деревьях до постижения миро устройства - Млодинов Леонард (книги полностью .TXT) 📗
Оставшиеся 15 % почти целиком посвящены обучению будущих бухгалтеров [86]. А учиться нужно было ох как многому чему: путаная в те времена была бухгалтерия. К примеру, людей, животных и вяленую рыбу считали в одной системе чисел, а зерновые, сыр и свежую рыбу – в другой [87].
Во времена своего зарождения письменность применялась к таким вот исключительно утилитарным делам. Ни тебе бульварного чтива, ни записанных теорий устройства вселенной, одни бюрократические своды документов – счета, списки товаров и личные печати, или «автографы», подтверждавшие написанное. С виду – скукота, однако у такого применения письменной речи возникли важнейшие следствия: без этих записей не сложилась бы городская цивилизация, поскольку людям не удалось бы создать и поддерживать сложные симбиотические отношения, кои позднее стали определяющей чертой городской жизни.
В городе мы все постоянно делимся друг с другом, отдаем и принимаем – покупаем и продаем, выставляем счета, доставляем и отправляем, даем и берем взаймы, платим за работу и получаем деньги за сделанное, обещаем и выполняем обещанное. Не будь письменного языка, все эти взаимодействия погрязли бы в хаосе и раздорах. Попытайтесь представить неделю своей жизни, в которой никакое событие, никакой обмен – включая сделанное вами самими или часы вашей работы – нельзя было бы записать, никоим образом. Подозреваю, мы не смогли бы провести даже профессиональный баскетбольный матч так, чтобы фанаты с обеих сторон не присвоили победу своей команде.
Первые системы письменности были столь же примитивны, как и их задачи. Для обозначения количества чего угодно применялись черточки – и для счета фруктов, и животных, и людей. Со временем, чтобы проще было различать, какие черточки обозначают овец, а какие – их хозяев, естественно потребовалось усложнить систему – подрисовывать рядом с числами пиктограммки, и записи вскоре включили в себя картинки, означавшие слова. Ученые определили значение более тысячи таких древних пиктограмм. Например, контуром коровьей головы обозначали корову, треугольником из трех полукружий – горы, треугольником со символом вульвы внутри – женщину. Существовали и составные значки – «рабыня», к примеру, буквально, «женщина из-за гор», этот значок – сочетание символов «женщина» и «гора» [88]. Постепенно пиктограммами стали обозначать и глаголы, начали получаться целые фразы. Пиктограммы руки и рта рядом со значком «хлеб» составляли глагол «питаться» [89].
Ранние писцы наносили пиктограммы на плоские глиняные таблички посредством заостренных приспособлений. Позднее символы выдавливали в глине с помощью тростниковых стилусов, оставлявших клиновидные отметины. Такие пиктограммы называются клинописью. На раскопках Урука были найдены тысячи древних глиняных табличек – простые списки вещей и их количеств, без всякой грамматики.
Из-за того, что разных пиктограмм набиралось очень много, у символьной письменности был очевидный недостаток – ей было невероятно трудно выучиться. Сама эта сложность привела к формированию небольшого общественного класса грамотных людей – класса мыслителей, о которых я уже говорил. Эти первые профессиональные умники стали привилегированной кастой с высоким положением в обществе, а местный храм или дворец поддерживал ее. В Египте таких людей, судя по всему, даже освобождали от налогов.
Археологические находки, относящиеся примерно к 2500 году до н. э., показывают, что потребность в писцах породила еще одно великое нововведение: первые в мире школы, известные в Месопотамии под названием «дома табличек» [90]. Поначалу эти дома были соединены с храмами, но позднее их возводили и как частные постройки. Название происходит от глиняных табличек, которые в школах были в большом ходу, – в любом школьном классе, видимо, были полки, на которых таблички выкладывали на просушку, и печь для их обжига, а также сундуки для дальнейшего хранения. Поскольку системы письменности все еще были сложны, начинающим писцам, чтобы запомнить и наловчиться воспроизводить тысячи затейливых клинописных значков, приходилось учиться по многу лет. Недооценить важность этого шага на марше человеческого интеллектуального прогресса нетрудно, однако мысль, что обществу нужно создать профессию, посвященную передаче знания, и что ученикам потребно тратить многие годы на усвоение этого знания, – нечто, очевидно, совсем уж новое, подлинное озарение для нашего биологического вида.
Шумеры постепенно смогли упростить свой письменный язык, одновременно применяя его для передачи все более сложных представлений и мыслей. Шумеры разобрались, как можно запечатлевать некоторые слова, трудные в письменном отображении, приспособив символ другого слова, которое звучит похоже, но зато записать его просто. Например, пиктограмму слова «to» можно сделать из пиктограммы слова «two» [91], видоизменив ее с помощью значка, который символизирует непроизносимый звук и называется «детерминатив», и таким образом сместив значение исходной пиктограммы. Изобретя такой метод, шумеры принялись придумывать символы, означающие грамматические окончания, – например, применяя видоизмененный символ слова «shun» для обозначения суффикса «-tion» [92]. Обнаружилось, что можно применять похожую уловку при написании длинных слов с помощью коротких – подобно тому, как можно составить слово «today» из символов, обозначающих «two» и «day» [93]. К 2900 году до н. э. благодаря таким нововведениям удалось сократить количество отдельных пиктограмм в шумерском языке с двух тысяч до примерно пятисот.
Ставший более гибким инструментом письменный язык теперь проще было применять на практике и приспосабливать к более сложной коммуникации, а дома табличек теперь могли расширить диапазон преподаваемых дисциплин [94] и включить в него письмо и арифметику, а также, со временем, обучение особой лексике зародившихся астрономии, геологии, минералогии, биологии и медицины – не принципы этих дисциплин, а просто списки слов и их значений. Эти школы также учили своего рода практической философии – собранным у городских старейшин «мудрым речениям», кои служили наставлениями в успешной жизни. Речения эти были вполне откровенны и практичны – «Не женись на проститутке», например. Не Аристотель, конечно, однако по сравнению с пересчетом зерна и коз – какой-никакой шаг вперед; так зарождались устремления ума – и учреждения, которые впоследствии создадут мир философии, а позднее – и наук.
Примерно к 2000 году до н. э. письменная культура Месопотамии сделала еще один прорыв, на сей раз породив корпус литературных текстов, сообщавших об эмоциональной стороне человеческой жизни [95]. Каменная табличка той эпохи, найденная на месте археологических раскопок милях в шестистах к югу от современного Багдада, запечатлела старейшее известное нам любовное стихотворение. Оно написано от имени жрицы, объясняющейся в любви царю, а ее слова описывают чувства, понятные и узнаваемые ныне в той же мере, в какой и четыре тысячелетия назад:
