Взаимная помощь среди животных и людей как двигатель прогресса - Кропоткин Петр Алексеевич (читать книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Распространяя на общественные науки другую основную черту современного мышления: исходить в изучении вещества из его мельчайших, неделимых частиц, Кропоткин приходит к мысли, что, изучая жизнь человечества, нужно начинать с основания, с личности. Она одна имеет реальное существование, тогда как общество, государство, право, закон — не больше, как отвлечённые понятия, созданные нашим умом для обозначения тех или иных отношений между личностями. Как таковые, они не могут иметь ни независимого существования, ни интересов, ни судеб, помимо интересов и судеб людей; в особенности же они не могут иметь никаких прав, которые превышали бы права личности, потому что никакое право не может принадлежать тому, что не существует. Общественные формы существуют благодаря существованию личностей и для них; история не проходит через головы людей, унося их в своём течении: она осуществляется только посредством их и прогресс идёт только благодаря им и создаваемым ими общественным формам.
Таким образом, в основе изучения общества лежит изучение личности, а это последнее относится к области психологии. Мысль, что психология — необходимая основа всякого социологического исследования, сравнительно нова. Основатель социологии Огюст Конт [15] совершенно не считался с нею: в его классификации наук переход от биологии к социологии, от анатомического и физиологического изучения животного организма к изучению общества совершается непосредственно. Да иначе в эпоху Конта и не могла складываться научная мысль: психология была ещё слишком во власти умозрительной метафизики. Но с того времени наука пошла вперёд: родилась психология физиологическая, затем психология сравнительная. Промежуточное звено между социологией и биологией было найдено. Ум Кропоткина сейчас же уловил всё значение этого факта и сейчас же поставил вопрос о происхождении высших стремлений человека — общественных чувств, чувства солидарности.
Построение новой этики занимало Кропоткина издавна, начиная с первой его брошюры о «Нравственных началах анархизма» [16] и до последних лет жизни. Это был его основной труд, который он надеялся закончить, но который всё разрастался и усложнялся, по мере того как новые научные работы приносили с собой новые данные. Кроме того, пропагандистская работа, требования минуты, сотрудничество в анархической печати всех стран часто отрывали Кропоткина от этой работы. Уже после его смерти был издан в России первый том «Этики» (критический обзор систем нравственности у различных философов); второй — в котором должна была заключаться оригинальная часть работы, изложение новой этики — остался, к величайшему сожалению, незаконченным. Но и того, что мы знаем из этого первого тома и из частичных работ, напечатанных раньше, достаточно, чтобы составить себе представление о философском и социологическом характере этого труда.
Первый вопрос в этой области: чего мы вправе ждать от научно-построенной этики, какова бы она ни была? Можем ли мы требовать от неё правил поведения, которым мы обязаны были бы повиноваться во имя принципа, стоящего выше наших собственных стремлений? Можем ли мы, другими словами, ожидать от науки кодекса нравственности? Очевидно, нет. Всё, что она может дать нам, это знание происхождения нравственного чувства, его роли в человеческой эволюции, условий, наиболее благоприятствовавших для удовлетворения человеческих потребностей. Затем уже наше дело — сообразовываться с этими указаниями; от этого будет зависеть только наше собственное счастье. Никакая другая обязательность не может вытекать из научного изучения нравственного чувства. У нас нет возможности подробно излагать здесь всю теорию нравственности Кропоткина, но мы приведём всё-таки одну небольшую выдержку, из его брошюры «Нравственные начала анархизма», хорошо показывающую, каким образом эта теория вытекает из биологических и социологических предпосылок: «Таким образом, каков бы ни был поступок человека, какой бы образ действия он ни избрал, он всегда поступает так, а не иначе, повинуясь потребностям своей природы. Самый отвратительный поступок, как и самый прекрасный, или же самый безразличный поступок, одинаково являются следствием потребности в данную минуту… Не следует ли из этого, что поступки человека безразличны? Нисколько. Подобно тому что существует ли у нас хороший или дурной запах, хороший или дурной вкус, существуют для нас поступки возмутительные и поступки, вызывающие восхищение. Понятия о добре и зле существуют, таким образом, в человечестве. На какой бы низкой ступени умственного развития ни стоял человек, как бы ни были затуманены его мысли всякими предрассудками или соображениями о личной выгоде, он всё-таки считает добром то, что полезно обществу, в котором он живёт, и злом — то, что вредно этому обществу».
Но это ещё далеко не вся нравственность: это только минимум её, неразрывно связанный с понятием о справедливости, лежащим в основе нравственных понятий всех времён. Но люди способны на нечто большее, чем строгая справедливость: они способны давать другим больше, чем получают от них. Об этом свидетельствуют все акты самопожертвования. Здесь мы имеем дело с тем, что является истинной нравственностью, нравственностью будущего. Какова её психологическая природа, её естественный источник? В основе её лежит богатство психической жизни человека, его бьющая через край энергия, сознание своей собственной силы. Эта сила должна проявиться. Быть в состоянии действовать, это — быть обязанным действовать. И всё это нравственное «обязательство», о котором так много писали и говорили, очищенное от всякого мистицизма, сводится к этому простому и истинному понятию: жизнь может поддерживаться, лишь расточаясь. И чем больше человек расточает свои силы, тем энергичнее он «сеет жизнь вокруг себя», тем выше и шире его счастье: «Будь силён, будь велик, будь энергичен во всём, что бы ты ни делал… Борись, чтобы дать всем возможность жить этой жизнью, богатою, бьющею через край; и будь уверен, что ты найдёшь в этой борьбе такие великие радости, что равных ты им не встретишь ни в какой другой деятельности».
Эта нравственность будущего как нельзя более подходила Кропоткину, гармонировала с его личностью. Он был представителем, слишком рано пришедшим на землю, этого будущего, в котором получат возможность развиться лучшие, благороднейшие стороны человеческой природы. И своей жизнью он показал нам, как может человек расточать, не считая, для блага человечества, дары своего сердца и ума и свою энергию, ничего не прося себе взамен…
Предисловие
(к изданию 1922 г.)
Мои исследования о взаимной помощи среди животных и людей печаталась сперва в английском журнале «Nineteenth Century». Первые две статьи, об общительности у животных и о силе, приобретаемой общительными видами в борьбе за существование, были ответом на статью известного физиолога и дарвиниста Гёксли, появившуюся в «Nineteenth Century», в феврале 1888 г., — «Борьба за существование: программа», где он изображал жизнь животных, как отчаянную борьбу каждого против всех. После появления моих двух статей, где я опровергал это воззрение, издатель журнала, Джемс Ноульз, очень симпатично относившийся к моей работе, и прося продолжать ее, заметил мне: «Насчет животных вы, несомненно, доказали свое положение, но как теперь насчет первобытного человека?»
Это замечание очень меня порадовало, так как оно, несомненно, отражало мнение не только Ноульза, но и Герберта Спенсера, с которым Ноульз часто видался в Брайтоне, где они жили рядом. Признание Спенсером взаимопомощи и ее значения в борьбе за существование было очень важно. Что же касалось до его взглядов на первобытного человека, то известно было, что они сложились на основании ложных заключений о дикарях, делавшихся миссионерами и случайными путешественниками в восемнадцатом веке и начале девятнадцатого. Эти данные были собраны для Спенсера тремя его сотрудниками и изданы им самим, под заглавием «Данные Социологии», в восьми больших томах; и на основании их он писал свои «Основы Социологии».
