Заповедное дело Россиию Теория, практика, история - Штильмарк Феликс (читать книги без .txt) 📗
…Нас приняли секретарь райкома И.С. Савченко и председатель райисполкома К.Л. Поротов. Савченко вечером должен был уезжать и предложил провести совещание не откладывая, пригласив заинтересованных людей по телефону. Мы охотно согласились и были очень рады узнать, что все наши предложения о заповеднике в Хатангском районе здесь поддерживаются. Даже работники Хатангского рыбозавода в самой категорической форме высказались за прекращение ловли рыбы в низовьях Таймыры и некоторых участках в западной части Таймырского озера. На этом совещании наметились восточные и южные границы заповедника, которые определялись размещением выпаса оленей и участков лова рыбы на озере.
Наши коллеги – сотрудники Ленинградского ботанического института Академии наук СССР, которые должны были принять участие в обследованиях, – обосновались на территории Хатангской гидробазы, где разместился целый поселок из разноцветных балков. Оказалось, что все ботаники уже выехали в Ары-Mac, в Хатанге же их полпредом оставался Володя Морозов – студент Ленинградской лесотехнической академии. Он охотно согласился с тем, чтобы я составил ему компанию в балке. Танкачеев и Шестопалов предпочли поселиться в гостинице.
На совещании в райисполкоме мы познакомились с районным рыбинспектором А.М. Крицким, человеком немногословным, но очень деловым, который принял наши заботы с вниманием и обещал помочь добраться в Ары-Mac. Плыть туда предстояло пятьдесят километров вниз по Хатанге и еще около ста вверх по реке Новой. Крицкий сдержал слово, и наутро в гостинице появился высокий парень по имени Женя, бывший рыбак, а ныне работник рыбнадзора. Лодка «Прогресс» с мотором «Вихрь» была уже на ходу, оставалось только достать бензин. Кое-как нам продали сто литров на рыбозаводе (за 60 рублей), а еще столько же подарили на гидробазе, пожелав успеха в создании заповедника. Доброе отношение местных людей к нашему делу мы встречали очень часто и находили в этом серьезную поддержку.
Конечно, весь день ушел на хлопоты с бензином, разборку и перевозку вещей, и только к вечеру моторист Женя, Шестопалов и я собрались наконец в долгожданный путь.
Весело бежит моторка вниз по простору Хатанги, и мне любо присматриваться к новым местам. Женя держит курс вдоль низменного левого берега, заросшего высоким ольховым кустарником. Большие кочки, зеленеющие свежей травой, свешиваются к воде. Противоположный правый берег крут, обрывист и напоминает реки Эвенкии – кудрявится над откосом лиственничная тайга, чуть подернутая зеленой дымкой (хвоя едва распускается, весна нынче затяжная и холодная).
Миновали речку Казачью, славившуюся когда-то обилием рыбы и дичи, прошли мимо острова с обрывистыми берегами, где среди черной торфяной почвы проглядывали пласты вечной мерзлоты. В таких местах нередко обнажаются останки мамонтов, исполинских быков и других древних обитателей Таймыра. Довольно часто встречались стаи турпанов, шилохвостей, чернетей, попадались чайки и поморники.
Устье реки Новой открылось неожиданно из-за большого острова с мощными ледяными глыбами у берегов. Вся река при впадении в Хатангу была перегорожена рыбацкими сетями. Два чума стояли на берегу, возле них отчаянно токовали турухтаны. Поблизости вялилась рыба, висела свежеснятая оленья шкура. Мы прошли еще немного и остановились на пологой возвышенности, сплошь усеянной весенними первоцветами.
…Кругом было так хорошо, привольно, тихо. Мы даже не стали ставить палатку, расстелили ее, достали спальные мешки. Я уже привык спать на свету и заснул сразу, зато утром проснулся очень рано, разбуженный «хохотом» белой куропатки, приблизившейся к нам вплотную.
Странное ощущение при взгляде вокруг – слишком уж широк горизонт. Коллеги из Института леса рассказывали мне, что охотовед Лев Мичурин, переехавший из Норильска в Красноярск, долго не мог привыкнуть к тайге. «Встанешь утром, – говорил он, – поглядишь, ничего кругом не видно, то ли дело у нас…» Мне же неуютными кажутся гряды всхолмленной тундры, непривычно чувствуешь себя на этом открытом бугре, точно выставили тебя на общее обозрение. В криках чаек слышалась тоска…
– Чем этот Ары-Mac так замечателен, что все ученые туда набились? – поинтересовался Женя.
Я объяснил, что до последнего времени Ары-Mac считался самым северным лесным участком в мире, и только недавно В.В. Крючков показал, что по правобережью Хатанги лес тянется еще дальше к северу [43].
– Экое открытие, – усмехнулся моторист, – мы все знаем, что Лукунская севернее, а лес там есть, правильно…
– Леса эти исключительные, таких нигде больше нет, – сказал я. – Там каждое дерево, как прибор, оно регистрирует и погоду, и климатические изменения. Ученые могут изучать здесь условия жизни леса и тундры. Это нужно и науке, и хозяйству.
Женя потянулся за новой кружкой чая.
– Я слышал, что скоро в Ары-Mace начнут работать нефтеразведчики. Нагонят туда тракторов, вездеходов, ничего тогда от вашего леса не останется.
– Нет, дорогой! Ученые писали про Ары-Mac и в крайисполком, и в Министерство геологии…
– Подумаешь, писали… Пошлют вас геологи куда подальше, и все тут. Нефть-то поважнее ваших дел.
– Ошибаешься. Красноярские геологи отлично поняли, что речь идет о памятнике природы мирового значения. Если его утратим, не поможет нам ни наука, ни техника. По тресту «Красноярскнефтеразведка» издан специальный приказ, который категорически запрещает прокладку дорог и трасс и проведение изысканий в Ары-Mace [44]. Запрещено даже планировать сейсмопрофили в этом районе.
– Тогда, может быть, не надо и заповедник делать?
– Нет, нужна гарантия для сохранения навечно. Начальники у геологов меняются. И главный вред Ары-Масу причиняют сейчас местные жители. Они рубят лиственницы, лес редеет, чахнет. Мы объясним колхозникам положение, они должны нас понять, дать согласие на заповедание.
– Через Ары-Mac часто гоняют стада. Верно, там лиственницу рубят на чумы, пасти ставят, дрова опять же… Ну, наверное, согласятся, если председатель правильно поставит это дело на собрании… Однако, парни, давайте плыть, а то далеко еще нам.
Мотор, как обычно, покапризничал после ночевки, но в конце концов завелся, и мы двинулись вверх по Новой среди однообразной кустарниковой тундры.
…Шли вдоль высокого правого берега, над которым тянулся невзрачный корявый лиственничник – это и был знаменитый Ары-Mac. Среди пятен снега и льдин возле берега несколько раз мелькали пегие зайцы. Наконец за лесистым мысом открылся палаточный городок, над ним под порывами дождя и ветра развевался флаг из вафельного полотенца с коричневой головой оленя, лиственничной веткой и надписью «Ары-Мас-73».
Вскоре мы сидели за длинным дощатым столом и обменивались первыми впечатлениями. Начальник ленинградской экспедиции Борис Николаевич Норин, пожилой, сухощавый, с профессорской седенькой бородкой, в окружении дюжих помощников радушно встречал полуночных гостей. Он подтвердил обещание взять на себя всю ботаническую часть нашей работы, однако заявил, что основные дела у него здесь, в Ары-Масе, поэтому выехать отсюда надолго не удастся.
…Нет, не радовался Ары-Mac нашему приезду! Утро первого июля было пасмурным, холодным и дождливым. Ледяной дождь перемежался с крупой и мокрым снегом, густой зябкий туман окутал спящий лагерь.
Поднявшись на невысокий пригорок, я оказался в самом центре знаменитого лесного острова: меня окружали корявые деревья высотою не более десяти метров при толщине у основания 12–15 см. Лишь у некоторых лиственниц и ольховых кустарников чуть-чуть приоткрылись почки, подставляя нежную зелень ударам холодных ветров.
…После плотного рыбного завтрака мы отправились с Б.Н. Нориным и Алексеем Кнорре (сотрудником заповедника «Столбы», работавшим вместе с ленинградцами в Ары-Mace) на экскурсию вверх по речке Улахан-Юрхе, в устье которой был расположен лагерь.
