По следам загадочных зверей - Эйвельманс Бернар (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗

Наконец, чтобы разрешить вопрос о ярко выраженных нижних резцах животного с фотографий Хацевинкеля, мне пришлось осмотреть черепа четырех зондских носорогов, вывезенных с Явы и Борнео. Я не нашел столь крупных резцов, но это можно объяснить тем, что у молодых особей они еще недостаточно выросли, а у взрослых укорочены износом. Во всяком случае, остатки рассматриваемых мной зубов выглядели довольно внушительно.

Да и на фотографиях, сопровождавших доклад доктора Важелера, внешность животных сильно напоминает зондских носорогов.

Оказывается, существование на Суматре зондского носорога не допускали кроме Важелера и другие натуралисты.

«До нынешнего дня, — писал в 1928 году Л.Ф. Бофорт из Амстердамского зоологического музея, — определение ареала зондского носорога вызывало ряд трудностей. С одной стороны, они встречались на Яве, но их никогда не замечали на Суматре и Борнео. Сегодня считается, что этот вид носорогов когда-то жил на Суматре, но исчез по непонятным причинам.

Несмотря на то, что неоднократно поступали свидетельства существования на Суматре Rhinoceros sondaicus в настоящее время, ни одно из них не было подтверждено документально. Леем среди других было упомянуто, что скелет этого вида находится в Британском музее и что он был подарен музею М. Франком как R. sumatranus, доставленный с Суматры, но сам поставщик не был уверен ни в точном названии носорога, ни в месте его отлова».

Сэр Томас Стамфорд Раффл (1781—1826), знаменитый английский администратор, основавший Сингапур, в течение пяти лет был помощником губернатора в Форт-Мальборо на Суматре, где ему удалось собрать богатую коллекцию представителей местной флоры и фауны, которую он впоследствии передал Лондонскому зоологическому обществу. Правда, он участвовал в завоевании Явы, которая тоже принадлежала французам, и в коллекцию, следовательно, попали не только суматранские экземпляры. Поэтому, к сожалению, нельзя точно судить об их происхождении. Тем не менее в воспоминаниях сэра Томаса, опубликованных его вдовой, можно прочесть следующие строки:

«В лесах Суматры живет другое животное, которое я не встречал в книгах; размерами и внешним видом оно походит на носорога, но несет всего один рог. Это животное можно отличить от носорога по узкому беловатому поясу, который идет поперек туловища».

Он уточняет, что у местных жителей этот зверь зовется teuxon. На что Бофорт отвечал: «Совершенно очевидно, что животное, описанное Раффлом, является тапиром (Tapirus indicus). Что касается рога, то, по всей вероятности, до него дошли слухи о яванском носороге, и он решил, что речь идет о том же животном».

Кстати, в 1772 году англичанин Валфелдт совершил ту же ошибку, упомянув о двуцветном носороге в описании Суматры. Он привел даже рисунок, на котором можно без труда узнать белоспинного тапира, не известного в ту пору ученым.

Дело в том, что факт существования на Востоке тапира — типично американского зверя — казался первооткрывателям настолько невероятным, что они принимали попадающегося им на глаза тапира за носорога некрупных размеров. В завершение приведу еще цитату из Бофорта: «Не так давно в Амстердамский зоологический музей попал совершенно целый скелет самки зондского носорога, убитой неким Кретом в 250 километрах юго-восточнее Палембанга на Суматре. Я не нашел в скелете ни одного отличия от яванского экземпляра. Резцы нижнего ряда нисколько не длиннее».

К тексту прилагается перечень точных измерений. Если бы нашим авторам посчастливилось раньше ознакомиться с экземпляром, попавшим в Амстердамский музей в 1875 году, который, по-видимому, происходил из интересующих нас мест, запутанная история прояснилась бы намного раньше. Что лишний раз доказывает, что исследование экспонатов музеев часто приносит лучшие результаты, чем покорение непроходимых джунглей.

После того как мы убедились, что на острове может легко укрываться от глаз такое крупное животное, как носорог, давайте предположим, что в суматранских джунглях нашел приют неизвестный вид обезьян, а именно человекообезьяна.

По крайней мере, такое предположение подтверждают рассказы местных жителей. Примечательно, что эти рассказы передавались из уст в уста задолго до палеонтологической находки Эжена Дюбуа в 1891 году, задолго до того, как Дарвин высказался об их существовании в книге «Происхождение видов».

Если Дарвин, не желая ранить религиозные чувства соотечественников, не стал напрямую развивать историю появления человека согласно своему учению эволюционного развития, то его немецкий коллега Эрнст Геккель немедленно применил его метод, чтобы объяснить происхождение человека. Он хладнокровно выставил на всеобщее обозрение «генеалогическое древо», изображающее все этапы становления человека и его обособления из мира животных. Наделенный богатым воображением и будучи неплохим художником, он поместил в галерее наших предков, среди промежуточных представителей, весьма живописных типов. Одного из них, находящегося, по его мнению, на полпути между человеком и обезьяной, Геккель окрестил питекантропом, наделив его приблизительно поровну чертами человека и обезьяны.

Это мифическое существо настолько прочно засело в головах дарвинистов и геккелистов, что на шестидесятилетие Геккеля ему была подарена картина, изображающая пасущуюся семью питекантропов. На картине, принадлежащей кисти Габриэля Макса, были представлены самец и самка, держащая на руках новорожденного. Они казались людьми из-за длинных развевающихся волос, прямой осанки и голой кожи и обезьянами из-за низкого лба, высоких надбровных дуг и вытянутой нижней части лица.

Ко времени создания картины в 1894 году западный ученый мир еще не знал о замечательной находке останков человекообезьяны на Яве.

Горячий поклонник Геккеля, молодой голландский врач Эжен Дюбуа отправился с колониальной армией в Нидерландскую Индию [23] в надежде раскопать на Зондских островах, родине гиббонов, останки человекообезьяны. Не утверждал ли его учитель, что гиббоны являются ближайшими родственниками человека?

На Яве, а точнее, в области Тринила на берегу речки Соло, он и извлек из вулканического туфа, относящегося к плиоцену, фрагмент черепной коробки с выпуклыми надбровными дугами и пологим лбом, которая вмещала в себя объем мозга больший, чем у современных антропоидных обезьян, и меньший, чем у человека. Вместе с куском черепа ему попались два коренных зуба и бедренная кость, свидетельствующая о прямохождении ее обладателя.

Основываясь на этих скромных, но бесценных для науки образцах, доктор Дюбуа провозгласил в 1894 году, что он нашел остатки «недостающего звена», промежуточной ступени, которую предсказала дарвиновская теория. Находка вызвала всплеск энтузиазма среди сторонников эволюционного учения. Во время Международной выставки 1900 года публика могла встретить среди множества экспонатов изготовленного из папье-маше реконструированного питекантропа.

Находка Эжена Дюбуа подверглась суровой критике многих ученых, некоторые из них выдвигали, впрочем, довольно обоснованные аргументы. Но охота критиковать пропала, когда благодаря систематическим изысканиям, проведенным в 1936—1939 годах, голландскому палеонтологу Ральфу фон Кенигсвальду удалось найти еще три черепа питекантропа. Пекинская находка более полных останков человекообезьяны, очень схожей с питекантропом (ее можно было бы назвать не синантропом, а Pithecanthropus pekinensis), значительно расширила наши знания об этих необычных существах. Действительно ли это предки человека?

Вряд ли эта точка зрения верна. Большинство антропологов относят питекантропов к ветви, отделившейся в конце третичного периода от человеческой линии. Но некоторые — а вместе с ними и сам Дюбуа — считают их гигантскими гиббонами, отказавшимися от древесного образа жизни.