Церебральный сортинг - Савельев Сергей Вячеславович (книги хорошего качества .txt) 📗
По свидетельству летописи Нестора, Устава Владимира, Правил митрополита Иоанна и византийских источников, в дохристианские времена социальный искусственный отбор на сегодняшней территории России был минимален. В это время «сенсуально»- (чувственно-) мифологическая мыслительность славянских племён коснела ещё на степени дикарского, зверочеловеческого, зооморфического миросозерцания, так как и многие племена славянские жили ещё, по преданию летописи, в лесах зверинским образом, приносили в жертву не только зверей, но и «сыны своя и дщери» (Афанасьев, 1851, 1852). Иначе говоря, отбор шёл вяло, а выраженной общественной задачи в сортинге людей по способностям ещё не чувствовалось. Даже социально ответственная увлечённость культами рек, деревьев, болот, колодцев и прочими мистифицированными атрибутами повседневного мира славян не давала особых поводов для смены коллективных инстинктов и начала динамичного самоистребления.
Прелесть ситуации была и в том, что практичные славяне в дохристианские времена не додумались даже до создания умозрительных героев, которые уже давно расплодились в головах греков и римлян. Отсутствие героического элемента в мифологии означает безразличие к отдельным личностям и игнорирование мировоззренческого антропоморфизма. Следует отметить, что диким культом героев и антропоморфизмом до сих пор страдает как Европа, так и Новый Свет. Этот порок мышления процветает в кино, литературе и политике. Лениво отказываясь от антропоморфизма, славяне оттягивали структурализацию своих сообществ. На их социальной системе почти не сказывалось фактическое наличие особых людей в образе ведунов, знахарей и волхвов. Сложная иерархия внутрипопуляционных отношений у славян отсутствовала, а философская мысль, построенная на абстракции, сравнении и глобальных обобщениях, как-то не заводилась.
Эти особенности повседневной жизни славян воспринимались европейцами и историками-западниками как национальная неспособность к «самодеятельности мышления», приведшая к многовековому дефициту «мыслящего класса». На самом деле причина не в том, что у славян не было способностей, а в том, что наших предков почти не затронуло несколько столетий зверского искусственного отбора на территории Европы, который был описан выше. Как уже говорилось, в плотно населённой Европе процесс искусственного отбора осуществлялся почти повсеместно, и население было вынуждено в этом участвовать. Любое изменение условий церебрального сортинга быстро доходило до каждого европейца, которому просто некуда было деваться из-за ограниченности пространства и плотности населения. Как для горожанина, так и для деревенского жителя Европы давление искусственного отбора было почти одинаково и практически неотвратимо.
Итак, мозг славян пребывал в консервации архаичного состояния, а мозг европейцев вышел на первый этап интенсивного социального отбора. Его плодом стало развитие передовой европейской цивилизации, которой так завидовали отечественные западники XIX века (Щапов, 1870). Проклиная неспособность русских к философским обобщениям, что считались признаком интеллектуальности других народов, они проявляли глубочайшее непонимание происходивших в России процессов. Сегодня забавно читать выдержки из наблюдений европейского профессора Роммеля, работавшего в Харьковском университете в 1806— 1815 годах, приводимые А. Щаповым. Он писал: «Вообще высказывалось преобладающее стремление русских к практическим наукам, зато понимание высшей философии им было почти недоступно».
Под высшей философией понималось изящное романское словоблудие XVlll и начала XIX века, а под практическими науками — математика, механика, физика и промышленные технологии. К осмысленному освоению практических наук славяне оказались вполне готовы, а их умственное развитие соответствовало западным стандартам. Зато умствование по поводу теолого-психиатрических проблем западной Европы, где с помощью невнятной иерархической системы лингвистических ужимок и прыжков самоутверждались закомплексованные философы, почему-то интереса не вызывало. Поразительно, но совершенно здравое отношение русского населения к бессмысленным артефактам длительной церебральной специализации европейцев воспринимались как «умственная отсталость». Эти печали русских западников XIX века аналогичны обвинению врачом-психиатром здоровых обывателей в том, что они не могут понять и начать пропагандировать гениальные идеи его пациентов.
Причиной европейских «достижений» в области «высшей философии» были не просвещённый гуманизм и вынужденное создание университетов, а долгий методичный церебральный сортинг. В XVlll и XIX веках интенсивный искусственный отбор, продолжавшийся полтора тысячелетия, начал давать плоды, которые говорят о гиперспециализации мозга. Противоречия направленного отбора, детерминирующего конформизм и социальную пассивность европейцев, привели к возникновению теологии, метафизики, философии и других направлений компенсации проблем двойственного или страдающего сознания.
В России и в Новом Свете специализации мозга под давлением интенсивного искусственного отбора не произошло. Этот механизм не работал по природным причинам. В отдалении от крупных центров давление искусственного отбора резко снижалось, а церебральный сортинг населения по особенностям поведения был крайне затруднён. По-европейски эффективно уничтожать носителей ненужных социальных инстинктов и обладателей старых церебральных конструкций в России было практически невозможно. Примером могут служить старообрядческие деревни, которые легко сохранились и через 400 лет после начала раскола православной церкви. По этой причине всегда приходилось решать эволюционные проблемы самым консервативным способом.
Консерватизм российского отбора заключается в том, что обладателей необходимых психосоматических качеств приходилось искать или выманивать из архаичной гоминидной среды. В результате условно лучшие обладатели необходимых особенностей мозга оказывались на гребне доминантности, социального успеха и репродуктивных перспектив.
Для эффективного отбора приходилось создавать привлекательные городские конгломераты, куда селекционный материал стекался по принципу биологической привлекательности. Эти процессы продолжаются и в настоящее время, что позволяет проводить церебральный сортинг наиболее гуманным, в лучшем смысле этого слова, способом. Основным эволюционным инструментом русской системы отбора являются соблазнительные для гоминид крупные города. В бытовом умозрении такие образования как будто предоставляют лучшие условия жизни, возможности для размножения и достижения высокой доминантности. Это привлекает простодушное население, чем и достигается безболезненный первичный социальный отбор.
Параллельно продолжала существовать система провинциального воспроизводства обладателей древнейших и экзотических вариантов организации мозга. Следствием этих процессов стал российский эволюционный заповедник, в котором были сохранены почти все варианты гоминидных церебральных конструкций и очень большая изменчивость головного мозга. В результате мы можем разнообразить наше сообщество как диковатыми обладателями гигантских лимитрофных адаптаций, так и сверхцивилизованными гениями с микроскопическими следами переходных зон. Этот полиморфизм является залогом эволюционного прогресса и бесконечным биологическим преимуществом в условиях рассудочного церебрального сортинга.
Как ни странно, но появление на Руси византийскогреческой версии древнесемитского культа христианства очень успешно предотвратило начало европейского варианта церебрального сортинга. Основная цель восточного варианта этого культа состояла в интеллектуальном воспитании русского народа в духе православного востока и отчуждении от римского запада.
Для этого тщательно прививалась религиозная антипатия как к самой западной версии христианства, так и к научно-техническим достижениям европейских народов. Процесс духовно-моральной и рассудочной византийской колонизации был хорошо организован. Из Древней Руси в Византию отправлялись учиться церковности, копировать иконы, переводить и переписывать книги. С европейскими странами контакты были сокращены вплоть до того, что первые поездки за «учёностью» начались только при Петре 1. За предыдущие 700 лет попыток учебных или просветительных поездок не предпринималось. Наоборот, греческие митрополиты открыто насаждали догматико-обрядовую форму христианства и проклинали латинскую мудрость и просвещение.
