Голая обезьяна. Людской зверинец. Основной инстинкт - Моррис Десмонд (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT, .FB2) 📗
Возвращаясь к обезьянам, именуемым людьми, можно заметить, что основы данной общественной системы – сотрудничество при внешней опасности и соперничество внутри коллектива – присутствуют и в человеческом обществе, хотя наши древние предки и вынуждены были кое в чем нарушать эти принципы. Их титанические усилия превратиться из поедателей фруктов в охотников требовали укрепления и активизации взаимоотношений между членами племени. Природа не только заставляла людей паниковать перед неизведанным и загадочным, но практически постоянно бросала вызов новоявленным охотникам. Результатом стало смещение акцентов в сторону принципов взаимопомощи, разделения и комбинирования пищевых запасов. Но не стоит думать, что в каждом племени древних людей установилось полное взаимопонимание и каждое племя начинало существовать как единый организм, подобно стае рыб, – жизнь была слишком сложна для этого. Соперничество и борьба за власть никуда не делись и продолжали оставаться движущей силой племени и средством укрепления его мощи, но авторитарность власти значительно уменьшилась. Необходимая гармония была достигнута, что (как мы уже отметили) позволило древнему человеку-охотнику с успехом заселить большую часть земной поверхности – и это при минимальном развитии наук и технологий, способных помочь ему на этом пути.
Что же случилось с этой гармонией, когда крохотные племена расцвели и превратились в гигантские суперплемена? С потерей тесных личностных отношений внутри племени маятник сотрудничества-соперничества стал раскачиваться с угрожающей интенсивностью, причем его разрушительное действие продолжается и по сей день. Поскольку не являвшиеся лидерами члены суперплемени превратились в безликую толпу, наиболее опустошающие удары маятника приходились на область, где правили борьба за власть и конкуренция. Городские племена-переростки быстро стали жертвами гипертрофированных форм тирании, деспотизма и диктатуры. Суперплемена породили суперлидеров, пользовавшихся такой властью, что обезьяньи тираны, о которых мы говорили ранее, казались по сравнению с ними просто невинными младенцами. Они также породили суперподчиненных в виде рабов, способных на такое подхалимство и раболепие, какое и не снилось даже самым низшим по статусу приматам.
На этой стадии для руководства суперплеменем власти одного диктатора было уже недостаточно. Даже с появлением новых смертоносных технологий (оружия, тюремных камер, пыток), призванных помочь тиранам искусственно создавать условия для подчинения себе всех и вся, кроме всего прочего, чтобы с успехом склонять биологический маятник в свою сторону, требовалось еще и умение повести массы за собой. И это было им вполне по силам, так как народ тоже (вместе с диктаторами) был заражен вирусом безличностных отношений высшего племенного строя. Это обстоятельство привело к образованию подгрупп, или псевдоплемен, в составе собственно суперплемени, что в некоторой степени ослабило стремление диктаторов к сотрудничеству. Каждый индивидуум старался установить с отдельными группами своих сослуживцев или соседей особые, личные взаимоотношения, вроде старых добрых племенных отношений. В рамках данных подгрупп он мог удовлетворить свою потребность в совместной деятельности и взаимопомощи. Членов других подгрупп, рабов например, теперь было удобно считать чужаками, лишенными всех прав. Социальный «двойной стандарт» был установлен. Хитрость и сила этого нового разделения общества заключалась в возможности обезличить личные взаимоотношения членов суперплемени. И пусть подчиненный – раб, слуга или крепостной – был лично знаком с хозяином, его попадание прямиком в низшую социальную группу означало, что с ним можно было обращаться так же скверно, как и с членом безликой толпы.
Разложение властных структур – это только часть правды. К деградации суперплемени с таким же успехом приводит и раболепие, доведенное до крайности. Когда социально-биологический маятник начинает двигаться от активного сотрудничества в сторону диктатуры, деградирует все общество, хотя такое движение может принести и огромные материальные выгоды (может, например, переместить 4 883 000 тонн камней для возведения пирамиды). Но вместе с тем при таком искажении социальной структуры амплитуда колебаний маятника не может быть большой. Можно установить очень сильную диктатуру на очень большой территории и наслаждаться ею очень долго, но при напряженной обстановке внутри своего суперплемени ей когда-нибудь придет конец. И если, когда это произойдет, социально-биологический маятник хотя бы слегка качнется обратно, стремясь к точке устойчивого равновесия, общество может считать, что ему крупно повезло. Но если он начнет интенсивно раскачиваться в разные стороны (что более вероятно), это повлечет за собой столько крови, сколько наши примитивные предки-охотники не могли бы увидеть даже в самом страшном сне.
Цивилизация чудесным образом продолжает жить благодаря тому, что человеческое стремление к сотрудничеству заявляет о себе вновь и вновь с еще большей энергией. Оно встречает активное противодействие, но неуклонно продолжает свое наступление. Нам нравится считать это победой мощного интеллектуального альтруизма над животными инстинктами – как будто этика и мораль принадлежат к изобретениям современности, – но если бы это было истинной правдой, вряд ли мы дожили бы до сегодняшних дней и говорили об этом. Человеческому роду никогда не удалось бы выжить, если бы мы не развили в себе биологически обусловленное стремление к сотрудничеству с нашими собратьями. Будь наши предки-охотники настоящими тиранами, жестокими и алчными носителями «первородного греха», славная история человека давным-давно завершилась бы. Единственная причина, по которой теория первородного греха так или иначе прививается нам с детства, в том, что искусственно созданные отношения высшего племенного строя продолжают соперничать с нашим биологическим альтруизмом и именно ему необходимо оказать посильную помощь.
Я понимаю, что найдутся специалисты, которые станут активно оспаривать вышесказанное. Они считают человека по природе своей слабым, жадным и злым, способным стать сильным, щедрым и добрым только под надзором жесткой системы контроля, но, высмеивая теорию «благородного дикаря», они только усложняют дело. Они утверждают, что невежество или суеверие не могут быть благородными, и в этом смысле они правы, но ведь это только часть проблемы. Другая ее часть касается взаимоотношений древнего охотника со своими соплеменниками: здесь всё иначе. Такими качествами, как сострадание, доброта, готовность помочь, врожденное стремление к сотрудничеству с членами своего племени, древний человек был просто обязан обладать, если хотел выжить в своем полном опасностей мире. И только когда племена разрослись и превратились в безликие суперплемена, старые правила поведения вышли из моды и стали пересматриваться. Именно тогда действительно возникла необходимость придумать законы и дисциплинарные правила, призванные восстановить утраченное равновесие. Если бы они были разработаны в соответствии с требованиями новых условий жизни, все было бы прекрасно, но человек раннего периода развития цивилизации был еще новичком в этом деле и не знал, как достичь необходимой гармонии. Многочисленные неудачи приводили к печальным последствиям. Сегодня мы стали более опытными, но совершенной системы так и не создали, поскольку суперплемена продолжают расти и решать проблему все время приходится заново.
Если позволите, я изложу свою теорию другими словами. Часто можно услышать фразу: «Закон запрещает человеку делать только то, что он склонен делать инстинктивно». Отсюда следует, что раз существует закон, запрещающий воровать, убивать или насиловать, то человек по своей природе должен быть вором, убийцей и насильником. Действительно ли это описание раскрывает истинную сущность человека как социально-биологического вида? Для людей эпохи развития племенных отношений такая характеристика неприемлема, однако она может иметь место при описании человека периода расцвета суперплемен.
