Тропами карибу - Крайслер Лоис (книги онлайн бесплатно .txt) 📗
К счастью, первые день-два нам не пришлось ломать голову над тем, как отвести от волчат одну из возможных угроз их существованию: Курок и Леди отсутствовали. Не попытаются ли они прикончить волчат, когда вернутся домой?
Но вот как-то утром, едва первый луч солнца заиграл в вышине, над краем Столовой горы показалась настороженная светлая голова Курка. Волки вернулись.
– Хочу показать им волчат, – сказал Крис.
Я умоляла не подвергать их опасности.
– Нет. Рано или поздно все равно придется рискнуть.
С таким же успехом можно рискнуть и сейчас.
И он высадил волчат на землю перед запасным входом.
Взрослые волки съежились, затем, тихонько повизгивая, двинулись к волчатам. Курок нагнул голову, раскрыл свою широченную пасть и охватил челюстями тело волчонка. Я отвернулась.
– Смотри, не бойся, – сказал Крис.
Волк выпустил волчонка из зубов, лишь чуть – чуть прихватив его шерстку.
И тут произошло нечто странное: Леди вырвало. Так, совсем немного пены и жидкости, – очевидно, охота была безрезультатна. Просто очень взволновалась при виде волчат, решила я.
Затем на нас свалились еще два сюрприза, причем первый сулил в будущем серьезные осложнения: Курок не захотел отдавать нам волчат. Им овладело страшное возбуждение, его глаза потемнели, он взвился на дыбы и схватил Криса за руку. Крис уговаривал его в спокойном дружеском тоне. Тем временем я тихонько унесла волчат в барак.
Второй сюрприз состоял в том, что, едва Курка накормили, он попросился в барак и «потерял» съеденный завтрак возле ящика с волчатами. Я решила, что и он тоже «очень взволнован».
Курок не отступался от своих собственнических притязаний на волчат и был опасно возбужден. Стало ясно, что весь наш план снимать волчат может рухнуть. Волки легко могли помешать нам даже кормить их. К моему восхищению, Крис терпеливо уговаривал Курка, где уступая, где проявляя твердость. В конце концов волки признали нас равноправными партнерами в сложившейся ситуации, и мы были довольны этим родством, завоеванным с таким риском.
С эскимосами дело обстояло иначе. Они пришли к нам завтракать накануне своего отъезда, и волки не убежали, как можно было предположить, а с воем кружили вокруг барака. Им не нравилось, что чужаки допущены так близко к волчатам. Попрощавшись с нами, Джек и Джонас браво зашагали под гору, напряженно глядя прямо перед собой. Курок и Леди последовали за ними; Курок издавал хриплые взвой, как тогда, когда хотел напасть на собак. Крис выбежал из барака и проводил эскимосов до палатки.
На следующее утро Джек и Джонас снялись. Сани они надежно запрятали, перевернув их вверх полозьями и обвернув сбрую медвежьей шкурой: они вернутся за ними, когда ляжет снег. В сопровождении девяти навьюченных собак они отправились через тундру в Анактувук-Пасс в двух ночевках отсюда. На этот раз Джек впервые нес на себе груз – радиоприемник, привязанный к каркасу. Крис предупредил, что приемник может испортиться, если собака окунет его в воду при переправе через реку.
Десятого пса, маленькую, одинокую, взволнованную собаку по кличке Тутч Крис привел к нам на вершину. Он сторговал ее за сто долларов во время похода на Эйприл-Крик, рассчитывая с ее помощью почаще удерживать волков дома. Он еще не знал, что волки навсегда отвернулись от собак в тот момент, когда их отряд тронулся в путь, и, в частности, не знал, что как раз Тутч погналась тогда за Леди.
Тутч была сильной личностью. Она была на четверть волком. Она обладала длинной волнистой шерстью смешанной масти – каштановой, черной и кремовой, блестевшей, словно полированная, и сверкающими черными глазами. Ее ляжки вздувались почти карикатурными буграми мускулов, нажитых тяжким трудом. В ней замечательным образом сочетались черты, характерные для подневольной собаки – вожака стаи.
Как невольница, она была привычна к незаслуженным побоям – скажем, к здоровенному пинку, когда постромки упряжки зацеплялись за куст, в то время как она усердно и добросовестно прокладывала указанный Джонасом маршрут.
Условия собачьего существования в Арктике, когда хозяин живет под открытым небом и держит все свои пожитки, в особенности мясо, на земле, весьма суровы. Собаку здесь приучают к строгой дисциплине.
Однако нам приходилось наблюдать, как собак по нескольку дней держали без воды, и это, на наш взгляд, было слишком. Их не пускали к воде до тех пор, пока уже никакими побоями нельзя было заставить их не выть. Мы не встречали эскимосов, которые были бы добры к своим собакам. Повсюду на побережье Берингова моря мы видели летом обессилевших, полумертвых от голода собак. Раз они не работают, зачем их кормить? «Мы хорошо обращаемся с ними, – заявил нам один владелец собак. – Мы даем им пить». Тутч повезло: ее кормили, потому что летом она работала в качестве вьючной собаки.
Должно быть, эскимосов спасает от угрызений совести удобное соображение: все предметы, даже неодушевленные, имеют душу, только не собаки. У собак души нет.
Запретнее всех запретов для собаки – раба – мясо. Случалось, мы перехватывали взгляд, который Тутч бросала на подвешенное мясо, и от одного этого она впадала в страшное замешательство. Уже сама мысль о мясе казалась ей не менее греховной, чем проступок. Крис ходил с братьями Ахгук за первым убитым оленем, чтобы доставить его к палатке, и потом рассказывал:
– Я был так наивен: посоветовал им привязать собак в стороне и вызвался помочь дотащить тушу до саней. Они ответили: «Нет, нет, мы подъедем прямо к оленю». Можешь себе представить мое удивление! Они подогнали собак прямо к оленю, поставили сани рядом и завернули собак вокруг его головы.
Собаки даже и не взглянули на него.
Когда сани заменили вьюками, оседланные собаки ложились вокруг туши и ждали, пока каждую нагрузят двадцатью – тридцатью фунтами сырого мяса, которое нужно было отвезти к палатке; при этом они даже не глядели на тушу.
Компенсацией за все собаке – рабу служит честолюбие. Прежде всего это относится к вожакам. В Анактувук-Пасс насчитывалось около двухсот весьма воинственных псов, и все же Тутч, действуя где силой, где запугиванием, сумела пробиться к месту вожака стаи, в которой каждая из собак была больше ее самой. С собаками она держала себя деспотически, с людьми подобострастно, но иногда, если только она могла позволить себе такое, своенравно. Она была единственной собакой, к которой я испытывала двойственное чувство – нежность и иногда негодующую вражду, словно имела дело с себе равным. Тутч очень заботилась о поддержании своего престижа и проявляла прямо-таки трогательную решимость, когда надо было «спасти лицо».
Никогда раньше эта маленькая, решительная собака не переживала такой крутой перемены в своей судьбе, и всем своим существом она стремилась остаться самой собою. До сих пор она сознавала себя лишь собакой, пользующейся авторитетом и во всем угождающей хозяину. Уверенная в нашей поддержке, она ощеривалась на Леди. Мы одергивали ее. Она через силу «улыбалась» и с недоумением смотрела на нас. Разумно ли это? Как это понять?
Между Леди и собакой шла холодная война. Леди жаждала превратить ее в горячую. Быть может, она помнила, как свирепо преследовала ее Тутч? Леди стояла у собаки над душой. Тутч припадала к земле с таким видом, будто поглощена чем – то более важным и далеким, спасала лицо, а то и жизнь тем, что не отрываясь важно всматривалась в какой-нибудь отдаленный предмет.
Невозможно себе представить, чтобы человек или какое-либо другое животное могли вести себя более вызывающе, чем Леди. Она так и норовила спровоцировать Тутч на неосторожное движение. Ее хвост при этом вытягивался горизонтально, как палка, и мы сбивали его вниз хворостиной, полагая, что и ее настроение послушно последует за ним.
– Леди словно подменили, – с удивлением заметил Крис.
Волки страшно ревнивы. Когда Леди, спустившись с горы, отправлялась в тундру, стоило подойти к сидевшей на привязи собаке, и волчица стремглав мчалась обратно. Через считанные секунды над краем горы появлялась темная волчья голова, а потом и вся ее обладательница, уверенная в том, что мы балуем Тутч, и готовая под этим предлогом затеять драку.
