Тропами карибу - Крайслер Лоис (книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Поднялась бы она к нам на гору, если б не Тутч? Серебряная грива и Тутч были врагами.
Они уже сцепились однажды, но оказавшийся поблизости Крис отозвал собаку. И вот теперь, проходя под холмом, на котором обитала Серебряная грива, Тутч всякий раз бросала взгляд наверх и издавала странные хриплые взвой, словно только мы удерживали ее от того, чтобы взбежать на холм и покончить с волчицей.
Когда я гуляла днем с Тутч – на ее добрые чувства к волчатам по-прежнему нельзя было рассчитывать, – мы оба, и собака, и я, настороженно высматривали Серебряную гриву. У волков не было твердо установленного распорядка дня. Правда, они неизменно выходили на охоту ночью, но время их возвращения трудно было предугадать; к тому же они иногда выходили охотиться и днем.
Однажды мы столкнулись-таки с Серебряной гривой. Она вместе с Курком возвращалась домой. Тутч спас лишь специфический прием самозащиты, возможно свойственный всем вожакам собачьих упряжек: она притворилась, будто пристально разглядывает что-то впереди. С железным самообладанием она трусила – не бежала, а именно трусила – к дому так, чтобы не подать виду, будто она торопится, и при этом то и дело оглядывалась назад. Серебряная грива легко могла бы задушить ее.
Возвращаясь утром, Курок разводил целый церемониал. Первой он приветствовал Тутч. Курок был единственным четвероногим другом у бывшего вожака собачьей упряжки. Тутч раскланивалась перед ним, вполне галантно по собачьим, но очень неуклюже по волчьим меркам. Ее глаза темнели, в них появлялся блеск. Курок проявлял к ней барственную терпимость.
Затем Курок приветствовал нас, смакуя каждое наше радостное восклицание, каждую ласку. Все это, по-видимому, настраивало его на благодушно – приподнятый лад. Под конец он приветствовал волчат и давал им мяса, когда больше, когда меньше. Иногда он и вовсе ничего им не приносил. (Не всякая охота бывает удачной, а старая добыча в конце концов подъедается. По той радости, с какой волки дают волчатам свежее мясо, можно судить, как редко им удается его добыть.) На этом церемониал заканчивался, и Курок переходил к «текущим делам». С собакой можно здороваться хоть целый день.
Обычно он заходил к нам в барак и, пока я готовила ему пинту теплого молока, любил поваляться на обертках из-под мыла, кофе, бекона. Крис душил ладонь несколькими каплями «Quelques Fleurs», и Курок катался по его руке.
Затем он брал в зубы банку с молоком и осторожно, стараясь не расплескать, нес распивать ее в более безопасное, с его точки зрения, место.
– Курок неплохо устроился в жизни, – сказал Крис. – Серебряная грива ухаживает за ним. Мы души в нем не чаем. Тутч тоже неплохо его принимает. А волчата от него без ума. По ним прямо-таки ток протекает, стоит им коснуться хотя бы кончика его хвоста.
Но и у него была своя проблема. Речь идет не об утрате Леди. В первый день после ее смерти он ничем не показал, что тоскует по ней. Но на другой день сделал нечто трогательное. Возвратясь домой, он обнюхал все места, где она любила отдыхать, и ищущим взглядом обвел тундру. Вероятно, Курок в первый же день узнал о случившемся, но на следующий день, возвращаясь, он пошел другим маршрутом, и ему, должно быть, показалось, что она дома.
Так вот, его проблема состояла в том, что он не мог свести воедино всех членов своей семьи – людей и зверей. Ему хотелось, чтобы Крис охотился вместе с ним. Что касается меня, то я занимала совершенно особое место в его сложных семейных отношениях, ибо Серебряная грива ненавидела меня. Это давало мне повод к горькому ликованию. «Если дикий волк враждует с тобой, твоя песенка спета!» – думала я.
Иногда, когда волки отправлялись на ночную охоту, я провожала их. Курок рысил впереди, то и дело останавливаясь, чтобы подождать меня. Серебряная грива, пока встреча еще не состоялась, держалась ярдах в ста в стороне.
Всякий раз, когда я смотрела на нее, она скребла землю задними лапами, выражая этим свое презрение.
Но вот мне пора поворачивать обратно, и тут сбывалось мое старое фантастическое желание: я видела встречу двух волков в естественных условиях. Поначалу Курок беспрестанно останавливался и оглядывался на меня, ожидая, что я последую за ним. Все это время Серебряная грива стояла на месте, а уверившись, что он идет к ней, убегала вперед и снова останавливалась, поджидая его. В собственно встрече не было ничего порывисто бурного, напротив, она была отмечена сдержанностью, которая придает волчьему поведению забавный оттенок учтивости. Когда Курок подходил совсем близко, Серебряная грива делала несколько шагов ему навстречу и застывала в ожидании. Наконец он подходил к ней вплотную, она поднималась на задние лапы, клала передние ему на плечи и, не снимая их, начинала подскакивать, как наэлектризованная. Потом Курок, а не она, брал на себя роль ведущего, и они уходили. Прежде чем скрыться из виду, они иногда ненадолго задерживались на одном месте, чтобы поиграть.
В игре как нельзя более ясно проступает трудноуловимое коренное различие между волком и собакой. Собака по натуре попрыгушка и ветрогонка.
Ее жизненный принцип – зависимость, и, следовательно, она более или менее тривиальна. Волк же далек от тривиальности даже в игре. Его жизненный принцип – ответственность. У волка игра лишь эпизодически перемежает серьезное дело добывания средств к существованию. Волки удивительно веселые, но отнюдь не фривольные животные.
Другое трудноуловимое, но существенное отличие волка от собаки состоит в том, что в его отношении к другому волку, или волкам, нет ничего поверхностного, скоропреходящего; это отношение можно определить как жизненное обязательство. Собаки могут собраться сворой и совместно охотиться, но затем разбегаются по домам. Для волка же другой волк товарищ, и не по игре, а по стае, либо по совместной жизни. Их взаимоотношения определяются принципом строгой ответственности.
Напряженные отношения в необыкновенной семье Курка наглядно иллюстрирует занятная сценка, разыгравшаяся однажды вечером.
Мне захотелось подразнить Серебряную гриву, хотя я знала, что этим могу поставить под угрозу ее жизнь. Ни одно дикое животное не следует склонять к тому, чтобы оно доверилось наиболее вероломному и свирепому из всех живых существ – человеку. Дело было так. Мы с Тутч возвращались домой после долгой прогулки, когда впереди я увидела Курка. Он стоял на краю горы и наблюдал за мной. Очевидно, он и Серебряная грива также только что вернулись, ибо Серебряная грива еще не пошла отдыхать. Она стояла на низкой гряде справа и тоже наблюдала за мной.
Курок не шевелился, ожидая, пока я подам ему наш отличительный знак приподниму вверх обе руки. (Волки любят лишний раз увериться в своих ощущениях.) Лишь после этого он скоком спустился с горы и затрусил ко мне.
Встретившись с Тутч, он с вызовом остановился возле нее, потом с довольным видом продолжал свой путь. Его уши свисали, глаза были добрые.
Серебряная грива пристально следила за нами. И тут мне пришла в голову зловредная мысль. Чтобы заинтриговать и удивить ее, я изобразила перед Курком полное волчье приветствие – брякнулась навзничь под самым его носом.
Я проделывала это впервые. Впоследствии, имея дело с другими волками, я обнаружила, что они немедленно отвечают на приветствие улыбкой и всячески проявляют свою радость, особенно глазами; моя пантомима была исполнена для них глубокого смысла. Однако сейчас Курок стоял неподвижно и смотрел не на меня, а – неотрывно – на Серебряную гриву странно ярким, словно торжествующим взглядом.
Присутствие возле нас экспансивных животных, двое из которых враждовали между собой, рано или поздно должно было разрешиться взрывом.
Темным ветреным утром 21 июля, около пяти часов, я проснулась от шума.
Крис уже поднялся и стоял у запасного входа, выглядывая наружу. Оттуда неслись дикие завыванья. Крис всвойственнойему заинтересованно – попустительствующей манере докладывал мне обстановку: «Курок на горе, Тутч с лаем спускается по тропе – дескать, Курку нечего бояться этого волка, уж она ему задаст», – а Серебряная грива в конце тропы медленно подвигается навстречу Тутч. Похоже, – заключил Крис, – дело идет к развязке".
