Обезьяны, человек и язык - Линден Юджин (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Чисто бихевиористский подход Примака к эксперименту не позволяет с определенностью оценить интересный факт, связанный с аналитической способностью обезьяны. Когда ей предложили сравнить две конструкции из жетонов «яблоко красное?» и «красный – цвет яблока», она решила, что они одинаковы; но восприняла как различные «яблоко красное?» и «яблоко круглое».
Если предположить, что Сара отождествила первые две конструкции на основе совпадения смыслов, то надо признать, что она владеет не только довольно тонкими синтаксическими трансформациями, но и понимает, что выражения «яблоко» и «цвет яблока» – контекстные синонимы. Такое предположение, конечно, трудно принять. Но нельзя утверждать, что решение Сары было случайным. Остается предположить, что она руководствовалась чисто формальными критериями. Дело в том, что первые два предложения состоят из одинакового числа жетонов (по три: знак вопроса – отдельный жетон) и два из трех жетонов совпадают («яблоко» и «красный»). Вторая пара предложений содержит разное число жетонов – три и два соответственно, при этом общим является только один жетон («яблоко»). Не эти ли чисто внешние признаки послужили основанием для принятия Сарой решения? Нам это кажется вполне вероятным, и говорить о ее способности отождествлять и различать синтаксические конструкции едва ли возможно.
В этой связи следует подчеркнуть, что искусственно навязываемые животным задачи мало проясняют проблемы их знакового поведения. Лишь создание условий для их мотивированной целенаправленной знаковой деятельности – вот путь к раскрытию интеллектуальных и «языковых» способностей обезьян.
ЗНАКОВЫЙ ВЫХОД ИЗ НАЛИЧНОЙ СИТУАЦИИ. В связи с поставленными выше вопросами нам хотелось бы обсудить еще один пункт. Он связан с понятием «перемещаемость». Способна ли обезьяна к абстрагированию от наличной ситуации, к оперированию с прошлыми или будущими образами?
Способность к «перемещению» тесно связана с другой, не менее обсуждаемой в книге способностью – к реконституированию, то есть к умению создавать другой, «суррогатный» знаковый мир.
Сразу же скажем, что обе эти способности не имеют непосредственного отношения к собственно знаковому поведению и, хотя являются необходимым условием его развития, представляют собой в первую очередь интеллектуальные характеристики психики человека. К сожалению, в книге Линдена слишком мало фактического материала для разговора об этих способностях применительно к шимпанзе.
Однако, если «перемещаемость» перевести в семиотическую плоскость, то, пожалуй, некоторые факты поведения шимпанзе будут ей соответствовать. Поставим вопрос так: может ли обезьяна оперировать со знаком, если она не наблюдает обозначаемого им предмета? Способна ли обезьяна понять замещающую функцию знака, или, иными словами, может ли она выйти в своем знаковом поведении за пределы наличной ситуации?
Вернемся к эпизоду с обучением Уошо знаку «нет». Сигнал «собака» был предъявлен без обозначаемого предмета и вызвал такую же реакцию, как будто собака была рядом. Отрицательная реакция на предложение прогуляться говорит о том, что знак «собака» для Уошо явился действительно представителем и заместителем самой собаки (при условии, если не было слышно лая или каких-либо других признаков присутствия этого животного). Знаковость поведения Уошо проявилась бы еще ярче, если бы Гарднеры спросили обезьяну, почему она не хочет гулять. И если бы Уошо объяснила отказ знаком «собака», факт выхода из наличной ситуации можно было бы признать полностью.
Если здесь «сработали» образы прошлого, то случай с Люси, по всей вероятности, говорит о знаковом поведении, связанном с будущим. Когда однажды из дома, в котором жила и воспитывалась Люси, уезжала хозяйка, обезьяна подскочила к окну и просигналила ей: «плакать я, я плакать», вместо того чтобы выразить огорчение обычным, обезьяньим способом. Трудно со всей определенностью сказать, передала ли обезьяна с помощью жестов свое сиюминутное состояние или то, которое появится у нее в отсутствие заботливой и ласковой Джейн. Футс, проводивший занятие с Люси, интерпретировал «плакать» как выражение сиюминутной эмоции. Но можно предположить, что обезьяна представила себе и свою будущую жизнь без Джейн. И все же приведенные случаи скорее всего иллюстрируют знаковое поведение обезьян «на границе» наличной ситуации.
Итак, мы рассмотрели некоторые категории фактов, интересных с точки зрения знакового поведения обезьян. Для нас очевидно, что шимпанзе способны употреблять знаки с переносом значений, создавать новые знаки некоторых видов, синтаксировать знаковые конструкции и, может быть, употреблять знаки в чистом виде, без обозначаемых предметов. Все это позволяет нам более обоснованно сказать, что знаковое поведение шимпанзе во многом аналогично знаковому поведению человека.
Знаковая система, которой научились подопытные обезьяны – несколько преобразованный язык американских глухонемых (амслен), соответствует тому первоначальному этапу развития языка (и в филогенезе, и в онтогенезе), который принято называть этапом слов-предложений и который в данном случае не может развиться в человеческий язык с его сложными внутренними связями из-за жестовой «фактуры» самих знаков. Эта тупиковая с точки зрения возможностей символизации линия развития должна быть заменена звуковым языком, что для обезьян невозможно.
Хотя многозначность языковых единиц, некие «правила» их комбинирования и свойственны знаковой системе, которой пользуются обученные обезьяны, но по сравнению с человеческим языком они выражены слабо и, будучи общими для человека и обезьяны чертами, все же различаются по своей коммуникативной и гносеологической мощи. Это отдельные зерна, которым далеко до кучи (вспомним парадокс Евбулида).
В целом эта интересная и достаточно глубокая по мысли книга, думается, в значительной степени изменит наши представления о способностях человекообразных обезьян, еще более приблизив высших приматов к роду человеческому, и явится замечательной иллюстрацией дарвиновской теории эволюции.
