Секс с учеными: Половое размножение и другие загадки биологии - Алексенко Алексей (читаем книги онлайн бесплатно txt, fb2) 📗
Наконец, появилась гипотеза, наименее лестная для человека разумного. Ее предложил Ричард Александер (1929–2018), скромный профессор зоологии, сорок лет преподававший в Мичиганском университете, а затем вышедший на пенсию и занявшийся разведением лошадей. Согласно этой гипотезе, причина лавинообразного развития мозга – своего рода гонка вооружений в борьбе разных групп гоминид. Другими словами, разум нес войны, а войны оттачивали разум. Эта идея не стяжала такой популярности, как предыдущие, но, возможно, напрасно: во многих случаях интуиция профессора Александера приносила блестящие плоды. Так, еще в 1970-х он буквально выдумал из головы эусоциальное млекопитающее – грызуна, живущего колониями во главе с плодовитой самкой. А через некоторое время оказалось, что голый землекоп действительно существует и ведет себя в точном соответствии с предсказаниями Александера. Может быть, с нашими предками он тоже все угадал правильно?
Надо сказать, что в тонких различиях этих моделей разбираются разве что эволюционные психологи, а для широкой публики грани между этими идеями размыты, и часто их объединяют под наиболее провокационным из названий – «теории макиавеллиевского интеллекта». Объединяет их то, что разум в них развивается под действием усложняющегося общества, а развившись, сам ведет к дальнейшему усложнению этого общества. Миллер нигде не опроверг эту картину, однако добавил к ней половой отбор, отчего картина сразу засияла новыми красками.
Согласно Миллеру, половой отбор может способствовать развитию разума сразу во всех своих ипостасях. Мозг – прекрасный индикатор приспособленности, поскольку чутко откликается на любое генетическое неблагополучие. Если половой отбор вступит на путь «честной рекламы», разум – идеальный рекламирующий признак, потому что еще ни одному болвану не удавалось притвориться остроумным, не будучи таковым. Мозг годится и как гандикап, и не только потому, что потребляет огромное количество энергии, но, возможно, и потому, что слишком много задумываться об абстрактных предметах неполезно для житейского успеха. Наконец, нельзя исключать и более или менее длительных периодов человеческой истории, когда половой отбор действительно начинал работать в режиме «фишеровского убегания». О том, как половой отбор может закреплять просоциальные признаки, речь шла в прошлой главе, где таким признаком (по мнению Кеннеди и Павличев) оказалось умение доставлять женщине удовольствие в сексе. Но разум уж точно полезнее оргазма, если вам надо вписаться в социум и занять в нем заметное положение.
Книга Миллера – 736 страниц чистого интеллектуального удовольствия, и не надо думать, что вместо нее можно прочитать наши жалкие несколько абзацев. Однако она была написана почти четверть века назад, и с тех пор было получено прискорбно мало доказательств правильности изложенных в ней идей. Вот один небольшой пример. В 2017 году Алекс де Казьен из Нью-Йоркского университета прониклась идеями Миллера и попыталась найти им подтверждение. Если развитие мозга в эволюционной линии человека управлялось половым отбором, то, возможно, у ныне живущих приматов существует какая-то связь между размером мозга и их половыми практиками? Например, у тех, кто предается промискуитету, половой отбор должен играть более заметную роль, а значит, и мозг (то есть ум) станет больше. Кстати, не надо думать, что моногамность вообще не оставляет места для полового отбора (за опровержением этого мнения опять же адресую читателей к книге Миллера), однако чем больше партнерш у успешного самца, тем отбор, конечно, сильнее.
Алекс и ее соавторы исследовали 140 видов приматов. Зоологи фиксировали, насколько велики их группы, верны ли самка и самец друг другу, насколько часто занимаются сексом и сколько весят их мозги. Ни малейшей корреляции между размером мозга и склонностью к разврату исследователи не обнаружили. Размер мозга надежно коррелировал лишь с одним фактором: едят ли обезьяны листья или плоды. Искать фрукты сложнее, чем просто лопать ботву: надо обследовать территории, составлять мысленные карты местности и т. п. Однако во фруктах гораздо больше калорий, которые можно потратить на работу большого мозга.
Критики сразу сказали, что фруктовая диета не причина, а следствие: к ней перешли те приматы, которые уже развили свой мозг, будь то благодаря жизни в больших и сложных социальных группах или опять же из-за полового отбора. К логике авторов есть и другая претензия: давно известно, что признаки, развивающиеся под действием полового отбора, обычно строго видоспецифичны (ведь биологический вид – это просто и есть те особи, которые не прочь спариться друг с другом, а с посторонними отказываются). Обнаружить половой отбор на основе статистики разных видов, возможно, вообще проблематично.
Как бы то ни было, была предпринята еще одна попытка обосновать красивые гипотезы конца ХХ века о происхождении разума, она дала результат – была открыта новая закономерность. Однако красивые гипотезы так и остались предположениями, и не более того.
Итак, найти в природе подтверждение связи между разумом и сексом пока не получилось. Однако можно поискать их другим способом, как это привыкли делать популяционные генетики, – построив компьютерную модель. Примечательная работа на эту тему была опубликована еще в 2006 году. Один из ее авторов – Сергей Гаврилец, некогда работавший в МГУ, но затем перебравшийся в Теннесси, и эту статью упоминает Александр Марков в своей книге об эволюции человека. Название статьи – «Динамика макиавеллиевского интеллекта» – может вводить в заблуждение, отсылая к одноименной гипотезе Бирна и Уитена (о том, что разум нужен нам, чтобы интриговать и обманывать, завязывать союзы и добиваться высокого положения в обществе). Однако в работе Сергея Гаврильца и Аарона Воуза главным действующим лицом является половой отбор [32].
Согласно их модели, самцы (с помощью своего мозга) выдумывают стратегии, или мемы, позволяющие им завоевать сердца противоположного пола. Такими стратегиями могут быть, к примеру, умения построить хижину или развести огонь, исполнить интересный танец или спеть балладу из жизни древних богов. Но чтобы не путать читателя, я здесь буду говорить не о «стратегиях», а о «шутках» – известном и надежном способе привлечь женское внимание. Итак, самцы придумывают шутки. Одну из таких шуток, кстати, описывает знаменитая исследовательница приматов Джейн Гудолл. В некоем сообществе шимпанзе один из самцов украл у зоологов две пустые канистры и начал стучать ими друг о друга, издавая невероятный шум. Его ранг среди прочих самцов мгновенно вырос до небес. Многие пытались повторить его шутку (она очень нравилась самкам), но у них не получалось – видимо, не хватало мозгов.
Итак, самцы в модели Гаврильца и Воуза придумывают шутки. Как и в случае с нашим шимпанзе, это происходит случайно, однако, чтобы перенять чужую шутку, уже нужно немного ума. Шутки могут быть более или менее сложные, и простые шутки запомнить проще – их в ту же самую голову помещается больше. В самом начале развития нашей воображаемой популяции ситуация с умом печальная: шутки придумываются и тут же пропадают зря, потому что никто не в состоянии запомнить ни одной. Однако согласно модели ум способен спонтанно увеличиваться на одну ступеньку в результате мутации. Опять же, вначале эти мутации отбором не поддерживаются: шутки придумываются не очень часто, и вполне вероятно, что носитель одной единицы разума и удачливый шутник так никогда и не встретятся. А сам по себе ум в модели рассматривается как слабовредный признак: ресурсы он потребляет, а толку от него нет.
Но затем наступает перелом. Некто, чей разум уже вырос в результате мутации на одно деление, внезапно узнает пару удачных мемчиков. Он демонстрирует их самкам и оставляет большое потомство. Надо сказать, что модель Гаврильца и Воуза можно обвинить в сексизме: для самок обладание умом не дает ровным счетом никакого преимущества, они лишь оценивают шутки самцов и выбирают лучшие. Это, конечно, упрощение, потому что ген ума будет распространяться и среди самок и, наверное, повышать их избирательность в отношении самых умных самцов. Однако и тех условий, которые были заложены в модель, оказалось достаточно, чтобы популяция начала стремительно умнеть. А чем больше умных, тем активнее запоминаются и распространяются мемы, тем больше этих мемов вокруг, тем больше возможностей у умного самца ими блеснуть и тем полезнее становится разум. Это та самая петля положительной обратной связи, которую ищут ученые в истории эволюции интеллекта, потому что иначе его взрывной рост никак не объяснить.
