Прочь от реальности: Исследования по философии текста - Руднев Вадим (бесплатные полные книги TXT) 📗

Вадим Руднев

Прочь от реальности: Исследования по философии текста

От автора

Идеи, положенные в основу этой книги, представляют собой развитие ключевых идей книги «Морфология реальности» [Руднев 1996b]. Прежде всего это положение о том, что понятия «реальность» и «текст» не имеют в культуре XX века четких онтологических критериев, постоянно перетекая друг в друга. На попытке уловить и осознать границу между текстом и реальностью, в частности, построено все фундаментальное искусство XX века.

Книга, представляемая сейчас читателю, построена в виде завихряющейся спирали; последняя в определенном смысле может служить символом идеи неразрывности текста и реальности; последняя, по нашему мнению, составляет основу культурной коллизии XX века.

В соответствии с этим в первой главе «Текст» вначале разграничиваются понятия «текст» и «реальность», затем делается попытка понять, как функционирует художественный текст, а потом рассматриваются основные онтологические мосты между текстом и реальностью – модальности.

Во второй главе «Сюжет» мы вначале показываем, как функционирует художественный сюжет, а затем постепенно делаем попытку отказаться от этого понятия.

В третьей главе «Реальность» спираль закручивается – реальность рассматривается как текст, художественный реализм объявляется никогда не [FIXME]существовав- [FIXME]

[FIXME]ло рассматриваться как знаковое образование, а язык понимается как бесконечная череда произвольных ассоциаций.

Отсюда закономерным оказывается переход в четвертой главе «Прочь от реальности» к психоаналитическому осмыслению культуры XX века как культуры невротической и психотической. Само производство текста приравнивается к практике психоанализа, а отрицание реальности становится универсальным механизмом функционирования речи.

В заключение приношу глубокую благодарность всем тем, кто так или иначе на разных этапах работы и в разной форме своей помощью содействовал созданию или изданию этой книги: Валерию Анашвили, Марку Евгеньевичу Бурно, Павлу Волкову, Владимиру Друку, Сергею Зимовцу, Сурену Золяну, Татьяне Михайловой, Корену Мхитаряну, Татьяне Михайловне Николаевой, Михаилу Одесскому, Алексею Плуцеру-Сарно, Ольге Разуменко, Юрию Сергеевичу Степанову и Владимиру Шухмину.

Я желаю всем счастья.

В. Р.

Глава 1

Текст

Время и текст

Наука XX века сделала три важнейших открытия в области осмысления собственных границ. Эти три открытия стали методологической основой нашего исследования.

1. Действительность шире любой описывающей ее системы; другими словами, «мышление человека богаче его дедуктивных форм» [Налимов 1979: 72]. Этот принцип был доказан Куртом Гёделем в теореме о неполноте дедуктивных систем [Godel 1931].

2. Поэтому, для того чтобы адекватно описать какой-либо объект действительности, необходимо, чтобы он был описан в двух противоположных системах описания. Это – принцип дополнительности, сформулированный Нильсом Бором в квантовой механике [Бор 1961], а затем перенесенный на любое научное описание [Лотман 1977а, 1978а].

3. Невозможно одновременно точно описать два взаимозависимых объекта. Это – расширенное понимание так называемого соотношения неопределенностей Вернера Гейзенберга, доказывающего невозможность одновременного точного измерения координаты и импульса элементарной частицы [Гейзенберг 1963, 1987]. Философский аналог этого принципа был сформулирован Л. Витгенштейном в его последней работе «О достоверности»:

3'. Для того чтобы сомневаться в чем бы то ни было, необходимо, чтобы нечто при этом оставалось несомненным. Этот принцип можно назвать «принципом дверных петель»:

«341. …Вопросы, которые мы ставим, и наши с о м н е н и я основываются на том, что определенные предложения освобождены от сомнения, что они словно петли, на которых вращаются эти вопросы и сомнения. 342. То есть это принадлежит логике наших научных исследований, что определенные вещи и в самом д е л е несомненны. 343. …Если я хочу, чтобы дверь вращалась, петли должны быть неподвижны» [Витгенштейн 1984: 147] (разрядка Л. Витгенштейна).

Опираясь на эти принципы, можно утверждать, что текст и реальность – базовые понятия этой книги – сугубо функциональные феномены, различающиеся не столько онтологически, с точки зрения бытия, сколько прагматически, то есть в зависимости от точки зрения субъекта, который их воспринимает. Другими словами, мы не можем разделить мир на две половины и, собрав в первой книги, слова, ноты, картины, дорожные знаки, Собор Парижской Богоматери, сказать, что это – тексты, а собрав во второй яблоки, бутылки, стулья, автомобили, сказать, что это – предметы физической реальности.

Знак, текст, культура, семиотическая система, семиосфера, с одной стороны, и вещь, реальность, естественная система, природа, материя, с другой, – это одни и те же объекты, рассматриваемые с противоположных точек зрения.

Текст – это воплощенный в предметах физической реальности сигнал, передающий информацию от одного сознания к другому и поэтому не существующий вне воспринимающего его сознания. Реальность же мыслится нашим сознанием как принципиально непричастная ему, способная существовать независимо от нашего знания о ней (в последнем, впрочем, сомневались уже Нильс Бор и Вернер Гейзенберг; подробно эту проблему мы рассмотрим в главе «Реальность»).

И вот в этой главе мы предпринимаем попытку обнаружить те основания, на которых строится различие точки зрения текста и точки зрения реальности, так сказать, попытку выявить механизм переключения с одной точки зрения на другую.

Исходя из основополагающей идеи, высказанной Людвигом Витгенштейном в «Логико-философском трактате», идеи о том, что если нечто может быть вообще сказано, то оно может быть сказано ясно [Витгенштейн 1994: 3], мы будем считать стандартное предложение на естественном языке эквивалентом любого текста. Ядром же любого предложения естественного языка служит так называемый предикативный центр, то есть в явном или неявном виде выраженный глагол, базовой категорией которого является грамматическая категория времени, или – шире – семантико-грамматическая категория темпоральности. Последняя особенность вытекает из самой структуры человеческого мышления:

«Любая мысль обладает точкой отсчета, поэтому сама мысль определяет эту точку. Этот факт выражается в грамматике при помощи правила, в соответствии с которым каждое предложение должно содержать глагол, то есть указательно-рефлексивный знак, указывающий время события, о котором идет речь, ибо время глагола имеет указательно-рефлексивное значение» [Рейхенбах 1962: 356].

Другими словами, любое высказывание так или иначе представляет собой высказывание о прошлом, настоящем или будущем. Естественно, что в различных типах языкового мышления время моделируется по-разному, но тем или иным образом моделируется всегда. Получается, что время – универсальная характеристика и физической реальности, и знаковой системы. Однако семиотическое время, время текста, время культуры противоположным образом отличается от времени физической реальности.

Важнейшим свойством физического времени является его анизотропность, то есть необратимое движение в одну сторону; эта особенность физического времени отмечается практически всеми философами, стоящими на естественно-научных позициях [Вернадский 1975; Грюнбаум 1969; Рейхенбах 1962; Уитроу 1964]. В соответствии с этим свойством ни один момент в мире не повторяется полностью, мы не можем повторно оказаться в прошлом и не можем заглянуть в будущее.

Со второй половины XIX века наиболее общепринятой в рамках естественно-научной картины мира является интерпретация временной необратимости через второй закон термодинамики, согласно которому энтропия в замкнутых системах может только увеличиваться. Связь временной необратимости с возрастанием энтропии была статистически обоснована в конце XIX века великим австрийским физиком Людвигом Больцманом [Больцман 1956] и в середине XX века подробно разработана философом-позитивистом Гансом Рейхенбахом [Рейхенбах 1962].