Мысли - Блез Паскаль (читать книги без регистрации .txt) 📗

Вот почему, когда люди указывают нам На дурные свойства и пороки, которыми мы действительно стра­даем, они не только не причиняют нам зла, ибо ничуть не повинны в этих недостатках, но, напротив того, де­лают добро, помогая исцелиться от злого недуга — неведения собственных несовершенств. Мы не должны сердиться на тех, кто видит наши слабости и презирает нас, ибо сама справедливость требует и чтобы люди нас знали, и чтобы относились с презрением, если мы заслуживаем презрения.

Только такие чувства должны были бы возникать в сердце подлинно нелицеприятном и справедливом. А что сказать о нашем собственном сердце, в котором гнез­дятся чувства прямо противоположные? Ибо возможно ли отрицать, что мы ненавидим правду и говорящих ее и, напротив того, любим, когда люди заблуждаются на­счет нас — разумеется, в нашу пользу, — и стараемся казаться им не такими, каковы мы на самом деле?

Приведу еще одно, повергающее меня в ужас, до­казательство моей правоты. Католическая религия не требует публичного покаяния в грехах, она дозволяет утаивать их от всех, кроме одного-единственного чело­века: лишь ему мы обязаны открыть всю подноготную, показать себя в истинном свете. Она запрещает нам вводить в обман его, и только его, а ему приказы­вает так свято блюсти тайну, что мы словно бы ни в чем и не сознавались. Неслыханное милосердие, не­слыханная кротость! Но развращенность человека та­кова, что и это требование он находит слишком суро­вым, и оно стало одной из главных причин бунта, под­нятого во многих европейских странах против истинной Церкви.

Как же неразумны, как глубоко несправедливы люди, если их возмущает требование быть с одним-единственным человеком такими, какими по всей справедливости они должны быть со всеми людьми! Ибо разве обма­нывать справедливо?

Большее или меньшее отвращение к правде присуще, видимо, всем людям без исключения, ибо оно неотъем­лемо от себялюбия. Поэтому те, чья прямая обязан­ность — увещевать ближних, изворачиваются и, дви­жимые ложной щепетильностью, идут на всякие уловки, всякие ухищрения, только бы никого не обидеть. Они тщатся умалить недостатки, прикидываются, будто про­щают их, выговор чередуют с похвалой, неустанно за­веряют в своей приязни и в полном своем уважении. Но лекарство не становится от этого слаще. Себялюбие пьет его маленькими глоточками, всегда с неудовольст­вием, а порою даже с тайной злобой на тех, кто это питье подносит.

Поэтому, если человек почему-либо хочет расположить нас к себе, он не станет оказывать услугу, нам неприятную, и будет обходиться с нами так, как мы сами того желаем: скроет правду, ибо мы ее ненавидим, начнет льстить, ибо мы жаждем лести, обманет, ибо мы любим обман.

Вот и получается, что с каждым шагом по пути мирского успеха мы на тот же шаг удаляемся от правды, так как чем полезнее людям наше расположение и опаснее неприязнь, тем больше они страшатся нас задеть. Монарх может стать посмешищем всей Европы, а он этого и не заподозрит. Что ж тут удивительного: правда идет на пользу тому, кто ее выслушивает, отнюдь не тому, кто говорит и, значит, навлекает на себя ненависть. Меж тем царедворцы дорожат своей выгодой больше, нежели выгодой монарха, и не торопятся принести пользу ему в ущерб себе.

Разумеется, от этого злосчастного притворства боль­ше всего страдают сильные мира сего, но порою его жертвами становятся и простые смертные: ведь всегда есть резон снискать людское расположение. И выходит, что наша жизнь — нескончаемая иллюзия, ибо мы толь­ко и делаем, что лжем и льстим друг другу. В глаза нам говорят совсем не то, что за глаза. Людские отно­шения зиждутся на взаимном обмане, и как мало уцелело бы дружб, если бы каждый внезапно узнал, что говорят друзья за его спиной, хотя именно тогда они искренни и беспристрастны.

Итак, человек — это сплошное притворство, наду­вательство, лицемерие, причем не только когда речь идет о других, но и о нем самом. Он не желает слышать правду о себе, он избегает говорить ее другим, и эта наклонность, противная разуму и справедливости, глу­боко укоренилась в его сердце.

131. Если бы каждому человеку стало известно все, что за глаза говорят о нем ближние, на свете не осталось бы и четырех искренних дружеских связей — таково глубочайшее мое убеждение. Его подтверждают ссоры, вызванные пересказчиками случайно вырвавшихся неос­торожных признаний.

132. Эпиграммы Марциала. — Людям по душе злое насмехательство, но не над кривыми и обез­доленными, а над спесивыми счастливцами. Кто думает иначе, тот заблуждается.

Ибо корысть — источник всех наших побуждений, в том числе и человеколюбия. Нужно расположить к себе людей человеколюбивых и мягкосердечных.

133. Жалость к обездоленным вполне уживается с корыстолюбием. Более того, люди радуются возмож­ности воздать дань добрым чувствам, прославиться мяг­косердечием, ни единой малостью при этом не пожерт­вовав.

134. Люди ненавидят друг друга — такова уж их природа. И пусть они усердно пытаются поставить свое корыстолюбие на службу общественному благу — эти их попытки только лицемерие, подделка под милосер­дие, потому что в основе основ лежит все та же нена­висть.

135. Своекорыстие послужило основой и материалом для превосходнейших правил общежития, нрав­ственности, справедливости, но от этого не перестало быть все тою же гнусной основой человеческой приро­ды, тем же figmentum malum [21]: оно прикрыто, но не уничтожено.

136. Пристрастие к собственному “я” заслуживает ненависти: вы, Митон, только скрываете его, но отнюдь не уничтожаете, значит, и вы заслуживаете ненавис­ти. — “Вы не правы: и я, и подобные мне, мы ведем себя так предупредительно со всеми, что ни у кого нет оснований нас ненавидеть”. — Это было бы верно, когда бы “я” заслуживало ненависти только за причиняемый им вред. Но моя к нему ненависть вызвана его непра­ведностью, его почитанием себя превыше всего и всех, поэтому я всегда буду его ненавидеть.

Короче говоря, у человеческого “я” два свойства: первое — это “я” неправедно по самой своей сути, ибо ставит себя превыше всего и всех; второе — оно стеснительно для других людей, неизменно стараясь под­чинить их себе, так как “я” враждебно всем прочим “я” И жаждет тиранически управлять ими. Пусть ваше “я” уже не стеснительно для ближних, но оно по-прежнему неправедно и, значит, немило всем ненавидящим неправедность, зато мило таким же неправедным, у которых стало на одного врага меньше; итак, вы непра­ведны и только у себе подобных способны вызвать при­язнь.

137. Несправедливость. — Людям не удалось изобрести способ ублаготворять собственное корыстолю­бие, не нанося при этом вреда другим людям.

138. До чего же извращены людские суждения, если нет на свете человека, который себя не ставил бы пре­выше всех прочих людей на свете и не дорожил бы собственным благом, каждым часом своего счастья и своей жизни больше, нежели благом, счастьем и жизнью всех прочих людей на свете!

139. Для каждого человека все сущее заключено в нем самом, потому что, когда он умирает, для него умирает и все сущее. Вот он и мнит, что для всех он тоже все сущее. Будем же судить о природе исходя не из нас, а из нее самой.

5. Гордыня и дух тщеславия.

140. Иные наши пороки — только отростки других, главных пороков: если срубить ствол, они отсохнут, как древесные ветви.

141. Стоит злонамеренности перетянуть на свою сто­рону разум, как она преисполняется гордыни и выстав­ляет союзника напоказ во всем его блеске.

Стоит воздержанности или суровому подвижниче­ству потерпеть крах и признать победу естества, как злонамеренность, отмечая сию победу, снова преиспол­няется гордыни.

142. Неправедность. — Самомнение в сочета­нии с ничтожеством — вот она, величайшая неправед­ность.

143. Противоречие. — Наша гордыня, берущая верх над всем нашим горестным ничтожеством: она либо вообще его утаивает, либо, вынужденная признать, тут же начинает хвалиться способностью признать это ни­чтожество.