Ломоносов: к 275-летию со дня рождения - Уткина Нина Федоровна (читаем книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Глухая стена непонимания начиналась с Петербургской Академии наук — большинство ее членов или разделяли принципы картезианства, или примыкали к вольфианству и с раздражением относились к воззрениям Ломоносова, не вписывающимся в известные им системы. Различие исходных принципов мешало увидеть глубину и подлинное новаторство идей Ломоносова. Показательным является письмо И. Д. Шумахера, направленное в ноябре 1753 г. Л. Эйлеру. «Что у г. советника и профессора Ломоносова замечательный ум и что у него особливое пред прочими дарование, того не отвергают и здешние профессора и академики. Только они не могут сносить его высокомерия и тщеславия, что будто бы высказанные им в рассуждении мысли новы и принадлежат ему. В этом они не хотят ему уступить, но полагают, что означенные мысли были высказаны другими прежде его. В особенности не намерены они простить ему, что... он дерзнул нападать на мужей, прославившихся в области науки» (76, 528). 30 лет жизни и творчества Эйлера (с 1727 по 1742 и с 1766 по 1783 г.) были связаны с Петербургской Академией, но в ту пору он работал в Берлинской академии.
Поиски новых фундаментальных представлений, ниспровержение признанных авторитетов воспринимались Шумахером и его сторонниками как высокомерие и тщеславие Ломоносова, но именно глубоко творческий характер трудов Ломоносова, разработка им основополагающих идей в естествознании наиболее высоко ценились Л. Эйлером. Ломоносов, по словам Эйлера, «изъясняет физические и химические материи самые нужные и трудные, кои совсем неизвестны и невозможны были к истолкованию самым остроумным ученым людям, с таким основательством, что я совсем уверен в точности его доказательств» (58, 108). «Ныне таковые умы весьма редки, так-как большая часть остается только при опытах, почему и не желают пускаться в рассуждения; другие же впадают в такие нелепые толки, что они в противоречии всем началам здравого естествоведения» (76, 2, 526) — это из отзыва Эйлера на «Слово о явлениях воздушных, от электрической силы происходящих». Эйлер и Ломоносов дорожат «умением философски мыслить и проникать в причины явлений природы». Любопытно, что в письме Шумахеру (11 января 1754 г.) Эйлер рассуждает о том, что недостаток этого умения «настолько распространен среди большинства естествоиспытателей и до сих пор, что они считают чуть ли не грехом собраться с духом и попытаться исследовать причины; ...мне крайне понравилось го, что сказал об этом предмете в своей последней речи наш славнейший коллега Ломоносов» (58, 124). Эйлеру был ясен преобразовательный характер деятельности Ломоносова в химии. В письме к нему 12 марта 1748 г. он писал: «Вы в толковании химических действий далече от принятого у химиков обыкновения отступили и с препространным искусством в практике высочайшее; основательной физики знание везде совокупляете. Почему не сомневаюсь, что нетвердые и сомнительные основания сея науки приведете к полной достоверности; так что ей после место в физике по справедливости дано быть может» (3, 8, 70). Им же отмечен приоритет Ломоносова в разработке теории теплоты: «...все имеющееся в книгах по физике о причине теплоты отнюдь не достаточно для того, чтобы хоть несколько осветить этот серьезный вопрос: поэтому усилия тех, которые над ним работают, неизменно заслуживают высокой похвалы. Поэтому нужно питать особую признательность к Вашему высокородию, поскольку Вы весь этот вопрос извлекли из темноты и положили счастливое начало его обсуждению» (3, 8, 184—185).
Всемерно способствуя развитию русской науки, Ломоносов рассматривал ее существование только в сообществе мировой науки. Владея десятком языков [6], он переписывался со многими иностранными коллегами. В его архиве, к сожалению, сохранилась лишь малая часть его писем французским, немецким, английским, испанским, итальянским, шведским ученым (Л. Эйлеру, К. Вольфу, Д. Бернулли, Г. Гейнзиусу, Ж. Нолле, Ш. де ла Кондамину, И. Г. С. Формею, П. Варгентину, Ф. Цанотти).
Общими чертами отмечены некоторые научные интересы его и Б. Франклина. Существуют сведения об интересе Франклина к работам Ломоносова (см. 107, 53). Свой труд «Experiments and Observations of Electricity», в издании 1769 г., Франклин с авторской надписью прислал в Петербургскую Академию наук.
Налаживая работу академического университета, укрепляя его положение, Ломоносов хотел провести его торжественное открытие. Он сам составил список адресов, по которым предполагалось разослать оповещения: издатели французской «Энциклопедии», Мадридский университет. Болонская академия наук, Парижская академия наук, Эдинбургский университет, Лондонское королевское общество, Берлинская академия наук, Шведская академия наук, редакция льежского «Энциклопедического журнала», почетные члены Петербургской Академии наук и т. д.
В 1761 г., справедливо считая, что не все его работы доходят «ко многим ученым людям», Ломоносов предложил академической канцелярии изготовить конволют из его сочинений, изданных на латыни, французском и немецком языках, для «пересылки за море». В каждый из 12 переплетенных конволютов вошли: «Слово похвальное Елисавете Петровне», «Слово о пользе химии», «Слово о явлениях воздушных, от электрической силы происходящих», «Слово похвальное Петру Великому», «Слово о происхождении света, новую теорию о цветах представляющее», «Слово о рождении металлов от трясения земли», «Рассуждение о жидкости и твердости тел», «Явление Венеры на Солнце».
Ломоносов являлся почетным членом Болонской и Шведской академий. Шведский диплом свидетельствовал: «Санктпетербургской Императорской Академии Наук господин советник и химии профессор Михайло Ломоносов давно уже преименитными в учоном свете по знаниям заслугами славное приобрел имя, и ныне наука, паче же все физическия, с таким рачением и успехами поправляет и изъясняет, что Королевская Шведская Академия Наук к чести и к пользе своей рассудила с сим отменитым мужем вступить в теснейшее сообщество» (см. 58, 136).
Работы Ломоносова при его жизни знали за рубежом, они получили признание со стороны выдающихся ученых, но для того, чтобы они могли оказать там соответствующее влияние, их необходимо было включить в постоянную циркуляцию идей и мнений, поддерживавшуюся в среде западноевропейских ученых. В русской науке начался процесс ее институционализации, но протекал он с осложнениями, естественными в дворянской империи при самодержавно-монархическом правлении; началось формирование связей с мировой наукой, но они были еще недостаточными [7]. Глубину и величие идей и замыслов своего основоположника оценила возмужавшая русская наука.
Труден был путь Ломоносова к вершинам знания и признанию, но он сделал то, что может сделать лишь выдающийся мыслитель, ученый, гражданин, чтобы облегчить его своим соотечественникам. Роль Ломоносова в истории России с благодарностью признавали в XIX в. А. С. Пушкин, В. Г. Белинский, Н. В. Гоголь, Н. А. Добролюбов, А. И. Герцен, Д. И. Писарев, Н. А. Некрасов, Н. Г Чернышевский, Д. И. Менделеев, К. А. Тимирязев, Г. В. Плеханов.
В XIX в. имя Ломоносова включается во многие зарубежные энциклопедические, естественнонаучные и историко-литературные справочные издания. Краткие сведения о нем сообщались, например, в биографических словарях Дж. Эйкина, Дж. Уоткинса, изданных в начале века в Англии (см. 103, 121). Появились сочувственные отзывы естествоиспытателей (Р. Кирван, А. Вольта, Д. Стопани) о разработке Ломоносовым кинетической теории теплоты. Т. Юнг в библиографическом каталоге, помещенном во втором томе его монографии «А course of lectures on natural philosophy and the mechanical arts» (1807), поставил на первое место в разделе физической оптики сочинение Ломоносова «Слово о происхождении света, новую теорию о цветах представляющее».
В 1821 г. в Лондоне вышла в свет антология русской поэзии, составленная Дж. Боурингом («Specimens of the Russian poets with preliminary remarks and biographical notices»). В нее вошел перевод оды «Вечернее размышление» (см. 104, 65—68); в приложении к антологии, озаглавленном «Биографические и критические заметки», давались краткая биография Ломоносова и перечень его естественнонаучных, литературных и исторических трудов. Сведения, приведенные в книге Боуринга, заинтересовали Ф. Энгельса, он переписал биографию Ломоносова и составил список его работ, уделив особенное внимание естественнонаучным трудам (см. 44).
