Второй пол - де Бовуар Симона (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗

От стыда девочки обычно не рассказывают о подобных историях. Впрочем, если они и рассказывают об этом родителям, то их чаще всего ругают, «Не говори глупостей… У тебя дурные наклонности». Молчат они и о странном поведении некоторых незнакомых мужчин. Вот рассказ одной девочки, записанный доктором Липманном ¹: Мы сняли комнату в подвале у сапожника. Когда хозяин оставался один, он часто приходил ко мне, брал меня на руки и подолгу целовал, дергаясь взад–вперед. При этом он не просто прикасался ко мне губами, а засовывал мне в рот язык. Я ненавидела его из–за этого. Однако никогда никому и слова не сказала, так как была очень робкой.

Девочка набирается сексуального опыта не только из общения с всезнающими или испорченными подружками. Кто–то прижимается к ней в кино, кто–то лезет под юбку в транспорте, молодые люди отпускают ей вслед насмешливые замечания, на улице ее преследуют мужчины, кто–то ее обнимает, кто–то слегка прикасается. Она не очень хорошо понимает, что с ней происходит. В ее голове часто царит странная неразбериха, поскольку теоретические знания полностью оторваны от практического опыта. Одна девочка уже испытала все степени смятения и желания, но в то же время полагает — как, например, персонаж произведения Фрэнсиса Джеймса «Клара д'Эллебёз», — что для того, чтобы забеременеть, достаточно поцеловаться с мужчиной. Другая точно знает, как проходит процесс зачатия, но волнение, которое она чувствует в объятиях кавалера по танцам, принимает за мигрень. Нет сомнения в том, что современные девочки знают о сексе значительно больше, чем их матери и бабушки. Однако некоторые психиатры утверждают, что и сегодня немало девочек–подростков знают лишь одно назначение половых органов — мочеиспускательное ². Во всяком случае, они почти никогда не связывают свои сексуальные ощущения с половыми органами, так как у них нет физиологического проявления, такого, как, например, эрекция у мужчин, указывающего на подобную связь. Между их романтическими грезами о мужчине, любви и непристойностью некоторых деталей, о которых они постепенно узнают, существует такой разрыв, что они не видят в них ничего общего. Тид Монье в романе «Я» рассказывает, как однажды она и несколько ее подружек поклялись друг другу, что они узнают, как устроены мужчины, и расскажут об этом остальным: И вот что я рассказывала, после того как однажды без стука вошла в комнату родителей: «Это похоже на держалку для бараньего окорока, то есть сначала»что–то вроде скалки, а затем — что–то круглое». Это было трудно объяснить. Я сделала рисунок, вернее целых три, и каждая из нас взяла себе по рисунку, спрятала его в корсаже и время от времени, взглянув на него, фыркала от смеха, а затем задумывалась… Каким образом такие невинные девочки, как мы, могли увидеть какую–либо связь между этими предметами и сентиментальными песенками, душещипательными историями, в которых любовь выражается в уважении, робости, вздохах и целовании рук и настолько идеализируется, что в ней не остается и намека на половые отношения?

Тем не менее благодаря чтению, беседам, зрелищам, случайно услышанным словам девушка понимает, что означают ощущения, волнующие ее плоть, она призывает и желает их. Лихорадочное состояние, трепет, испарина, кчкое–то томление придают ее телу новое, тревожное значение. Молодой человек не стесняется говорить о своих эротических порывах, потому что он с радостью осознает себя мужчиной. У него сексуальное желание носит агрессивный, захватнический характер, он видит в нем утверждение собственного «я», своего превосходства, хвастается им перед товарищами. Для него сексуальные ощущения — это предмет гордости. К противоположному полу его влечет сила, сходная с той, которая подталкивает его к борьбе с миром, и он не ощущает ее как нечто абсолютно новое. Девочка, напротив, всегда скрывает свою сексуальную жизнь. Когда ее эротизм принимает новую форму и подчиняет себе все ее тело, он превращается в мучительную тайну и девочка воспринимает сексуальное томление как постыдную болезнь. Ее желание пассивно, и она даже в мыслях не может избавиться от этого состояния с помощью какого–либо самостоятельно принятого решения. Она не мечтает о том, чтобы хватать, мять или насиловать, она лишь ждет и призывает, чувствует свою зависимость и страшится опасности, угрожающей ей из–за ее собственного тела, ставшего ей чужим.

Дело в том, что неопределенность ее надежд и мечты о пассивном счастье свидетельствуют о том, что ее тело станет предметом, которым будет обладать другой человек. Она хочет пережить сексуальные ощущения в их имманентности и призывает не прикосновение рук, губ, тела какого–либо определенного человека, а просто прикосновение рук, губ, какого–нибудь тела. Образ партнера остается в тени или затянут дымкой идеала, но время от времени она со страхом думает о нем. Ее девичьи страхи, отвращение к мужчинам приобрели более двусмысленный характер, чем в недавнем прошлом, но стали и более мучительными. Раньше их причиной был глубокий разрыв между ее детским организмом и будущим взрослой женщины, теперь они возникают из тех противоречий, которые она в себе ощущает. Она понимает, что ею неизбежно кто–то будет обладать, ведь она сама этого хочет, но в то же время ее душа восстает против этого желания. Она одновременно стремится к позорной пассивности послушной жертвы и страшится ее. При мысли о том, что ей придется раздеться донага в присутствии мужчины, ее охватывает сладостная дрожь, но она также понимает, что в этом случае ничто не помешает мужчине разглядывать ее. Еще большей властью наделены руки: они могут прикасаться, мять и поэтому внушают еще больший страх. Но самый яркий и в то же время самый отвратительный символ физического обладания — это проникновение мужского полового члена в тело женщины. Девушке, которая всегда отождествляла свое тело с самой собой, ненавистна мысль о том, что его могут проткнуть, как протыкают кожу, или разорвать, как разрывают материю. Причем отвергает она не столько рану или боль, причиняемую этим актом, сколько тот факт, что и рану и боль ей навязывают извне. «Ужасно думать… что тебя пронзит мужчина», — сказала мне как–то одна девушка. Отвращение к мужчине возникает не от страха перед мужским половым органом, но этот страх подтверждает существование такого отвращения и символизирует его. Проникновение мужского полового органа в тело женщины рассматривается как непристойность и унижение лишь в пределах более широкой схемы их взаимоотношений, но не следует забывать, что оно в этой схеме является основным элементом.

Тревога девочки выражается в кошмарах и преследующих еевидениях. Как раз тогда, когда девушки уже готовы примириться со своей женской участью, многих из них начинает мучить мысль о насилии. Прямые и косвенные доказательства этого можно найти в снах девушек и в их поведении. Перед сном они с замирающим сердцем осматривают свою комнату, ожидая обнаружить притаившегося злоумышленника, забравшегося к ним с недобрыми намерениями, им кажется, что в дом проникают взломщики или в окно лезет бандит, готовый броситься с ножом на свою жертву. Все они в той или иной степени боятся мужчин. Порой у них появляется отвращение к отцу, они не выносят запаха его табака, им неприятно входить после него в ванную комнату. Даже те девушки, которые по–прежнему хорошо относятся к отцу, часто испытывают к нему физическое отвращение. Общение с отцом раздражает их так, как если бы они с детства относились к нему враждебно, что случается чаще всего с младшими девочками в семье. По словам психиатров, их юные пациентки часто видят один сон; их насилует мужчина на глазах у уже немолодой женщины и с ее согласия. Ясно, что таким образом они бессознательно просят у матери разрешения отдаться своим желаниям. Дело в том, что они живут под тягостным гнетом лицемерия. Именно в тот момент, когда девушка открывает в себе и вокруг себя таинственные волнения жизни и половых отношений, от нее особенно строго требуют «чистоты» и невинности. Она должна быть белее снега и прозрачнее воды, ее одевают в воздушную кисею, ее комнату отделывают в нежные тона, при ее появлении понижают голос, ей не разрешают читать непристойные книги. Но даже самые чистые и наивные девушки порой предаются «порочным» видениям и желаниям. Они стараются скрыть это даже от своих лучших подруг, не хотят сознаваться в этом самим себе, стремятся жить и думать так, как велят правила хорошего тона. В результате они теряют веру в себя и начинают казаться неискренними, несчастными и болезненными. Позже самой трудной задачей их жизни будет преодоление всех этих запретов. Несмотря на то что они стремятся подавить свои естественные желания, их угнетает сознание совершаемых ими немыслимых грехов. Можно сказать, что, для того чтобы стать женщиной, девушка должна пережить не только стыд, но и угрызения совести.