Труды. Джордано Бруно - Бруно Джордано (читать книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Подводя итоги, - кто хочет познать наибольшие тайны природы, пусть рассматривает и наблюдает минимумы и максимумы противоречий и противоположностей. Глубокая магия заключается в умении вывести противоположность, предварительно найдя точку объединения. К этому стремился мыслью бедный Аристотель, считая лишение, к которому присоединена известная склонность, за родоначальника, отца и мать формы, но не мог достигнуть этого. Он не сумел к этому придти, ибо, остановившись в роде противоположения, он задержался таким образом, что, не спускаясь к виду контрарности, он не достигнул, не усмотрел цели и блуждал в разных направлениях от нее, утверждая, что контрарности не могут актуально совпасть в одном и том же предмете.
Полиинний. Высоким, редким и странным образом определяете вы все, максимум, сущее, начало, единое.
Теофил. Это единство есть все, оно необъяснимо, к нему неприложимо численное распределение и деление. Это такая странность, которую ты не можешь понять, настолько она сложна и всеохватывающа.
Полиинний. Пример? Ибо, говоря правду, я воспринимаю. но не усваиваю.
Теофил. Таким же образом, но усложнено десятка есть единство, сотня не в меньшей степени есть единство, но более сложным образом; тысяча есть единство не в меньшей степени, чем вторая, но гораздо более сложным образом. То, что я вам излагаю относительно арифметики, вы должны понимать в более возвышенном и абстрактном смысле относительно всех вещей. Высшее благо, высший предмет устремления, высшее совершенство, высшее блаженство состоит в единстве, охватывающем сложность всего. Мы наслаждаемся цветом, но не одним каким-нибудь отдельным, каков бы он ни был, а больше всего тем, который охватывает сложность всех цветов. Мы наслаждаемся голосом, но не отдельным, а сложным, происходящим от гармонии многих. Мы наслаждаемся чем-нибудь чувственным, всего же более тем, что заключает в себе все чувственные вещи; - познаваемым, охватывающим сложность всего, что может быть усвоено; - сущим, обнимающим все; всего же больше тем единым, которое есть само все. Таким же образом ты, Полиинний, больше наслаждался бы единством жемчужины, столь драгоценной, что она одна стоила бы всего золота в мире, чем множеством тысяч тысяч таких сольдо, из каких один у тебя в кошельке.
Полиинний. Превосходно.
Гервазий. Вот я научен, ибо как тот, кто не понимает единого, ничего не понимает, так тот, кто истинно понимает единое, понимает все, и тот, кто более близок к познанию единого, все более приближается к восприятию всего.
Диксон. Точно так же и я, если я хорошо понял, ухожу весьма обогащенным воззрениями Теофила, верного распространителя ноланской философии.
Теофил. Хвала богам и да будет возвеличена всеми живущими бесконечная, простейшая, единственнейшая, высочайшая и абсолютнейшая причина, начало и единое.
Конец пяти диалогов
о причине, начале и едином
Джордано Бруно
ТАЙНА ПЕГАСА,
С ПРИЛОЖЕНИЕМ КИЛЛЕНСКОГО ОСЛА
ВСТУПИТЕЛЬНОЕ ПИСЬМО
относительно последующей тайны
достопочтеннейшему синьору дону Сапатино,
аббату-преемнику Сан Квинтино
и епископу ди Казамарчано
Достопочтеннейший отец во Христе!
Бывает, что гончар, заканчивая свою работу не вследствие угасания дня, а из-за недоброкачественности и недостатка материала, держит в руке кусок стекла, дерева или воску или какого-нибудь другого вещества, из чего нельзя сделать вазу; он находится некоторое время в нерешительности и недоумении, не зная, что из него сделать, чтобы не выбросить его как бесполезный хлам, и желая, вопреки всему, как-нибудь употребить его, а между тем в конце концов оказывается, что все это годится только для третьего рукава, для рубца на целой ткани, для затыкания бутылки, для полоски внизу рубахи, для починки обуви, для заплаты, что накладывается на разорванное место или же закрывает дыру.
Так и произошло и со мною, когда я, изложив в своих писаниях не все свои мысли, а лишь некоторые из них, в конце концов, за неимением чего-нибудь другого для отправки вам, - скорее случайно, чем намеренно, - обратил свой взор на сочиненьице, которым я раньше пренебрегал и которое употреблял на обертку этих писаний. Я нашел, что оно отчасти содержит то, что я вам здесь посвящаю.
Сначала я хотел дать его некоему рыцарю; тот, широко раскрыв глаза, сказал, что он не настолько учен, чтобы понимать тайны, и что поэтому оно ему не может понравиться. Затем я поднес это сочинение некоему служителю слова божьего3; тот сказал, что он друг священного писания и не забавляется подобными произведениями, свойственными Оригену и принятыми схоластами и прочими врагами его веры. Я его предложил одной даме; она сказала, что оно ей не понравилось, потому что оно не настолько велико, как это нужно для темы о коне и об осле. Я представил его другой даме, которая отведала его с удовольствием, но, отведав, сказала, что о нем ей нужно подумать несколько дней. Я попытался найти утешение у одной ханжи; а она мне сказала: “не приму, если здесь не говорится о четках, о силе освященных семян и о благодати агнца божьего”.
Я сунул его под нос педанту, который, отведя глаза в другую сторону, сказал мне, что бросил все занятия и темы, кроме некоторых примечаний, схолий и толкований к Вергилию, Теренцию и Марку Туллию6. От одного стихотворца я услыхал, что он не хочет ничего, кроме рифмованных октав или сонетов. Другие сказали, что лучшие трактаты посвящены были мною лицам, которые не лучше их самих. Иные по разным основаниям казались готовыми отблагодарить меня немногим или ничем, если я посвящу им книжонку, и это не лишено было оснований, потому что, сказать по правде, всякий трактат, всякое рассуждение должны быть оплачены, допущены и иметь успех соответственно положению или степени.
И вот, когда я стоял таким образом, устремив свои очи на предмет энциклопедического содержания, я вспомнил о вашем энциклопедическом уме, который кажется всеобъемлющим не столько по плодовитости и богатству, сколько по особенном превосходству обладания всем и даже больше, чем всем. Ведь никто не может отчетливее, чем вы, понять все, ибо вы вне всего, вы можете входить во все, потому что нет ничего, что вас удерживало бы там; можете иметь все, так как у вас нет ничего. (Не знаю, смогу ли я выразиться лучше, описывая ваш несказанный ум.) Не знаю, теолог ли вы, философ или каббалист; но я хорошо знаю, что вы являетесь всеми ими, если не существу, то по соучастию, если не в действительности, то в возможности, если не вблизи, то издали. Во всяком случае я верю, что вы столь же пригодны к одному, как и к другому. Поэтому примите эту каббалу, теологию и философию; я говорю о тайне теологической философии, о философии каббалистической теологии, о теологии философской каббалы, хотя я вовсе еще не знаю, обладаете ли вы этими тремя предметами в целом, в части или ничем; все же я знаю твердо, что вы обладаете всем от ничего в части, частью всего от ничего и никакой частью всего.
Но, обращаясь ко мне, вы спросите, что за вещь я вам посылаю, каков сюжет этой книги, какого подарка считаю я вас достойным. Я вам отвечу, что подношу вам в дар осла, предлагаю вам здесь осла, который окажет вам честь, увеличит ваши достоинства, запишет вас в книгу вечности. И вам ничего не стоит получить его от меня и сделать его своим; ничего не будет стоить содержание его, потому что он не пьет, не ест, не пачкает комнаты; он будет вечно вашим и останется при вас дольше, чем ваша митра, епископский жезл, пастырское облачение, пантуфли и ваша жизнь, - вы это сможете понять без долгих рассуждений, а с вами и другие.
Не сомневаюсь в том, почтеннейший владыко мой, что подаренный осел не будет неприятен вашему благоразумию и благочестию; это я говорю вам по той причине, что существует обычай дарить великим учителям не только гемму, бриллиант, рубин, жемчуг, породистого коня или прекрасный сосуд, но и обезьяну, попугая, мартышку или осла, когда он необходим, редок, учен и необычаен. Осел индийский, например, - это драгоценность и дар пап в Риме; осел тарантский -императорский дар в Константинополе; осел сардинский - королевский дар в Неаполе; а осел каббалистический, идеальный и, следовательно, небесный10, который благодаря некоему благоволению или высокому обетованию, как мы знаем, находится, будучи земным на небе, - разве вы хотите, чтоб он меньше ценился в любой части земли тем или иным важным лицом? Поэтому я уверен, что осел этот будет вами принят от души так же, как я вам его дарю.
