Антология реалистической феноменологии - Коллектив авторов (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
Брентано и его последователи имеют, по-видимому, другую точку зрения по этому вопросу. Согласно им, любая предметность может быть подвергнута суждению, т. е. «признана» или «отвержена»: дерево или звук и т. п. Здесь обнаруживается, сколь необходимы те понятийные разграничения, которые мы провели в начале этой работы. До тех пор, пока оперируют со столь многозначным термином, как признание, все еще возможно относить его к предметности любого рода. И действительно, один из смыслов признания или одобрения заключается в том, чтобы оценивающим или соглашающимся образом относиться к предметам, к поступкам или, например, к каким-то положениям. Но если мы исключим все чуждые значения и выделим только то, что действительно может рассматриваться в качестве подлинного суждения – убеждение и утверждение, то никто не будет отрицать, что эти интенциональные образования по своей сути никогда не могут сопрягаться с такими предметами, как вещи или переживания и т. п. Поэтому Брентано и его последователи в этом отношении довольно одиноки. В логике со времен Аристотеля господствует мнение, что в суждении полагаются предметные отношения. Действительно, это напрашивается само собой: если суждению подвергаются не предметы, то, по-видимому, в качестве коррелятов суждения остаются только отношения предметов.
Однако сколь бы широко ни был распространен такой взгляд, он не выдерживает пристальной проверки. Для этого нам не нужно проводить свое собственное исследование отношений; это покажет нам уже одно краткое соображение. Если мы возьмем такие отношения, как сходство и различие, справа и слева, то существуют, конечно, суждения, где, по-видимому, в такого рода отношения верят или они утверждаются: «А сходно с В» или «А находится слева от В». Но наряду с этим существует и другой, наиболее распространенный тип суждений, где мы никак не сможем обнаружить такого рода отношений на стороне предмета. Это, скажем, суждения формы «А есть b». Возьмем в качестве примера суждение «роза красная». Согласно традиционному учению здесь подвергается суждению отношение между розой и красным цветом, что, очевидно, здесь никоим образом не имеет места. Разумеется, такого рода отношения имеют место, и они могут проявляться в таких суждениях как: «роза дает реальное существование [subsistiert] красному цвету» или «красный цвет является присущим розе». Здесь мы имеем обращаемые отношения субсистенции [Subsistenz] и присущности [Inhärenz]. Но ни то, ни другое, конечно, не полагается в суждении «роза красная». Нельзя позволять вводить себя в заблуждение близким взаимным родством трех наших суждений. Конечно, в их основании лежит один и тот же объективный фактический состав, но они схватывают его различным образом и в различном направлении. В их различии ничего не изменяет то, что все три различных суждения возможны при существовании этого лежащего в основании фактического состава. Как различны суждения «А находится слева от В» и «В находится справа от А», хотя в их основании лежит совершенно идентичный фактический состав, так различны и суждения «роза дает реальное существование красному цвету» и «красный цвет присущ розе». И то, и другое суждение, в свою очередь, отличаются по своему значению от суждения «раза красная», которое основывается на том же фактическом составе. Но только в случае первых двух суждений отношения находятся на предметной стороне; третье суждение при непредвзятом рассмотрении не обнаруживает ничего от отношения. [258] Но каким образом можно теперь точнее определить предметный коррелят этого суждения, как определить «быть-красным розы» [ «rot-sein der Rose»] – предметный коррелят суждения, который мы берем как пример формы «b-бытие А»?
Сразу видно, что бытие красным розы мы должны строго отличать от самой красной розы. Высказывания, которые значимы относительно одного, незначимы относительно другого. Красная роза растет в саду, она может увянуть; бытие красным [das Rotsein] розы не находится в саду, и не имеет смысла говорить о ее увядании. Некоторые очень склонны указывать здесь только на языковой характер аргументации и делать упрек в том, что свойства языка смешиваются со свойствами вещей. Мы далеки от того, чтобы защищать эту путаницу там, где она действительно имеет место. Тем не менее, с такого рода упреками следует быть довольно осмотрительными, и, в частности, их никогда не следует выдвигать до тех пор, пока не продумано, что же собственно представляют собой «одни лишь особенности словоупотребления». Кант говорит, что он считает некоторую проблему «за» неправомерную, – сказать так не позволяет нам современное словоупотребление. Предположим, что кто-то выражается вопреки тем или иным требованиям словоупотребления. В таком случае его прежде всего упрекали бы в том, что он выражается вопреки употреблению языка, но никогда то, что он говорит, не стало бы ложным из-за использования неупотребительного выражения, если оно правильно, или же правильным, если оно ложно. Значение предложения, конечно, не затрагивается выражением, здесь речь, действительно, идет «лишь о различии слов». Совершенно иначе обстоят дела в том случае, если мы сопоставим суждения «красная роза растет в саду» и «бытие красным розы растет в саду». Речь здесь, конечно, не идет о «языковых» различиях. Первое суждение истинно, второе – ложно и даже бессмысленно. Бытие красным [Das Rot-sein] розы как таковое не может находиться в саду, точно так же как, например, математические формулы как таковые не могут благоухать. Но это вместе с тем означает, что бытие красным розы, как и математическая формула, есть нечто такое, что выдвигает определенные требования и запреты, и в отношении чего могут быть значимы и незначимы суждения. Действительно ли следует считать все это лишь различием в словоупотреблении? Утверждать ли, что между бытием красным розы и красной розой «все различие заключается только в словах», что это было бы лишь «неподходящее словоупотребление» – сказать, что бытие красным розы растет в саду? В таком случае, что же это за замечательное словоупотребление, которое в общем виде допускает такое выражение как «бытие красным розы», но воспрещает его употребление, как только оно становится субъектом определенных суждений? И прежде всего: каким образом нарушение словоупотребления делает ложным или даже бессмысленным выражение, правильное во всех прочих отношениях? В самом деле, здесь не требуется дальнейшей аргументации, сколь бы ее ни было в нашем распоряжении: предложение «красная роза растет в саду» является правильным, предложение «бытие красным розы растет в саду» является ложным независимо от того, выражается ли это предложение на немецком, французском или китайском языке. Но вместе с тем обнаруживается, что предметность, составляющая предмет суждения, должна быть различна в том и другом суждении, которые равны во всех прочих отношениях, другими словами, красная роза есть нечто отличное от бытия красным розы.
В принципе, мы находим в этом лишь подтверждение тому, что мы уже установили ранее: так как вещи никогда не могут утверждаться или служить предметом веры, и так как, с другой стороны, в суждении «роза красная» бытие красным розы функционируют в качестве предметного коррелята [этого суждения], то этот коррелят должен быть чем-то иным, нежели сама красная роза – эта вещь внешнего мира. Впредь мы будем называть этот коррелят положением дел. Это наименование уже и до этого совершенно непринужденно и естественно использовалось нами; и действительно – оно наилучшим образом подходит для предметного образования, имеющего форму «b-бытие А» [ «d-sein des A»]. [259] Таким образом, от предметов в узком смысле – будь то предметы реальной природы, как вещи, звуки, переживания, или идейной, как числа, или предложения, или понятия – мы должны отличать положения дел как предметность совершенно иной природы. До сих пор нам известна лишь одна особенность положений дел: в противоположность предметам они суть то, во что верится в суждении или что утверждается в суждении. [260] К этому мы хотим добавить еще несколько определений.
