Сочинения в двух томах. Том 2 - Юм Дэвид (онлайн книга без .txt) 📗
Здесь я должен также признаться, Клеант, что, поскольку произведения природы имеют гораздо большую аналогию с результатами (effects) нашего искусства, нашей изобретательности, чем с проявлениями нашей благожелательности и справедливости, то мы имеем основание заключать отсюда, что физические (natural) атрибуты
Божества обладают большим сходством с соответствующими атрибутами человека, нежели моральные атрибуты Божества с человеческими добродетелями. Но что вытекает отсюда? Только то, что моральные качества человека более несовершенны в своем роде, чем его физические (natural) способности. Ибо если признано, что Верховное Существо абсолютно и безусловно совершенно, то, чем более что-нибудь отличается от него, тем больше оно удаляется и от высшего мерила справедливости и совершенства 199.
Таковы, Клеант, мои нелицеприятные взгляды в связи с данным вопросом, и, как ты знаешь, я всегда высоко ставил эти взгляды и всегда их придерживался. Но этому почтению к истинной религии соответствует мое отвращение к общепринятым суевериям; сознаюсь, мне доставляет особое удовольствие доводить подобные принципы иногда до абсурда, иногда до безбожия. Ведь ты знаешь, что все ханжи, несмотря на свое крайнее отвращение к последнему по сравнению с первым, обычно бывают повинны и в том и в другом.
Мои наклонности, сказал Клеант, влекут меня, признаться, в другую сторону. Религия, как бы она ни была искажена, все же лучше, чем отсутствие религии. Учение о будущей жизни является таким сильным и необходимым оплотом нравственности, что мы никогда не должны отказываться от него или же пренебрегать им. Ведь если конечные, временные награды и наказания оказывают такое большое влияние, какое мы видим ежедневно, то насколько же большего влияния можно ожидать от наград и наказаний бесконечных и вечных?
Но если общепринятые суеверия так спасительны для общества, сказал Ф и л о н, то как же получилось, что вся история изобилует сведениями об их губительном влиянии на общественные дела? Раздоры, гражданские войны, преследования, свержение правительств, угнетение, рабство—вот ужасные последствия, постоянно сопровождавшие господство указанных суеверий над умами людей. Если в каком-нибудь историческом сочинении упоминается о проявлении религиозного духа, то можно быть уверенным, что мы встретимся после этого с подробностями вызванных им несчастий. Более всего счастья и процветания встречается в те периоды, когда этот дух вовсе не принимается во внимание, когда о нем совсем ничего не слышно.
Причина сделанного тобой наблюдения ясна, ответил Клеант. Истинное назначение религии состоит в том, чтобы управлять сердцами людей, делать их поведение более человеколюбивым, внушать Им дух умеренности, порядка и послушания; и поскольку деятельность религии не бросается в глаза и только придает большую силу мотивам нравственности и справедливости, то она рискует быть незамеченной и оказаться смешанной с указанными выше мотивами. Когда же она выделяется и действует на людей в качестве самостоятельного принципа, это значит, что она вышла из свойственной ей сферы и превратилась в простое прикрытие политической борьбы и честолюбия.
И это судьба всякой религии, за исключением философской и рациональной, сказал Филон. Однако твои рассуждения обойти легче, чем мои факты. Неправильно заключать из того, что конечные и временные награды и наказания имеют такое большое влияние на людей, что бесконечные и вечные награды и наказания должны оказывать на них гораздо большее влияние. Прошу тебя, обрати внимание на ту привязанность, которую мы питаем ко всему, что касается настоящего, и на беззаботность, проявляемую нами по отношению к столь отдаленным и недостоверным объектам. Когда духовенство выступает против обычного поведения и образа жизни людей в мире, оно всегда изображает этот принцип как самый сильный, какой только можно себе вообразить (что действительно так и есть); оно представляет нам весь род людской подпавшим под его влияние и погруженным в глубокое забвение, в глубокое безразличие к своим религиозным интересам. Между тем то же духовенство при опровержении своих теоретических противников признает религиозные мотивы столь могущественными, что без них гражданское общество будто бы не может существовать; и оно вовсе не стыдится такого очевидного противоречия. Из опыта достоверно известно, что малейшая капля природной честности и благожелательности больше действует на поведение людей, чем самые высокопарные взгляды, внушенные теологическими теориями и системами. Естественная склонность человека непрестанно действует в нем, она постоянно присутствует в его духе и примешивается к каждому его взгляду, каждому размышлению, тогда как религиозные мотивы, если они вообще оказывают какое-нибудь действие, делают это урывками, и вряд ли они вообще могут стать привычными для человеческого духа. Сила величайшего тяготения, говорят философы, бесконечно мала по сравнению с силой малейшего толчка; но тем не менее достоверно известно, что малейшее тяготение в конце концов одерживает верх над сильным толчком, потому что никакой удар, никакой толчок не может повторяться с такой же непрерывностью, как притяжение и тяготение.
Другое преимущество [естественной ] склонности состоит в том, что она привлекает на свою сторону все остроумие, всю изобретательность духа и, становясь в оппозицию к религиозным принципам, пользуется всевозможными способами, всевозможными ухищрениями, чтобы обойти их, в чем почти всегда и преуспевает. Кто может разгадать сердце человека или объяснить те странные отговорки и извинения, которыми успокаивают себя люди, когда они следуют своим склонностям вопреки религиозному долгу? Это хорошо известно всему свету; и никто, кроме глупцов, не станет меньше доверять человеку, узнав, что благодаря занятиям наукой и философией он питает сомнения умозрительного характера по отношению к богословским вопросам. Если же мы имеем дело с человеком, выставляющим напоказ свою религиозность и свое благочестие, то производит ли это на многих слывущих за разумных людей иное впечатление, кроме того, что заставляет их быть настороже из боязни, что такой человек их обманет и проведет?
Далее, нам следует обратить внимание на то, что философы, преданные разуму и размышлению, меньше нуждаются в таких мотивах, которые удерживали бы их в границах нравственности; тогда как толпа, быть может одна только и нуждающаяся в подобных мотивах, совершенно не способна к той чистой религии, по представлению которой Божество нельзя удовлетворить ничем, кроме добродетели, проявляемой в поступках людей. Обычно считается, что мы угождаем Божеству или выполнением мелочных обрядов, или пребыванием в восхищенном экстазе, или же легковерным ханжеством. Нам незачем возвращаться к древним временам или отправляться в дальние страны в поисках примеров такого вырождения; некоторые из нас самих были повинны в грубом поступке, не известном ни египетскому, ни греческому суеверию, а именно открыто выступали против нравственности и заявляли, что малейшее доверие к ней, малейшая надежда на нее безусловно повлекут за собой потерю милости Божьей.
Но если бы даже суеверие или исступление и не ставили себя в прямую оппозицию к нравственности, то уже само отвлечение внимания от последней, установление нового, легкомысленного вида достоинств, вытекающее отсюда произвольное распределение похвал и порицаний—все это должно бы иметь самые пагубные последствия и до крайности ослабить привязанность людей к естественным мотивам справедливости и человеколюбия.
В то же время такой принцип действия, не принадлежа к числу привычных мотивов человеческого поведения, действует на характер лишь время от времени и должен быть поддерживаем при помощи постоянных усилий, если набожный приверженец религии хочет остаться довольным собственным поведением и исполнить свой благочестивый долг. Многие религиозные обряды выполняются с показным усердием, тогда как сердце в это время остается холодным и равнодушным; постепенно приобретается привычка к притворству, и преобладающими принципами поведения становятся обман и ложь. Вот где основание того повседневного наблюдения, что высшая преданность религии и глубочайшее лицемерие, вместо того чтобы быть несовместимыми, часто или обычно встречаются вместе как черты одного и того же индивидуального характера.
