Собрание сочинений. Том 3 - Маркс Карл Генрих (версия книг txt) 📗

Воспользуемся этим случаем, чтобы «эпизодически вставить» те «превращения», которые Санчо проделывает по отношению к роду. Мы увидим, что к роду он относится совершенно так же, как и к Святому: чем больший шум он поднимает против него, тем больше он в него верит.

№ I. Мы уже видели, что род порождает разделение труда и возникшую при существующих социальных обстоятельствах изуродованность, и притом так, что род вместе с его порождениями рассматривается как нечто неизменное при всех обстоятельствах, как нечто независимое от контроля людей.

№ II. «Род реализован уже благодаря задатку; а то, что Ты делаешь из этого задатка» (согласно вышеизложенному, следовало собственно сказать: то, что из него делают «обстоятельства») «это есть реализация Тебя. Твоя рука вполне реализована в смысле рода, иначе она была бы не рукой, а, скажем, лапой… Ты делаешь из неё то, что хочешь и что можешь из неё сделать» (Виганд, стр. 184, 185).

Здесь Санчо повторяет в иной форме сказанное уже под № I.

Итак, из предыдущего мы видим, что род, независимо от контроля индивидов и ступени их исторического развития, определяет все физические и духовные задатки, непосредственное бытие индивидов и, в зародыше, разделение труда.

№ III. Род остаётся в качестве «толчка», который служит только общим выражением для «обстоятельств», определяющих развитие первоначального индивида, опять-таки порождаемого родом. Род является здесь для Санчо той именно таинственной силой, которую остальные буржуа называют природой вещей и которой они приписывают все отношения, не зависящие от них, как буржуа, и поэтому непонятные для них в своей взаимосвязи.

№ IV. Род в качестве того, что «возможно для человека» и что составляет «человеческую потребность», образует основу организации труда в «штирнеровском союзе», где то, что возможно для всех, и то, что является общей для всех потребностью, опять-таки рассматривается как продукт рода.

№ V. Мы уже слышали, какую роль играет в «Союзе» соглашение.

Стр. 462: «Если приходится вступать в соглашение и в словесное общение, то Я, разумеется, могу воспользоваться только человеческими средствами, которые находятся в Моём распоряжении, поскольку Я являюсь вместе с тем человеком» (т. е. экземпляром рода).

Таким образом, язык здесь рассматривается как продукт рода. Однако тем обстоятельством, что Санчо говорит по-немецки, а не по-французски, он обязан вовсе не роду, а обстоятельствам. Впрочем, в любом современном развитом языке естественно возникшая речь возвысилась до национального языка отчасти благодаря историческому развитию языка из готового материала, как в романских и германских языках, отчасти благодаря скрещиванию и смешению наций, как в английском языке, отчасти благодаря концентрации диалектов в единый национальный язык, обусловленной экономической и политической концентрацией. Само собой разумеется, что в своё время индивиды целиком возьмут под свой контроль и этот продукт рода. В «Союзе» же будут говорить на языке как таковом, на святом языке, на языке Святого — по-древнееврейски, и именно на арамейском диалекте, на котором говорила «воплощённая сущность» — Христос. Это «пришло» нам здесь в голову «вопреки ожиданию» Санчо, и пришло «исключительно потому, что — Нам думается — это могло бы способствовать уяснению остального».

№ VI. На стр. 277, 278 мы узнаём, что «род раскрывается в народах, городах, сословиях, всякого рода корпорациях» и, наконец, в «семье», и поэтому вполне естественно, что он до сих пор «делал историю». Таким образом, здесь вся предшествующая история, вплоть до злополучной истории Единственного, становится продуктом «рода», и притом на том достаточном основании, что эта история объединялась иногда под названием истории человечества, т. е. рода.

№ VII. В приведённых положениях Санчо отнёс за счёт рода больше, чем какой бы то ни было смертный до него, и теперь он резюмирует это в следующем положении:

«Род есть Ничто… род есть только нечто мыслимое» (дух, призрак и т. д.) (стр. 239).

В заключение выходит, что это санчевское «Ничто», тождественное с «мыслимым», ровно ничего не означает, ибо ведь и сам Санчо есть «творческое Ничто», а род, как мы видели, творит очень многое — и притом может преспокойно оставаться «Ничем». Об этом Санчо рассказывает на стр. 456:

«Бытие ничему не служит оправданием; мыслимое есть совершенно так же, как и немыслимое».

Начиная с 448-й страницы Санчо свивает на протяжении тридцати страниц длиннейший жгут, чтобы высечь «огонь» из мышления и из критики согласного с собой эгоиста. Мы уже испытали слишком много проявлений его мышления и его критики, чтобы вводить в «соблазн»^{325} читателя нищенской похлёбкой Санчо. Довольно будет одной ложки этой похлёбки.

«Думаете ли Вы, что мысли, подобно птицам, свободно летают вокруг, так что каждый может поймать какую-либо из них и потом противопоставить её Мне как свою неприкосновенную собственность? Всё, что летает вокруг, всё это — Моё» (стр. 457).

Санчо нарушает здесь правила охоты по отношению к мыслимым бекасам. Мы видели, как много он наловил летающих вокруг мыслей. Он рассчитывал поймать их, насыпав им на хвост соли Святого. Это колоссальное противоречие между его действительной собственностью в сфере мысли и его иллюзией на этот счёт можно привести в качестве классического и наглядного примера всей его собственности в необыкновенном смысле. Именно этот контраст и составляет его самонаслаждение.

6. Песнь песней Соломона, или Единственный

Cessem do sabio Grego, e do Troiano,

As navegacoes grandes que fizeram;

Callese de Alexandra, e de Trajano

A fama das victorias que tiveram,

Cesse tudo о que a Musa antigua canta,

Que outro valor mais alto se alevanta.

E vos, Spreides minhas…

Dai-me huma furia grande, e sonorosa,

E nao de agreste avena, on frauta ruda;

Mas de tuba canora, e bellicosa

Que о peito accende, e о cor ao gesto muda*,

[Довольно петь лукавца Одиссея,

Его скитанья в далях океана,

Довольно славить подвиги Энея,

Победы Александра и Траяна,

И всё, что музой древнею воспето.

Иной, достойнейший, предмет поэта

Теперь влечёт. И вы, о нимфы Шпре…

Мне подарите голос вдохновенный

И яростный, чтоб не свирель простая

Служила мне, но звучный рог военный,

Дух пламеня, на подвиг призывая. Ред.]

внушите мне, о нимфы Шпре, песнь, достойную героев, сражающихся на ваших берегах против Субстанции и Человека, песнь, которая разольётся по всему миру и которую будут петь во всех странах, — ибо речь идёт о человеке, который свершил деяние —

Mais do que promettia a forca humana,

[Поболее, чем силе человечьей Дано… Ред.]

большее, чем может сделать просто «человеческая» сила, — о человеке, который

… edificara

Novo reino que tanto sublimara,

[… со славой