Третья волна - Тоффлер Элвин (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Поскольку от этого зависит их легитимность, элиты Второй волны всегда претендуют на то, что говорят от имени большинства. Правительство Соединенных Штатов было «представляющим народ… созданным народом… и ради народа». Советская коммунистическая партия говорила от имени «рабочего класса». Господин Никсон заявлял, что представляет американское «молчаливое большинство» [625]. И сегодня в Соединенных Штатах неоконсервативные интеллектуалы нападают на требования недавно поднявших голос меньшинств, таких как черные, феминистки, чиканос, и претендуют на то, что выступают в интересах огромного, прочного, умеренного, придерживающегося золотой середины большинства.
Расположившись в крупных университетах северо — востока и мыслительных резервуарах в Вашингтоне, редко ступая в такие места, как Мариетта, Огайо, или Салина, Канзас, ученые — неоконсерваторы, очевидно, считают «Среднюю Америку» огромной немытой единой «массой» более или менее невежественных, антиинтеллектуальных «синих воротничков» в защитных шлемах и «белых воротничков», живущих в пригородах. Однако эти группы намного менее едины и бесцветны, чем кажется интеллектуалам и политикам на расстоянии. Найти консенсус в Средней Америке так же трудно, как и везде — в лучшем случае это мерцающий, перемежающийся консенсус, ограниченный очень малым кругом проблем. Неоконсерваторы вполне могут одевать свою политику, направленную против меньшинств, в мантию скорее мифического, чем реального большинства.
В действительности то же самое верно и для другого края политического спектра. Во многих западноевропейских странах социалистические и коммунистические партии заявляют, что говорят от имени «рабочих масс». Однако чем дальше мы уходим за пределы индустриального массового общества, тем менее разумны предположения марксизма. Ведь и массы, и классы во многом теряют свое значение в возникающей цивилизации Третьей волны.
Вместо высоко стратифицированного общества, в котором несколько крупных блоков объединяются, чтобы сформировать большинство, мы имеем конфигуративное общество — общество, где тысячи меньшинств, многие из которых временны, кружатся в водовороте и образуют абсолютно новые преходящие модели, редко объединяющиеся в 51 % консенсус по крупным проблемам. Продвижение цивилизации Третьей волны, таким образом, ослабляет саму легитимность многих существующих правительств.
Третья волна также бросает вызов всем нашим условным допущениям по поводу отношения правления большинства к социальной справедливости. Здесь, как и во многих других областях, мы наблюдаем поразительную историческую перемену. Всю эру цивилизации Второй волны борьба за правление большинства была гуманистической и освободительной. В остающихся индустриальными странах, подобных сегодняшней Южной Африке, это по — прежнему так [626]. В обществах Второй волны правление большинства почти всегда означало прорыв к справедливости для бедных. Ведь бедные были большинством.
Однако сегодня в странах, сотрясаемых Третьей волной, часто все совсем наоборот. У настоящих бедных нет, как правило, численного преимущества. В большинстве стран они — как и все остальные — стали меньшинством. И если исключить экономический Холокост, останутся таковым.
Следовательно, правление большинства уже не адекватно не только как легитимизирующий гуманизирующий принцип в обществах, вступающих в Третью волну.
Идеологи Второй волны стандартно оплакивают разрушение массового общества. Не видя в этом обогащенном разнообразии возможности для развития человечества, они склонны нападать на него как на «фрагментацию» и «балканизацию» и приписывать его усилившемуся «эгоизму» меньшинств. Это тривиальное объяснение подменяет причину следствием. Ведь усиливающаяся активность меньшинств — не результат внезапно вспыхнувшего эгоизма, а помимо прочего, отражение нужд новой системы производства, которая для самого своего существования требует намного более разнообразного, разноцветного, открытого общества, отличного от того, какое мы когда — либо знали.
Смысл этого факта огромен. Например, когда русские пытаются подавить новое разнообразие или не допустить политического плюрализма, который приходит вместе с ним, они в действительности (используя их же жаргон) «заковывают в кандалы средства производства» — они замедляют экономическую и технологическую трансформацию общества. Мы, в некоммунистическом мире, сталкиваемся с тем же выбором: мы можем либо сопротивляться толчку к разнообразию в тщетной последней попытке спасти наши политические институты Второй волны, либо признать разнообразие и соответственно изменить эти институты.
Первую стратегию можно осуществить только тоталитарными мерами, и она должна привести к экономическому и культурному застою; вторая ведет к социальной эволюции и основанной на меньшинствах демократии XXI в.
Чтобы вновь создать демократию в условиях Третьей волны, нам нужно выбросить за борт пугающее, но ложное допущение, что все большее разнообразие автоматически порождает все большее напряжение и конфликт в обществе. В действительности верным может быть прямо противоположное. Конфликт в обществе не только необходим, он, в определенных границах, желателен. Если сотня людей отчаянно хочет медное кольцо, их можно заставить драться за него, если каждый из ста имеет свою цель, то гораздо выгоднее торговать, сотрудничать и создавать символические отношения. При соответствующих социальных устройствах разнообразие может вести к безопасной и стабильной цивилизации.
Именно отсутствие соответствующих политических институтов сегодня обостряет ненужный конфликт между меньшинствами до грани насилия. Именно отсутствие таких институтов делает меньшинства непримиримыми. Именно из — за отсутствия таких институтов найти большинство все труднее и труднее.
Ответ на эти проблемы не в том, чтобы душить несогласие или обвинять меньшинства в эгоизме (как будто элиты и их эксперты тоже не имеют собственных интересов). Ответ в новых, наделенных воображением устройствах для примирения и легитимизации разнообразия — новых институтах, которые чувствительны к быстро меняющимся нуждам изменчивых и умножащихся меньшинств.
Подъем демассифицированной цивилизации выносит на поверхность глубокие неразрешимые вопросы, касающиеся будущего правления большинства и всей механистической системы голосования для выражения предпочтений. Когда — нибудь будущие историки, возможно, посмотрят на голосование и поиск большинства как на архаичный ритуал, в котором участвуют коммуникационно примитивные существа. Однако сегодня, в опасном мире, мы не можем позволить себе делегировать кому — либо полную власть, мы не можем поступиться даже слабым народным влиянием, которое существует при мажоритарных системах, и не можем позволить крошечным меньшинствам принимать крупные решения, тиранящие все остальные меньшинства.
Поэтому мы должны решительно пересмотреть незрелые методы Второй волны, которыми мы добиваемся ускользающего большинства. Нам нужны новые подходы, созданные для демократии меньшинств, — методы, цель которых скорее вскрывать различия, чем прикрывать их неестественным или поддельным большинством, основанным на эксклюзивном голосовании, запутанной формулировке проблем или мошеннических избирательных процедурах. Короче говоря, нам нужно таким образом модернизировать всю систему, чтобы усилить роль разнообразных меньшинств, и при этом позволить им формировать большинство. Для этого потребуются радикальные изменения во многих наших политических структурах, начиная с самого символа демократии — избирательной урны.
В обществах Второй волны голосование для определения народной воли обеспечивало правящим элитам важный источник обратной связи. Когда условия, по той или иной причине, становились нестерпимыми для большинства и 51 % избирателей выражал свою боль, элиты могли, как минимум, сменить партии, изменить политику или пойти на какой — нибудь другой компромисс.
