Сочинения в двух томах. Том 2 - Юм Дэвид (онлайн книга без .txt) 📗
Существует еще одна причина (не считая власти священников и разделения церковной и светской власти), которая содействовала превращению христианства в арену религиозных войн и расколов. Религии, которые возникают в абсолютно невежественные и варварские времена, состоят большей частью из традиционных сказок и вымыслов, которые могут быть различными в каждой секте, не противореча друг другу; и, даже если они противоречат друг другу, каждый [из сектантов ] придерживается традиции собственной секты без особых размышлений или сомнений. Но поскольку в то время, когда возникло христианство, во всем мире широко распространилась философия, учители новой секты должны были вырабатывать систему отвлеченных понятий, разграничивать с известной точностью свои догматы веры и объяснять, толковать, опровергать и защищать их со всей утонченностью аргументации и научной манеры. Отсюда, естественно, возник полемический накал в диспутах, когда христианская религия оказалась разделена новыми расколами и ересями. И этот накал помог священникам в их политике разжигания взаимной ненависти и вражды среди своих обманутых последователей. В древнем мире секты философии были более ревностными, чем религиозные партии; но в наше время религиозные партии более неистовы и бешены, чем самые жестокие фракции, которые когда-либо возникали на основе интереса и честолюбия.
Я упомянул партии, основанные на привязанности, как один из видов реальных партий наряду с партиями, основанными на интересе и принципе. Под партиями, основанными на привязанности, я понимаю те, чьим основанием является различного рода приверженность людей к определенным семействам и лицам, которых они хотели бы видеть своими правителями. Эти фракции часто являются очень буйными, хотя, должен признаться, может показаться необъяснимым, почему люди должны так сильно привязываться к лицам, с которыми они совершенно незнакомы, которых они, возможно, никогда не видели и от которых они никогда не получали и не имеют никакой надежды получить какие-либо благодеяния. Однако мы видим, что дело часто обстоит именно так и притом даже с такими людьми, которые в других случаях не проявляют большого великодушия и которых, как обнаруживается, даже дружба с трудом выводит за пределы их собственного интереса. Мы склонны думать, что отношения между нами и нашим монархом очень тесные и интимные. Блеск величия и власти придает какое-то значение судьбам даже одного лица. И когда добрая часть человеческой природы не доставляет ему указанного воображаемого интереса, то это делает злая часть его природы по злобе и из чувства противоречия лицам, мнения которых отличаются от его собственных.
О СУЕВЕРИИ И ИССТУПЛЕНИИ37
Утверждение, что порча самого хорошего порождает плохое, превратилось в прописную истину и обычно доказывается, в частности, пагубностью суеверия и [религиозного] исступления (enthusiasm)—продуктов извращения истинной религии.
Эти два вида ложной религии, хотя они оба пагубны, обладают весьма различной и даже противоположной природой. Человеческий дух подвержен всякого рода безотчетным страхам и опасениям, происхождение которых можно объяснить либо неудачным стечением обстоятельств в личной или общественной жизни, либо плохим здоровьем, либо меланхолическим и мрачным характером, либо сочетанием всех указанных обстоятельств. При таком состоянии духа [человек ] со страхом ожидает бесчисленных неизвестных зол от неизвестных сил, и там, где реальные объекты, вызывающие страхи, отсутствуют, душа, откликаясь на свое собственное предубеждение и разжигая свои же склонности, отыскивает объекты воображаемые, приписывая им беспредельную мощь и злобность. Поскольку такие враги совершенно невидимы и неизвестны, то и способы их умиротворения совершенно необъяснимы и находят свое выражение в церемониях, обрядах, ритуалах, умерщвлении плоти, жертвоприношениях и других действиях, которые, как бы они ни были абсурдны или фривольны, рекомендуются слепой и запуганной доверчивости глупостью или мошенничеством. Таким образом, истинные источники суеверия— это слабость, страх и меланхолия в сочетании с невежеством.
Но человеческий дух подвержен также странному подъему и самонадеянности, возникающим вследствие наличия успеха, превосходного здоровья, жизненной энергии (strong spirits) или самоуверенного характера. При таком состоянии духа воображение преисполняется величественными, но путаными представлениями, которым не соответствуют под луной никакие красоты и никакие удовольствия. Все смертное и тленное исчезает как недостойное внимания. Воображению предоставляется полный простор в невидимых областях, или мире духов, где душа свободна тешиться любой грезой, лишь бы она лучше всего удовлетворяла ее вкус и настроение в данный момент. Это порождает восторженность, увлеченность и удивительнейшие полеты фантазии; с еще большим возрастанием самоуверенности и самонадеянности эти восторги, будучи совершенно необъяснимыми и кажущимися такими, будто они совершенно превышают наши обычные способности, приписываются непосредственному вдохновению, даруемому тем божественным Существом, которое является объектом поклонения. И вскоре такая вдохновенная личность начинает видеть в себе возлюбленную избранницу Божества. И как только случится такое безумие, а это есть высшее проявление исступления, любая причуда приобретает священный характер, человеческий разум и даже нравственность отвергаются как лживые советники, и безумный фанатик слепо и безоговорочно предает себя мнимо безошибочному духу и вдохновению свыше. Надежда, гордость и богатое воображение в сочетании с невежеством—таковы, следовательно, подлинные источники исступления.
Эти два вида ложной религии могут дать повод ко многим размышлениям, но я ограничусь в данном случае некоторыми соображениями, касающимися их влияния на общество и правительство.
Мое первое соображение таково: суеверие выгодно для власти духовенства, а исступление не менее или даже более ей враждебно, чем здравый рассудок и философия. Суеверие опирается на страх, печаль и подавленность духа; вследствие суеверия человек сам себе кажется столь презренным, что считает себя недостойным предстать перед лицом Бога, а потому, и это совершенно естественно, он ищет помощи у любой другой личности, святость жизни которой, а возможно, дерзость и хитрость снискали ей, как он полагает, расположение Божества. Этой личности суеверный человек вверяет свои упования: ее заботе он вверяет свои молитвы, ходатайства и жертвоприношения, с ее помощью он надеется добиться того, чтобы его мольбам вняло разгневанное Божество. Этому обязаны своим происхождением жрецы38. Их по праву можно считать изобретением39 боязливого и жалкого суеверия, которое, будучи всегда в себе неуверенным, не осмеливается само воздавать поклонение, а, обнаруживая все свое невежество, надеется поручить себя попечению Божества через посредство его предполагаемых друзей и слуг. А поскольку суеверие составляет значительную часть почти всех религий, даже самых фанатичных, и нет ничего, кроме философии, что могло бы полностью преодолеть упомянутые необъяснимые страхи, то отсюда следует, что почти в любой религиозной секте имеются жрецы, причем, чем больше сгусток предрассудков, тем авторитет духовенства выше40.
С другой стороны, можно заметить, что все люди, охваченные [религиозным] исступлением, давно освободились от гнета духовных лиц и проявили большую независимость в своей вере, презирая формы, церемонии и традиции. Квакеры—это наиболее отъявленные, хотя и наиболее невинные из одержимых исступлением людей, какие когда-либо были известны. Они, пожалуй, единственная секта, которая никогда не терпела у себя служителей культа. Индепенденты из всех английских сектантов ближе к квакерам как в своем фанатизме, так и в своей свободе от засилья духовенства. Далее идут пресвитериане, в равной степени уступая в том и другом отношении индепендентам. Короче говоря, это наше наблюдение основано на опыте, но оно также может иметь и рациональное основание, коль скоро мы сообразим, что поскольку исступление возникает из претенциозной гордости и самоуверенности, то охваченный им человек считает себя достаточно достойным, чтобы приблизиться к Богу без всякого человеческого посредничества. Восторженные молитвы исступленных людей столь пламенны, что они воображают себя даже действительно приближенными к Богу посредством созерцания и внутренней беседы, что заставляет их отвергать все те внешние церемонии и обряды, в которых по представлениям суеверных почитателей необходимо содействие духовенства. Фанатик сам себя освящает и придает своей особе священный характер, превосходящий всякую другую святость, которая опирается на формальные институты разных церемониалов.
