Разговоры запросто - Роттердамский Эразм (Дезидерий) (книги бесплатно без регистрации TXT) 📗

Курион. Отсюда, возможно, и легкость пемзы.

Альфий. Конечно, она вся пористая и вдобавок насквозь прожжена сильным огнем — ведь произносят ее места, где бушует пламя.

Курион. А у пробки откуда такая легкость?

Альфий. Это уже говорилось: причиною — рыхлость.

Курион. Что тяжелее — свинец или золото?

Альфий. Думаю, что золото.

Курион. А между тем в золоте огненной природы, по-видимому, больше.

Альфий. Потому что ночью оно сияет как огонь, по слову Пиндара?

Курион. Конечно.

Альфий. Но у золота плотность больше.

Курион. Как это обнаруживается?

Альфий. Тебе ответят золотых дел мастера, что ни серебро, ни свинец, ни кипрская медь, ни одно подобное вещество не расплющивается молотком тоньше, чем золото. Сходным образом философы обнаружили, что нет ничего жиже меда и масла; если их размазывать, они и расходятся очень широко и высыхают медленней, чем любая иная жидкость.

Курион. Но что тяжелее, масло или вода?

Альфий. Если ты говоришь о льняном масле, мне думается, масло тяжелее.

Курион. Почему ж тогда масло плавает поверх воды?

Альфий. Причина не в легкости, а в огненной природе масла и в особом свойстве всего жирного не сочетаться с водою; это свойство принадлежит и траве, называемой ??????? [712].

Курион. Почему ж тогда не плавает раскаленное железо?

Альфий. Жар его не природный, и оно проходит сквозь воду даже быстрее холодного, потому что сильный жар расталкивает жидкость, сопротивляющуюся движению. Так железный клин идет ко дну быстрее, чем пластина.

Курион. Что непереносимее — раскаленное железо или холодное?

Альфий. Раскаленное.

Курион. Значит, оно и тяжелее.

Альфий. Если горящую солому нести в руке удобнее, чем холодный кремень, — то тяжелее.

Курион. Отчего одно дерево тяжелее или, напротив, легче другого?

Альфий. Причиною плотность и рыхлость. В Англии я знал принца королевской крови, который показывал нам за столом брусок дерева, по его словам, приносящего алоэ. Дерево было такое твердое, что казалось крепче камня, а на вес такое легкое, что казалось тростинкой или чем-то еще более легким, нежели сухой тростник. Его опустили в вино (принц полагал, что это защищает от всех ядов), и оно тут же утонуло, чуть ли не быстрее свинца.

Не только плотность или рыхлость может служить причиною, но и особое, скрытое в вещах сродство, которое в одних случаях вызывает взаимную приязнь, а в других — отталкивание; например, магнит притягивает сталь, виноградная лоза избегает капусты, а пламя летит к нефти, даже издали, даже сверху вниз, хотя от природы нефть тяжела, а огонь легок.

Курион. Любая медная монета плавает на поверхности ртути, а золото тонет и обволакивается ртутью, веществом в высшей мере текучим.

Альфий. Мне нечем это объяснить, кроме как особым природным сродством: ртуть для того ведь и создана, чтобы очищать золото.

Курион. Почему река Аретуза течет не по поверхности Сицилийского моря, а под нею? Ведь ты сказал, что морская вода тяжелее речной.

Альфий. Причиною естественный, но скрытый раздор.

Курион. Почему плавают лебеди, а люди в той же воде тонут?

Альфий. Причиною не только пустота и легкость перьев, но также сухость, которой избегает вода. Отсюда же и другое: если плеснуть воды или вина на очень сухое полотно, жидкость соберется в шар, а если ткань сыровата — мигом увлажнит ее еще больше. Или если наливать жидкость в сухую чашу или в сосуд со смазанными жиром краями и налить чуть больше, чем эта чаша вмещает, жидкость скорее округло поднимется в средине сосуда, чем переплеснется через край.

Курион. Почему на реке судно берет меньше груза, чем на море?

Альфий. Потому что речная вода тоньше. По этой же причине птицам легче парить в плотном воздухе, чем в очень тонком и редком.

Курион. Почему не тонут мурены?

Альфий. Потому что кожа у ник высушена солью, очень легка и отталкивает воду.

Курион. Почему железо, расплющенное в большой лист, плавает, а стиснутое в комок тонет?

Альфий. Отчасти сухость причиною, отчасти — воздух между листом и водою.

Курион. Какая из двух жидкостей тяжелее — вода или вино?

Альфий. Думаю, что вино не уступает воде.

Курион. Почему ж тогда те, кто пользуется услугами виноторговцев, находят на дне кувшинов воду вместо вина?

Альфий. Потому что есть в вине нечто жирное, избегающее воды, так же как избегает ее масло. И вот тебе доказательство: чем вино благороднее, тем хуже смешивается с водою и тем лучше горит, если его поджечь.

Курион. Почему в Асфальтовом озере [713] ни одно живое тело не погружается в воду?

Альфий. Я не вызывался объяснять все чудеса природы. Есть у нее свои тайны, дивиться которым она охотно разрешает, а открыть не хочет.

Курион. Почему худощавый человек весит больше тучного — при прочих равных условиях, разумеется?

Альфий. Кости плотнее мяса и потому тяжелее.

Курион. Почему после обеда человек легче, чем на пустой желудок, хоть еда и прибавляет ему веса?

Альфий. Пища и питье придают жизненного духа, а дух сообщает телу легкость. Потому же и веселый легче грустного, и мертвый намного тяжелее живого.

Курион. Но как получается, что один и тот же человек бывает то легче, то тяжелее — по своему желанию?

Альфий. Задержит дух — становится легче, переведет — тяжелее. Так, надутый пузырь плавает, а если его проткнуть, тонет. Но будет ли когда конец твоим «как» да «почему»?

Курион. Будет, если ответишь еще на несколько вопросов. Небо тяжелое или легкое?

Альфий. Не знаю, легкое ли, но тяжелым, во всяком случае, быть не может, потому что природу имеет огненную.

Курион. Что ж тогда означает старинная пословица: «А что, если небо рухнет?»

Альфий. Простодушная древность, полагаясь на Гомера, верила, что небо железное. Но Гомер назвал его «железным» лишь по сходству окраски — так же как мы называем «пепельным» то, что носит окраску пепла.

Курион. Значит, небо окрашено?

Альфий. На самом деле — нет, но так нам кажется из-за воздуха и влаги посредине. Точно так же, как солнце мы видим иногда красным, иногда рыжим, иногда беловатым, а на самом деле оно не меняется нисколько. И радужная дуга появляется не в небе, а в сыром воздухе.

Курион. Но — чтобы закончить — ты согласишься, что нет ничего выше неба, каким бы образом ни обнимало оно землю?

Альфий. Соглашусь.

Курион. И ничего глубже центра земли?

Альфий. Конечно.

Кур ион. Между всеми видами вещей, что самое тяжелое?

Альфий. Золото, я полагаю.

Курион. Здесь я с тобою решительно не согласен.

Альфий. Разве тебе известно что-либо тяжелее золота?

Курион. Известно, и во много раз тяжелее.

Альфий. Тогда поделись со мною и ты, в свою очередь, если знаешь то, чего я, — признаюсь откровенно, — не знаю.

Курион. То, что низвергло огненных духов с высочайшей вершины неба в самую глубь Тартара (которая, по общему представлению, в центре земли), — разве не должно ему быть тяжелее всего на свете?

Альфий. Не спорю. Но что это такое?

Курион. Грех; он и человеческие души, которые Марон называет «начального ветра огнями» [714], погружает туда же, в Тартар.

Альфий. Если тебе угодно перейти к этому роду философии, я соглашусь, что и золото и свинец по сравнению с грехом — пушинки.

Курион. Как же возможно, чтобы обремененные таким грузом взлетали на небо?

Альфий. Право, не знаю.

Курион. Кто готовится к бегу или к прыжку, не только сбрасывают с себя всякий груз, но и дух задерживают, чтобы самим стать легче. А для этого бега, для этого прыжка, который приводит нас на небеса, мы и не думаем сбросить с себя то, что тяжелее любой каменной глыбы, тяжелее свинца!

Альфий. Будь у нас хоть капля здравого смысла, мы бы об этом не забывали.