Машина и Винтики - Геллер Михаил (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
Вера в чудо объединяет руководителей и руководимых, создает между ними мистическую связь, исключающую иностранцев, чужеземцев. Мистическая вера в чудо – и есть основа советской идеологии. Советская идеология научна, ибо – недоказуема. Верна – ибо чудо, которое не пришло сегодня, может прийти завтра. Она не требует "веры" в марксизм-ленинизм, в коммунизм, какую нередко требуют от советского человека на Западе. В рассказе Верую пьяный герой прямо спрашивает священника, проповедующего пантеизм: "В коммунизм веришь?" И слышит в ответ: "Мне не положено".25 Этот уклончивый ответ выражает кредо советских идеологов. Советским людям, новому Советскому Человеку "не положено" верить в коммунизм, в теорию, вызывающую, как все теории, споры, дискуссии, нуждающуюся в проверке. Советскому человеку "положено" верить в Чудо, ждать Чуда. Как говорит персонаж пьесы А. Арбузова Воспоминания, с успехом шедшей в 1982 г. на советских сценах: "Пока мы есть, мы ждем чудес…"
Необходимо только одно: соблюдение ритуала, использование ритуального языка, отказ от других верований.
Роль ожидания чуда, надежды на чудо в формировании менталитета была испытана в экстремальной ситуации – в лагере. Варлам Шаламов, принесший свидетельство о поведении человека перед лицом смерти на Колыме, в девятом кругу ада, категоричен: "Надежда для арестанта – всегда кандалы. Надежда – всегда несвобода. Человек, надеющийся на что-то, меняет свое поведение, чаще кривит душой, чем человек, не имеющий надежды".26 Тадеуш Боровский, переживший Освенцим, принес подобное свидетельство: "Никогда в истории человечества надежда не была такой сильной, но никогда она не причинила столько зла, сколько в этой войне, в этом лагере. Нас не научили отказываться от надежды и поэтому мы погибаем в газовых крематориях".27
Александр Солженицын подтверждает наблюдения Шаламова и Боровского. Заключенный инженер Бобынин, осужденный на 25 лет, вызванный к министру государственной безопасности Абакумову, заявляет, что его нельзя заставить работать, ибо у него нет ничего: "Вообще, поймите и передайте там, кому надо выше, что вы сильны лишь постольку, поскольку отбираете у людей все. Но человек у которого вы отобрали все – уже не подвластен вам, он снова свободен".28
Ожидание чуда, которое воспитывают в советском человеке, становится опиумом, позволяющим ему довольствоваться своим положением.
Б. Тайна
Советский Союз это тайна, обернутая в загадку и спрятанная в секрет.
Уинстон Черчилль
Фея, присутствовавшая при рождении партии большевиков, положила в колыбель подарок: разгадку тайны мировой истории. Марксизм был воспринят Лениным, как волшебный ключ, открывающий дверь в будущее. Хранитель ключа – Ленин – становится хранителем тайны, Верховным жрецом. Он немедленно устанавливает иерархию в зависимости от степени допуска к тайне.
Ленин начинает с начала: "Дайте нам организацию революционеров – и мы перевернем Россию".29 Загадочна эта знаменитая формула: к кому он обращается? кто должен дать организацию революционеров? кому "нам" следует эту организацию дать? Послереволюционная история коммунистической партии и созданного ею государства отвечает на эти вопросы. Для Ленина уже в 1902 г., когда он писал важнейшую из своих работ Что делать?, не было сомнений: есть руководители, те, кто знает тайну; они должны создать партию, "высшую форму организации", действующую под руководством тех, кто "знает"; партия должна вносить "социалистическое сознание в стихийное рабочее движение". Строится пирамида: руководители; партия, рабочий класс. Говоря "революция – это чудо", Ленин хотел сказать: я знал, что чудо осуществимо, я знал тайну чуда, я сделал чудо. Победа революции вносит совершенно новый элемент в концепцию Ленина: хранители тайны становятся обладателями власти. Степень посвящения в тайну одновременно определяет место в иерархии власти.
Революция означала не только переход власти в руки партии большевиков, она была переворотом, сместившим социальные слои, перемешавшим социальные группы. В соответствии с марксистской теорией пролетариат должен был составлять основу новой власти. Анализируя первую советскую конституцию (РСФСР, 1918), Ленин решительно отбрасывает "свободу и равенство вообще". Риторически вопросив: "Свобода, – но для какого класса и для какого употребления? Равенство, – но кого с кем?"30 – он утверждает новую форму государства: диктатура рабочих и беднейшего крестьянства для подавления буржуазии. В этом определении названы – друзья и враги. Ленин декларирует основу советской иерархии – разделение на друзей и врагов, на посвященных (разных степеней) и нечистых. Он подчеркивает первый парадокс революции: совершенная для блага большинства, революция получила поддержку очень немногих. "Новый диктатор, – признает редактор первой истории ВЧК, – явившийся на смену помещикам и буржуазии, принявшись за новое строительство, в первый момент оказался в блестящем одиночестве".31
Возникает проблема распознания своих, отделения чистых от нечистых, одевающих нередко маску. Первой задачей становится охрана тайны и раскрытие тех, кто пытается в нее проникнуть. Главный отдел ВЧК, "политической полиции Ленина",32 созданной 7/20 декабря 1917 г., получил название "секретно-оперативного". Бдительность – объявляется долгом всех и каждого. Двойником бдительности становится обязательная подозрительность. Метафизическая тайна оборачивается повседневным секретом. Тайна и секрет пронизывают все области советской жизни, выполняя воспитательную функцию, формируя менталитет советского человека.
Орвелл знал, что без тайны не может быть тоталитарного государства. Герой 1984 мучается невозможностью раскрыть тайну: "я понимаю как, но не понимаю зачем?"33 Стремление узнать то, что не положено рядовому обитателю Океании, приводит Уинстона Смита в министерство любви, в страшную 101 комнату. Советские граждане отделены от тайны множеством физических барьеров: анкетами, пропусками, строго дозированной – в зависимости от степени посвящения – информацией, статьями Уголовного кодекса. Они отделены от тайны психическими барьерами. Удвоить бдительность! – звали Ленин и Дзержинский в 1918 г., "Вредительская и диверсионно-шпионская работа агентов иностранных государств… задела… все или почти все наши организации, как хозяйственные, так и административные и партийные",34 утверждал Сталин в 1937 г. В начальной школе дети узнают, что герой чехословацкого народа Юлиус Фучик, уходя на казнь, завещал: "Будьте бдительны!" В 1981 г. первый заместитель председателя КГБ предупреждает о "происках империалистических разведок", которые пытаются выведать советские секреты".35
В Советском Союзе секретно все – от планов военного завода до личной жизни партийных вождей, от численности армии или числа заключенных до прошлогодней Правды и книг А. Солженицына. Пропуск необходим для входа во все учреждения и специальный "допуск" нужен для получения книг в библиотеке, хранящихся в "закрытом фонде" (в т. ч. сочинения Н. С. Хрущева). В 1981 г. на 4 года лагеря был осужден историк Арсений Рогинский по обвинению в "незаконном" проникновении в ленинградскую научную библиотеку.36 Члены партии собираются на "закрытые партийные собрания", ЦК партии извещает рядовых членов о важнейших линиях политической деятельности в "закрытых письмах". Не имеет значения, что никаких "секретов" не узнают члены партии ни на собраниях, ни в "письмах ЦК". Важен – ритуал секретности, его воспитательное значение.
Герб КГБ – щит и меч. "Органы" прикрывают щитом тайну и добывают мечом вражеские секреты. Плотнейшая паутина "спец-отделов" покрывает страну: глаза и уши КГБ охраняют тайну и ловят ее нарушителей во всех учреждениях, в научных институтах, в армии и на заводах. Первый закон, принятый Верховным Советом СССР после избрания Андропова, потребовал усиления охраны государственной границы СССР. В числе мер – "активное участие всех советских граждан" в охране границы.
Щит КГБ защищает тайну от тех, кто вольно или невольно выдает ее. Предателями родины были объявлены советские солдаты, попавшие в плен, пусть даже на несколько часов – они подозревались в выдаче тайны. В этом же подозревались миллионы советских граждан, оказавшихся на оккупированной территории.
