Духовные основы русской революции - Бердяев Николай Александрович (книга регистрации txt) 📗
Правда и ложь в общественной жизни
I
Последние годы перед революцией мы задыхались в лжи. Провокация сделалась устоем русской государственности старого режима. Атмосфера была насыщена предательством. Азефовщина, распутинщина, сухомлиновщина – все это отравляло жизнь народа и разлагало русское государство. В последние месяцы перед переворотом муть сделалась нестерпимой, нельзя было дышать, все стало двусмысленным. Образ старой власти двоился. Старый режим уже долгое время жил ложью. Он продолжал существовать по инерции, его поддерживала народная пассивность. Нравственное разложение достигло небывалых размеров. Среди деятелей старой власти последнего периода ее существования трудно было встретить людей с ясным человеческим образом, такие люди составляли исключение, и они недолго держались. В час кончины русского царизма его окружали Григорий Распутин, Сухомлиновы, Штюрмеры, Протопоповы, Воейковы, Манусевичи-Мануйловы и т. п. двоящиеся и двусмысленные образы. Старая русская монархия утонула в мути, во лжи, в предательстве и в провокации. Она не столько была свергнута, сколько сама разложилась и пала. Русская революция не столько была результатом накопления творческих сил, творческих порывов к новой жизни, сколько результатом накопления отрицательных состояний, процессов гниения старой жизни. Это облегчило торжество революции в первые дни и очень отягчило ее в дальнейшем развитии. Силы разрушительные взяли верх над силами творческими. Болезнь оказалась слишком застарелой, последствия ее перешли в новую Россию и действуют, как внутренний яд. Революция в достижениях элементарной политической свободы слишком запоздала, и именно потому в ней господствует социальный максимализм, который всегда есть результат неподготовленности масс, содержавшихся во тьме. Гроза разразилась, она была неотвратима и ниспослана Провидением. Но атмосфера не очистилась. Нам не дышится легче после революционной грозы, воздух не стал чистым и прозрачным, осталась муть, по-прежнему господствуют двусмысленные и двоящиеся образы, хотя и в новых облачениях, ложь по-прежнему царит в нашей общественной жизни, предательство и провокация не перевелись, хотя Сухомлинов и Штюрмер сидят в крепости. Старые люди, изолгавшиеся и потерявшие нравственный центр, являются в новых одеяниях и прикрываются новыми словами. По-прежнему нет любви к правде, нет признания самодовлеющей и абсолютной ценности правды, которой нельзя жертвовать ни для каких утилитарных и корыстных целей, партийных, классовых и личных.
Прежде уста, ненавидевшие и презиравшие Николая II, говорили об «обожаемом монархе», о верности и службе царю. Многое из того, что некогда было священным, превратилось в условную ложь, слова потеряли свое реальное содержание. Весь ужас в том, что давно уже «божье» было воздаваемо не Богу, а «кесарю», и это нарушение основной заповеди, это сотворение себе кумира и всякого подобия на земле, это идолопоклонство отравило нравственно жизнь русского народа. Но вот старый идол самодержавия был низвергнут и втоптан в грязь. Как и всегда бывает, толпа, недавно ему поклонявшаяся, теперь топчет его ногами. Но после низвержения старых кумиров освободились ли мы от всякого идолопоклонства, от всякого воздаяния божьего царству кесаря? Нет, не освободились. Возникли новые кумиры, которые поставлены выше правды Божьей. Идолопоклонство, которое всегда есть измена живому Богу, осталось, оно приняло лишь новые формы. Началось новое идолотворение, появилось много новых идолов и земных божков – «революция», «социализм», «демократия», «интернационализм», «пролетариат» и т. п. Все эти идолы и божки так же принадлежат к царству «кесаря», как и старый идол царского самодержавия, и им воздаются божеские почести. Царство кесаря в христианском, евангельском смысле этого слова не есть непременно самодержавие, монархия, не связано непременно с царем или императором, оно обширнее и многообразнее, к нему может принадлежать и демократическое царство. Вокруг поклонения новым идолам кесарева царства уже успело накопиться много лжи и мути. Новое идолопоклонство, как и старое, заслоняет собой солнце правды. Никогда идолопоклонство не проходит даром для нравственной природы человека и народа, оно нравственно калечит и толкает на путь лжи. Человек, поклонявшийся чему-либо на земле, как Богу, уже перестает отличать правду от лжи, он делается одержимым, он – раб временных, относительных вещей, во имя которых все считает дозволенным.
II
Революция есть лишь момент в жизни народа, временная функция, преходящее состояние, через которое он может перейти к высшей, свободной жизни, но всегда болезненное и тяжелое, вызванное накоплением старого зла. Когда у какого-нибудь человека лопается гнойный нарыв, то странно было бы признать это явление самым светлым и божественным в человеке, подменить самого человека этим моментом развития болезненного в нем процесса. Но у нас именно это и происходит в отношении к революции, которая есть лишь вскрытие гнойного нарыва на теле России. Превращение самой революции в божество и воздаяние ей божеских почестей есть отвратительное идолопоклонство, забвение истинного Бога. Это ничем не лучше, чем идолопоклонствовать перед кесарем, это – одной природы. Прежде Россия подменялась династией, которой она приносилась в жертву; теперь Россия подменяется революцией, которой она также приносится в жертву. Если «обожаемый монарх» превратился в отвратительную и безобразную ложь, то в такую же ложь может превратиться и «обожаемая революция», если ее не подчинить высшей правде. Правда же стоит выше всех изменений в царстве кесаря, в ней нет ничего двоящегося, колеблющегося и изменчивого, она самим Богом заложена в человеческом сердце, и раскрытие ее есть самая первая задача и самый верный путь к новой, свободной жизни. Идолопоклонство всегда повергает в царство лжи и порабощает ему. И мы уже находимся в самом страшном рабстве у лжи. Неисчислимым количеством лжи отравлено сознание народа, сердце простых, темных людей, малых сих, и затуманен ум их. Прежде, до революции отравляли народ одной ложью, теперь отравляют его другой ложью. Демагогия есть ложь, возведенная в принцип, в руководящее начало жизни. Демагог считает дозволенной всякую ложь для достижения своих целей, для соблазнения масс. Вся революционно-социалистическая фразеология в наши дни все более и более превращается в условную ложь, подобную лжи той фразеологии, на которой покоился старый режим. Те, которые прикрывались высокими словами о святости отечества, государства и церкви, на деле слишком часто предавали отечество, разлагали государство и отдавали церковь во власть темных сил. Так поступают с божественной ценностью свободы многие из тех, которые прикрываются новой революционной фразеологией. Реальное значение и реальный вес слов теряется, ибо за этими словами стоят негодные человеческие души.
«Темные, безответственные влияния» так же начинают господствовать над революцией, как они господствовали над старой властью. Предательства, провокация и грубая корысть так же прикрываются громкими лозунгами «интернационализма», «революционного социализма» и т. п., как раньше они прикрывались громкими лозунгами «монархизма», «истинно-русского патриотизма» и т. п. Большевизм имеет слишком много общего с распутинством и черносотенством. Красные и черные цвета в массе окончательно перемешались. Еще до революции приходилось слышать от честных социал-демократов, что в среде большевизма трудно отличить революционеров от провокаторов и предателей. Самый нравственный принцип революционного максимализма таков, что он делает затруднительным различение, ибо все объявляется дозволенным для революционных целей и правду не считают существенной. Образуется подпольная атмосфера, страдающая светобоязнью. В этой атмосфере расцвел Азеф. Эта атмосфера всегда соприкасалась с охранными отделениями, с департаментами полиции, с темными, подпольными придворными влияниями. Эта подпольная, двусмысленная атмосфера не исчезла после переворота, она перешла и в новую, свободную Россию, где не должно было бы быть места для подполья. Носителями этой атмосферы сделались по преимуществу большевики. Разоблачения, которые сделаны после 4 июля о германском шпионаже, об измене и предательстве среди тех, которые называли себя интернационалистами и единственными истинными социалистами-большевиками, имеют слишком много общего с тем, что было раскрыто о Мясоедове и Сухомлинове, что сгустилось вокруг имени Штюрмера и придворной немецкой партии. Пахнуло тем же духом. Мы не освободились и не очистились, мы все еще в рабстве у темных сил, все еще томимся в подполье. Революция подверглась нравственному растлению, ее идеалистические элементы оттеснены и попали в рабство к элементам темным и двусмысленным. Нигилизм справа и нигилизм слева – одной природы.
