Диалоги - Лем Станислав (хороший книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
ФИЛОНУС. Знаешь что? Не спеши объявлять об этом «запрете» и не отчаивайся так, прошу тебя. Что ты сам думаешь о сознании?
ГИЛАС. Если бы я знал! Во-первых, это, несомненно, не вещь и не объект, это процесс, цепь событий. Во-вторых, сознание проявляется и действует исключительно в живых организмах высокого уровня развития, то есть в людях. В-третьих...
ФИЛОНУС. А откуда такая уверенность, что сознание может проявляться только у живых существ?
ГИЛАС. Филонус! Ты в этом, наверное, не сомневаешься?
ФИЛОНУС. Действительно не сомневаюсь.
ГИЛАС. Вот видишь!
ФИЛОНУС. Не сомневаюсь в том смысле, что я убежден: сознание может возникнуть в системах, принадлежащих к определенному классу, обладающих определенным общим свойством, но этим свойствам ни в коей мере не является жизнь.
ГИЛАС. Не хочешь ли ты сказать, что сознание могло бы возникнуть в структуре, скажем, построенной из стекла и металла?
ФИЛОНУС. Да, именно это я и хочу сказать.
ГИЛАС. Мой дорогой, ты грешишь против очевидности!
ФИЛОНУС. Прошу тебя, друг, не употребляй в дискуссии со мной слова «очевидность». Бесконечные споры в философии происходят именно из-за того, что одним кажется очевидным то, что совершенно не является очевидным для других. Поэтому мы ни в коем случае не будем ссылаться на какую-то там «очевидность», тем более что «очевидность» – та самая последняя инстанция, согласно которой в былые времена считалось, что на противоположном полушарии люди ходят вниз головой или что возможна одновременность событий, происходящих на отдаленных друг от друга звездах. Для меня как ученого ничто не является в достаточной степени ни «очевидным», ни «само собой разумеющимся», и каждое утверждение заслуживает подробного анализа и проверки его результатов опытным путем. Так ты утверждаешь, Гилас, что в металлической конструкции не может возникнуть сознание?
ГИЛАС. Да. Можешь ли ты привести доказательства в пользу противоположного утверждения?
ФИЛОНУС. Я могу прямо сейчас указать тебе место, где металл дает начало сознанию.
ГИЛАС. И где же, интересно?
ФИЛОНУС. Вот здесь, в твоей голове.
ГИЛАС. Что за шутки?
ФИЛОНУС. Никаких шуток. Ты же знаешь, что в твоем теле – а следовательно, и в мозгу – находится железо. Находится в виде дыхательных ферментов. Без этого фермента, то есть без этого железа, ты не мог бы даже секунды ни жить, ни думать.
ГИЛАС. Это правда, но...
ФИЛОНУС. Подожди. Железо является незаменимым элементом живой ткани, в том числе той, из которой состоит твой мозг. Таким образом, железо это принимает участие (может, не решающее, но вполне определенное) в процессах, которые происходят в твоем мозгу. Эти процессы лежат в основе сознания. Quod erat demonstrandum. Что скажешь?
ГИЛАС. Скажу, что это железо находится в белковом органическом соединении, в результате чего оно утрачивает свои обычные свойства...
ФИЛОНУС. Вынужден прервать тебя, ибо ты рассуждаешь неразумно. Какие особенности утрачивает железо в качестве частицы фермента оксидазы? Те, которые ему свойственны, когда оно представлено подковой или гвоздем? Значит, по-твоему, качества, какими железо обладает в подкове, это «обычные», а те, какими оно обладает в капле фермента, – «необычные»?
ГИЛАС. Нет, конечно, они не «необычные», просто это железо – как часть чего-то большего – вовлечено в систему жизненных процессов.
ФИЛОНУС. А что, в подкове железо выступает как сверхчистое, выделенное, самостоятельное? Может, существует некое «имманентное» железо? Даже если я соглашусь излагать доказательства подобными словами, то таким «исконным» железом следует считать, видимо, химически чистый металл, а не ту мелкокристаллическую, полную разнообразных примесей структуру, какую мы находим в подкове. Не правильнее ли сказать, что атомы железа, существующие в таких-то и таких-то условиях, в кристаллической структуре с добавлением углерода и серы, обнаруживают те свойства, какие мы можем наблюдать, например, в подкове, а атомы железа, связанные с молекулой белка, обнаруживают свойства, отличные от предыдущих? И в каждом случае мы имеем дело с проявлением законов определенной системы (то есть системных законов), только и всего.
ГИЛАС. Блестяще! Не хочешь ли ты сказать, что из того, что в моей голове присутствуют атомы железа, неотвратимо следует, что если бы моя голова была сконструирована исключительно из железа, то я так же бы думал, чувствовал, обладал бы сознанием?
ФИЛОНУС. Ты провоцируешь меня ответить «да», и я отвечаю: да, именно так я и думаю и убежден в этом – с одной, однако, существенной оговоркой, что это железо должно было бы представлять строительный материал для системы, с точки зрения функционирования, тождественной твоему мозгу.
ГИЛАС. Ты предусмотрителен, друг мой, но не является ли это всего лишь игрой слов? Ты говоришь: «Железный мозг мог бы думать, если бы обладал функциональными особенностями живого мозга». Или: «Железный мозг мог бы жить, если бы обладал способностями живого мозга». Однако железный мозг не может быть живым, потому он и не может породить сознание. Железный мозг – это contradictio in adiecto [11].
ФИЛОНУС. Знаешь что? Так мы ни к чему не придем. Ты утверждаешь, что процессы жизни и сознания неразделимы, что происходит следующее: не каждый процесс жизни сознательный, но каждый сознательный процесс – процесс жизни. Верно?
ГИЛАС. Да, именно так я и думаю.
ФИЛОНУС. Тогда прежде всего мы должны задуматься над тем, что, собственно, это такое – сознание? Итак, сознание – некое абстрактное понятие. Это только мы, постоянно о нем рассуждая, рассматриваем его как определенную сущность, такую же элементарную в переживании, как, например, способность видеть. По самой своей сути сознание является абстракцией. Если я утверждаю, что я что-то осознаю, то это значит, что я понимаю нечто, или нечто воспринимаю, или что-то думаю. Не более того. Но и не то же самое, поскольку, когда я вижу или думаю, то кроме того, что я вижу или думаю, я сознательно чувствую как бы «за этим», «сверх того» мое приближение, а это значит всего лишь, что ты видишь меня издалека, и ничего более. Разве не так?
ГИЛАС. В принципе, ты прав. Хотя я вообще-то не воспринимаю вещи таким образом, что я как бы сознаю то, что я сознаю эту вещь (или воспринимаю ее), однако если я умышленно сконцентрирую внимание на собственном акте восприятия, то обнаружу, что, кроме самого восприятия, я одновременно фиксирую и акт восприятия.
ФИЛОНУС. Разумеется, акт восприятия можно одновременно фиксировать в сознании. И что из этого следует? Ты можешь подумать, глядя на меня: «Я вижу Филонуса» или «Я осознаю, что вижу Филонуса», но это только одновременный с восприятием «мыслительный контекст». Точно так же я могу просто петь, а могу еще и петь об этом пении (то есть я пою, что пою) или же могу мысленно сказать, что я воспринимаю восприятие, но это всего лишь одновременная с восприятием попытка обобщить его, то есть включить в совокупность классов однотипных явлений, названных сознательными. Таким образом, ты пытаешься создать в себе дистанцию обобщения по отношению к простому акту восприятия, призвать на помощь классификационные способности своего разума и – тем самым – непосредственно вступить на путь создания абстрактного понятия «сознания вообще». Если я думаю о чем-нибудь, то я просто думаю об этом «что-нибудь». Этим «что-нибудь» может быть также и мышление, сам мыслительный процесс. Однако в мышлении всегда присутствует некий его определенный объект. Если бы «мышление о мышлении» качественно отличалось бы от «мышления о поедании», то так же, как ты допускаешь существование «осознания собственного сознания» (его называют «самосознанием»), ты должен будешь допустить существование и более высокого уровня, который мы выразим так: «Гилас думает о том, как он думает о собственном мышлении». Тут тебе уже будет «сознание третьей степени», и этот regressus [12] можно было бы повторять ad infinitum [13], из чего бы, разумеется, следовало, что существует бесконечное количество «этажей сознания». А это – абсурд. Конечно, мы можем абстрагироваться от любого объекта, а заодно и от процесса абстрагирования, и от сознания как явления, но в каждом таком мыслительном акте существует его данное содержание – конкретное, единственное, и ничего, кроме него. И поэтому, как ты видишь, понятие сознания включает некие общие черты столь различных психических явлений, как ощущение, мышление, видение и т.д. Спроси, наконец, ребенка, есть ли у него сознание, и окажется, что он вообще не знает, о чем ты его спрашиваешь, хотя, если ему шесть или семь лет, ты, наверное, не откажешь ему в наличии сознания?
