Психоанализ и бессознательное. Порнография и непристойность - Лоуренс Дэвид Герберт (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
Но, независимо от степени нашего идеализма, мы все балансируем на краю пропасти: мы пытаемся пройти между двумя раскаленными докрасна металлическими стенками. Отвергнув предлагаемое фрейдистами крайнее средство, мы все же вынуждены будем искать какой-то иной выход. Ибо мы все находимся в тупике, из которого выхода не знаем и знать не можем, а выход ведь должен быть, и мы отчаянно его ищем, ибо найти его означало бы стать самими собою и более никогда и ни в чем не отклоняться от собственной природы. Но мы не знаем, в какую сторону нам идти, чтобы следовать своей природе. И так ли уж виновен психоанализ, когда пытается указать нам хоть какой-то выход, даже если этот выход — инцест?
В то же время мы понимаем, что если будем следовать за «идеалом» и далее, то ничего не сумеем приобрести. Было бы намного лучше, если бы мы сумели вернуться к нашему собственному, истинному бессознательному. Но не к тому бессознательному, которое представляет собой всего лишь перевернутое отражение нашего идеального сознания. Мы должны, если только сможем, открыть то истинное бессознательное, откуда бьет ключом наша жизнь, предваряя всякие умствования. То первое в нас биение жизни, что не повинно ни в каких рассудочных искажениях, да и не подвластно им, — это и есть бессознательное. Оно изначально, но никоим образом не идеально. Оно и есть то спонтанное начало, из которого нам только и следует исходить в своей жизни.
Каково же, в таком случае, это истинное бессознательное? Оно не фантасмагорическое порождение разума, а естественная, спонтанная воля к жизни, присущая всякому живому организму. Где его начало? Там же, где начало самой жизни. Но все это слишком неопределенно. Что толку говорить о «бессознательном вообще», как мы, например, говорим об «электричестве вообще»? Электричество — это гомогенная энергия, о которой можно говорить вне зависимости от конкретного места ее приложения или применения. Но жизнь невозможно себе представить как нечто, существующее «вообще». Она существует только в конкретных, живых существах. Там, где начало жизни, там — ныне, и присно, и во веки веков — начало отдельного, живого индивида. А это означает, что там, где происходит рождение живого индивида, мы всегда найдем и начало жизни, и помимо этого никакого начала жизни нет и быть не может. Любая попытка дальнейшего обобщения непременно уведет нас за пределы понятия живого, в область гомогенной механистической силы, как это и происходит в космологиях восточных религий.
Начало жизни — в зарождении первого индивидуального бытия. Можете, если хотите, назвать впервые возникшим индивидом простейший, одноклеточный кусочек протоплазмы. Умозрительно, в пределах абстрактного упрощения, это на самом деле так и есть. В этом смысле мы действительно можем утверждать, что жизнь начинается с простейшего одноклеточного кусочка протоплазмы. Ну а там, где начинается жизнь, начинается и бессознательное. Таким образом, простейший, одноклеточный кусочек протоплазмы — это уже индивид. Именно индивид, а не математическая абстракция, как, например, абстракция силы или энергии.
Где начинается индивид, там начинается жизнь. Одно неотделимо от другого. Жизнь неотделима от индивидуальности. Но там, где начинается индивид, там начинается и бессознательное, представляющее собой не что иное, как спонтанную волю к жизни. Пытаясь проследить бессознательное до самого его истока, мы приходим к заключению, что этим истоком для всех высших организмов является та первая яйцеклетка, где зарождается индивидуальный организм. В момент зачатия, когда мужская клетка сливается с женской, во Вселенной возникает новая целостность жизни и сознания. Разве это не очевидно? У бессознательного нет никакого другого источника, кроме этой первой оплодотворенной яйцеклетки.
Бессмысленно говорить о бессознательном как о гомогенном явлении, подобном энергии электричества. Мы лишь тогда действительно будем иметь дело с бессознательным, когда поймем, что в каждом индивидуальном организме заключается его индивидуальная природа, а его индивидуальное сознание творится спонтанно в момент зачатия. Мы сказали творится. Под словом творится мы имеем в виду спонтанное зарождение во Вселенной, зарождение как бы из ничего. Но ex nihilo nihil fit [14]. Это верно и в отношении зарождающегося индивида. Слияние двух клеток, мужской и женской, дает нам представление о процессе его зарождения. И от этого процесса зарождения мы с полным основанием можем ожидать появления новой целостности, согласно закону причины и следствия. Ожидаемым естественным или автоматическим следствием процесса зарождения должно быть появление нового существа. И природа этого нового существа, по тому же закону, должна быть производной от природы родителей.
Однако именно это последнее утверждение мы отрицаем. Мы отрицаем, что природа любого нового творения производна от природы его родителей. Природа ребенка не является просто новой перестановкой или комбинацией тех элементов, что содержались в природе родителей. В природе ребенка всегда есть что-то такое, чего не было в природе родителей. Более того, в ней есть нечто, что не могло быть произведено от природы всех других когда-либо существовавших индивидов. В природе ребенка всегда есть нечто совершенно новое, непроизводное и невоспроизводимое, то, что до сих пор всегда оставалось, и всегда будет оставаться, беспричинным. Это «нечто» и есть сущность индивидуальности, не поддающаяся определению и анализу. Каждый раз в момент зачатия каждого высшего организма непостижимым образом возникает во Вселенной эта природа индивидуальности — возникает как бы ниоткуда, из ничего. Вопреки всем причинно-следственным законам зарождения и развития, природа индивида до сих пор остается необъяснимой. Свойственное индивиду единство сознания и бытия, возникающее в процессе зачатия каждого высшего организма, есть результат чистого творения — непостижимого разумом деяния, совершаемого вне тех рамок, в которых существует и может существовать наш ограниченный ум.
Эта беспричинная, сотворенная из ничего природа индивидуальной личности есть извечная тайна божественной природы души. Религия в этом смысле права, тогда как наука ошибается. Каждое индивидуальное существо имеет душу — особую индивидуальную природу, происхождение которой не может быть объяснено на основании каких бы то ни было причинно-следственных законов. Эти причинно-следственные законы не смогут объяснить природу индивидуальности даже отдельно взятого одуванчика. Для существования индивидуальности нет видимой причины, нет в ней никакого логического смысла. Наоборот, она существует вопреки всем научным законам и даже вопреки здравому смыслу.
Теперь, после того как мы это установили, у нас есть все основания вплотную подойти к попытке уяснить себе, что такое бессознательное. Говоря о познании бессознательного, мы, по крайней мере, уже знаем, что именно хотим познать. Нам необходимо внутри сущностной, уникальной природы любого индивида выделить и ограничить именно то, что по самой своей природе не поддается определению и анализу, то, что изначально является непостижимым. Постичь это невозможно, можно лишь испытать — в каждом конкретном случае. И вот то, что в каждом конкретном случае оказывается непостижимым, мы и назовем бессознательным. В сущности, тут больше бы подошло слово душа. Ведь на самом деле под бессознательным мы и имеем в виду душу. Но идеалисты так истаскали это слово душа, что в наши дни оно означает лишь то, чем человек сам себя считает. А то, чем человек сам себя считает, есть нечто весьма далекое от его истинного бессознательного. Так что от идеалистического слова душа нам все же придется отказаться.
Однако если бессознательное есть нечто непостижимое и непознаваемое, то откуда же вообще мы узнали о его существовании? Прямо из опыта, вот откуда. Лучшая часть наших знаний — это знания о непознаваемом и непостижимом. Мы знаем о солнце, но не в состоянии его постичь, хотя и придумали теорию о каких-то там горящих газах и прочую причинно-следственную ерунду. Даже если у нас и сложилась более или менее стройная система теоретических понятий о солнце как о сфере кипящего газа (хотя на самом деле солнце, скорее всего, — нечто совершенно иное), то все равно мы ни за что не сможем себе даже отдаленно представить это кипение, это бушующее пламя. Знание, основанное лишь на рассудочном представлении, может быть, в лучшем случае, только такого рода знанием, какое апостол Павел [15] называл «знанием отчасти», противопоставляя полному, «совершенному» и, ввиду невозможности прийти к полноте опыта, никогда не достижимому знанию. Это, безусловно, является признаком любого полного знания: оно пребывает главным образом в сфере бессознательного, а та его часть, что «выступает» над поверхностью разума или сознания, есть скудная из него выжимка, его бледная тень.
