Хорёк (СИ) - Иванников Алексей Алексеевич (читаем книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Ещё же одним неприятным моментом для меня был сам мой босс – Николай Наумович, НН. Я совсем неплохо отношусь к евреям: есть среди них очень умные и талантливые люди, мой школьный друг Сергей был, кстати, одним из них.
Но есть и совсем другие евреи: жиды пархатые! Что такое? Я – националист?! Ну что вы: просто в каждом стаде есть свои паршивые овцы, а у евреев, учитывая их особенности, развилось умение приспособиться, присосаться к чему-то и потом сосать-сосать-сосать… Это их главное и практически единственное умение! Зачем что-то придумывать и делать, если можно найти узкое место, поставить там шлагбаум и лупить деньги со всех, кто хочет пройти. Это не только евреи, но среди них таких жидов выше всякой меры. Вы посмотрите газеты: все свежевыращенные олигархи – это ведь и есть такие жирные наглые клопы, которые нашли в своё время место, где можно влепить крепкий шлагбаум, и теперь сосут-сосут-сосут… И мой первый босс оказался как раз из таких.
Как это выглядело? Ну, требовалось, к примеру, НН послать курьера в место на другом конце города, а он брал и, допустим, заставлял меня согласиться ещё на одну поездку: якобы лёгкое отклонение от основного маршрута не должно принести мне лишних хлопот и оплачиваться отдельно. Пообщавшись как-то случайно с курьером, ходившим под другим боссом, я узнал его расценки: НН платил мне, оказывается, вдвое меньше! Такси – за счёт фирмы – дозволялось мне лишь при действительно серьёзной партии товара, риск же никак не оплачивался. Встретившийся мне курьер – двадцатилетний оболтус – на моём фоне просто как сыр в масле катался, работая меньше меня он гораздо больше зарабатывал и хорошо так откладывал на жизнь. Возможно, он так много получал и из-за возраста: здоровый крепкий парень давно уже закончил школу и нигде официально не работал и не учился, так что имел массу времени и мог в любой момент отправиться на встречу. Не забывайте: я ведь учился в школе и ездил только во второй половине дня после уроков и прочих дел. Не вызывало ли подозрений моё поведение? В-общем, нет: я всегда был человеком самостоятельным, так что мать не слишком удивляли мои постоянные отлучи. Тем более: я ведь стал приносить домой деньги! Большую часть, разумеется, я откладывал или тратил на свои повседневные нужды, но сколько-то – рублей по двадцать в месяц – я стал подкидывать матери.
Что думала она по этому поводу? Ну, я ещё немного и фарцевал. Кассеты там, джинсы, какие-нибудь выпендрёжные футболки, которые я втюхивал одноклассникам. Да это все делали, кто только мог: просто не у всех имелась деловая хватка и не все знали входы-выходы! Тут уж мать ничего и возразить не могла: она тоже в своём роде занималась мелким бизнесом – когда таскала домой продукты – так что за ежемесячные двадцатники я получал от неё только благодарности.
Большую же часть денег я откладывал: объяснить, откуда берутся сотни рублей, я бы матери не смог, и потому я тайно складировал их. Где? Ну, недалеко от подоконника – мраморного подоконника в нашей комнате! – я смог как-то отколупнуть плинтус, за которым обнаружилось небольшое свободное пространство. Именно там я держал собиравшиеся десятки, четвертные и полтинники, обёрнутые в пару сотенных бумажек. Как же удивилась мать потом – когда меня взяли, и оборзевшие менты перерыли всю нашу комнату и нашли-таки спрятанную мной заначку! Там собралось не меньше двух тысяч – большие деньги по тем временам, за которые мать горбатилась года полтора или два. Они так и сгинули, пропали в жадной ментовской утробе, и это была первая моя крупная потеря: хотя, конечно, не такая, как потеря свободы и то, что случилось несколько лет назад.
Но когда я обнаружил, что Николай Наумович обжуливает меня, то страшно рассердился. То есть говорить про обжуливание прямо так уж не стоит: мы работали, можно сказать, на договорной основе, просто я слегка продешевил тогда. И когда представился случай – перед очередной поездкой, когда я как раз забирал товар – я ему высказал своё мнение.
Нет, я не то чтобы собирался бросить НН и перейти к кому-то другому – кто бы мне позволил такое! – просто я заслуживал большего и должен был получить компенсацию. Помню, как кисло и надменно посмотрел он тогда на меня – сверху вниз, как смотрели почти все встречавшиеся со мной. Но я был зол и убедителен: я даже назвал ему примерную сумму, которую он сэкономил на мне за время сотрудничества, чего он явно никак не ожидал. Случившийся дальше в его исполнении спектакль – когда он жаловался и стонал, что я хочу его разорить и пустить по миру – позволил ему снизить мои требования: я согласился на двадцатипроцентную прибавку в обмен на согласие работать иногда утром и без ограничений в выходные, так что конфликт разрешился мирно.
Но на мне повисли дополнительные обязательства: именно тогда мне доверили транспортировку самого ценного – денег – обращение с которыми требовало особой осторожности. Это ведь на самом деле не шутки: таскать с собой увесистые плотные пачки! За них «быки» любого порвать могли, и даже НН не стал бы проявлять снисходительность, если бы меня загребли с таким грузом! Для наглядности он тогда – как бы между делом – рассказал историю одного парнишки, возившего деньги до меня и однажды угодившего в засаду. Его накрыли тогда, если НН говорил правду, кусков на пять, причём деньги принадлежали совершенно другим людям, сильно рассердившимся от такой неприятности. Всю сумму, по словам НН, ему пришлось восстанавливать из собственного кармана, а несчастный курьер оказался у НН в полном подчинении, отрабатывая понемногу неимоверный по величине долг, пока однажды его не взяли за жопу менты. Попавшись с товаром, он получил года три или четыре, но НН не собирался отказываться от его услуг и ещё думал использовать его, так что вполне удачная карьера парня явно летела под откос.
Чтобы со мною не случилось ничего подобного, я кое-что придумал. Нет, при тотальном шмоне мне бы и это тоже не помогло, но на случай не самой тщательной проверки я смог бы выкрутиться. Короче, я сделал что-то вроде сумки, в которую запихивал деньги, сумку же я привязывал к трусам. Ну и болталась она там же где и… сами понимаете что. А поскольку у меня там и без того уже топорщилось и выпирало, то выпирать оно стало больше. Но кто бы мог подумать, что там набилось что-то совсем другое, и кто стал бы проверять это?!
Не мешало оно мне ходить, не мешало, но три или четыре раза без этого изобретения я бы точно погорел. Просто кому захочется – из бандитов или ментов – копаться в яйцах у такого мелкого карапета, до них ведь ещё требовалось дотянуться, при моём-то росте и комплекции! Кстати, что касается роста: я всё-таки поднимался вверх, пусть и с большим отставанием от других, но последний рывок в данном направлении случился где-то классе в седьмом или восьмом. То есть тогда я вдруг за год вымахал сантиметров на восемь: но это было последнее достижение, и нынешние сто сорок два сантиметра – это последняя вершина, потолок, достигнутый уже тогда. Мы тогда с матерью думали: вот, может, и закончились мои страдания, может быть – началась компенсация за долгие годы унижений, и теперь я уже смогу постоять за себя? Но до конца школы я больше не прибавил ни единого сантиметра, так же как и в следующие годы, и вся одежда, обновлённая тогда матерью, за редким исключением подходит мне и сейчас. То есть подходила, когда меня взяли за мокруху.
Но до мокрухи у меня ведь случилась ещё одна ходка. Ну вы бумаги мои читали? Статья 158, кража. Срок – полтора года, но это по малолетству, а так бы могли и больше впаять. Хотя доказан-то был один-единственный эпизод, но и его хватило, чтобы обрушить мне всю намечавшуюся карьеру и возможную вполне благополучную жизнь. И всё из-за тех же самых способностей, давших однажды осечку.
Попасть почти в самое гавно и не вляпаться в него – это же большое искусство! Сколькие начинающие только присматриваться к чужому имуществу сразу же оказываются пойманными за шкирку и тут же попадают на нары за вещи настолько мелкие, что при других обстоятельствах они сами готовы были бы отдать столько же, лишь бы не попасть под подозрение! Однако дурачки сразу вляпываются, пополняя тюрьмы и зоны, я же – до определённого момента – обходил угрозы стороной.
