Нищета историцизма - Поппер Карл Раймунд (версия книг txt) 📗
Практические инструкции, обосновываемые в высшем разделе спекулятивной социологии, образуют наиблагороднейшую и наиблаготворнейшую часть Политического Искусства".
Итак, различие моего подхода и подхода историциста не в том, что я настаиваю на технологии, а в том, что для меня важна "поэлементная" технология. В той мере, в какой историцизм технологичен, его подход является не "поэлементным", а "холическим".
Холизм миллевского подхода ясно обнаруживается, когда он объясняет, что такое "Состояние Общества" (или исторический период). "Состояние Общества есть состояние на данный момент времени всех наиболее значительных социальных фактов или феноменов". Примерами таких фактов, среди прочего, могут служить "состояние промышленности, состояние богатства и его распределение", разделение общества на "классы и отношения этих классов друг к другу; общие верования… форма правления и важнейшие законы и обычаи". Суммируя, Милль характеризует Состояния Общества следующим образом: "Состояния Общества подобны… возрастам организма; это состояния не одного или нескольких органов или функций, но всего организма".
Именно холизм радикально отличает историцизм от любой "поэлементной" технологии и делает возможным его союз с определенными видами холической или утопической социальной инженерии.
Конечно, это странный союз; ибо, как мы видели (в разделе 15), имеется явное расхождение между подходом историциста и подходом социального инженера или технолога (при том, что под социальной инженерией понимается построение социальных институтов согласно плану). С точки зрения историцизма, историцистский подход противоположен любому виду социальной инженерии настолько радикально, насколько подход метеоролога противоположен подходу колдуна, насылающем дождь; соответственно, социальная инженерия (даже "поэлементный" подход) подвергалась нападкам историцистов как утопическая. Несмотря на это, историцизм часто вступает в союз с идеями, типичными для холической или утопической социальной инженерии, такими, как "Новый Порядок" или "централизованное планирование".
Характерные представители этого союза — Платон и Маркс. Платон был пессимистом и полагал, что всякое или почти всякое изменение приводит к упадку. В этом и состоял его закон исторического развития. Соответственно, его утопия нацелена на то, чтобы пресечь всякое изменение; в наши дни этот проект назвали бы "статическим". Маркс же был оптимистом и, вероятно (как Спенсер), — приверженцем историцистской моральной теории. Соответственно, его утопия была проектом развивающегося или динамического", а не застывшем в своем развитии общества. Маркс предсказывал наступление Идеальной Утопии и предпринимал усилия к ее достижению, — Утопии, не знающей политического или экономического насилия: государство исчезает, каждый человек свободно кооперируется с другими людьми в соответствии со своими способностями, и все его потребности удовлетворяются.
Важнейшим звеном, скрепляющим союз историцизма и утопизма, является холический подход. Для историцизма важно развитие, и развитие не отдельных аспектов социальной жизни, но "общества как целого",подобно этому, холична и утопическая инженерия. Оба они упускают важный факт, который будет предметом анализа в следующем разделе, — тот факт, что "целостности" в этом смысле слова не могут быть объектом научном исследования. Ни тех, ни других "поэлементное налаживание" и "вечная возня" не удовлетворяют, они предпочитают более радикальные методы. И историциста и утописта задевает, а порой глубоко тревожит изменение социальной среды (пугающий опыт, иногда называемый "социальным распадом"). Соответственно, оба они пытаются понять суть этом изменения: один начинает предсказывать ход социального развития, а другой — настаивать на том, чтобы изменение происходило под строгим и полным контролем или даже чтобы оно было полностью остановлено. При этом контроль должен быть полным, поскольку там, где его нет, могут таиться силы, способные вызвать непредвиденные изменения.
Еще одним общим звеном, соединяющим историцизм и утопизм, является вера в то, что поставленные цели не являются результатом выбора или морального решения, но могут быть открыты наукой в соответствующих областях исследования. (В этом их отличие от "поэлементного" технолога и инженера, так же как и от инженера-физика.) И историцист и утопист верят в свою способность определить истинные цели "общества", например, с помощью исторических тенденций или ставя диагноз в отношении "потребностей времени". Таким образом, они готовы принять своего рода историцистскую моральную теорию (см. раздел 18). Неслучайно большинство авторов, защищающих утопическое "планирование", говорят, что планирование просто неизбежно, что таково направление истории, и что желаем мы того или нет, но мы должны планировать.
В том же духе эти авторы выговаривают своим оппонентам за умственную отсталость и видят главную задачу в том, чтобы "сломать старые привычки мышления и подобрать ключи к пониманию изменяющемся мира". Они утверждают, что на тенденции социальном изменения "нельзя успешно влиять", пока мы не откажемся от "поэлементного подхода, "духа вечной возни". Сомнительно, правда, насколько новым является мышление "на уровне планирования", ведь холизм встречался уже у древних, его разделяют Платон и более древние мыслители. Лично мне более правдоподобным кажется взгляд, согласно которому холизм (в отношении "общества" или "природы") вовсе не высшая и не последняя ступень развития мышления, а характеризует скорее его донаучный уровень.
23. Критика холизма
Рассказав в своих пристрастиях и о позиции, лежавшей в основе моей критики, а также о противоположности "поэлементного" подхода, с одной стороны, и историцизма и утопизма — с другой, перейду теперь к главной задаче — критическому анализу историцистских концепций. Начну с одной из важнейших — с холизма.
Из современной холической литературы остается неясным, в каком смысле употребляется слово "целостность". Оно обозначает: (а) совокупность всех свойств или аспектов вещи и особенно всех отношений между составляющими ее частями; и (б) некоторые особые свойства или аспекты рассматриваемой вещи, а именно те, благодаря которым она выступает как организованная структура, а не как "простое множество". Целостности в смысле (б) являются объектами научного изучения, особенно в школе так называемой гештальтпсихологий и нет оснований, по которым нам не следовало бы изучать такие аспекты, как регулярности структуры (скажем, симметрию), обнаруживающиеся в некоторых вещах, например — в организмах, электрических полях или машинах.
Согласно гештальтпсихологии, о вещах, имеющих такую структуру, можно сказать, что они суть нечто большее, чем агрегаты, — "большее, чем просто сумма частей".
Любой пример из гештальт-теории покажет, что целостности в смысле (б) весьма отличаются от целостностей в смысле (а).
Если вместе с гештальт-теоретиками мы считаем, что мелодия есть нечто большее, чем простая совокупность или последовательность музыкальных звуков, то выбираем для рассмотрения один из аспектов этой последовательности. Этот аспект отличается от других аспектов, таких, как абсолютная высота звука или его средняя абсолютная сила. Есть и другие гештальт-аспекты, еще более абстрактные, чем мелодия, например ритм; рассматривая ритм, мы пренебрегаем даже относительной высотой звука, важной для мелодии. Будучи результатом выбора, изучение Gestalt'a и с ним любой целостности в смысле (б) очень отличается от изучения тотальности, т. е. целостности в смысле (а).
