Тайна Запада: Атлантида - Европа - Мережковский Дмитрий Сергеевич (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗

Ангелов, соблазненных женскою прелестью, вспоминает и ап. Павел, менее всего похожий на романтика. «Всякая жена, молящаяся или пророчествующая с открытою головою, постыжает голову свою… Муж не должен покрывать голову, потому что он есть образ и слава Божия, а жена есть слава мужа… почему жена и должна иметь на голове свой знак власти над нею, для Ангелов» (I Кор. 11, 5 — 10).

Что это значит, верно понял Тертуллиан (Tertul., de veirginis, с. VII): сила женской прелести такова, что ею могут соблазниться и чистейшие души, предстоящие таинству. Кажется, никто никогда не говорил большей, хотя и нечаянной, любезности женщинам.

Здесь корень той небесной романтики, которая облагоухает некогда мир Благовещенской лилией.

5. РОЖДЕНИЕ ВОЙНЫ

Тайну Запада помнят три горы Востока — Ермон, Арарат и Кавказ, — гора падших Ангелов, гора Скованного Титана и гора Потопа. Вечное солнце Запада рдеет на вечных снегах Востока.

Бог знает, когда и откуда, — может быть, в незапамятной древности, от подножья Арарата, где сплетен был первый венок допотопных сказаний, занесено одно из них к подножью Кавказа. Здесь подслушал и понял его, как никто, русский мальчик, Лермонтов. «Демон» — лучший толковник к «Еноху». Стоит только заменить «Кавказ» «Ермоном», чтобы песнь бен-Элогимов зазвучала в песни Демона:

Может быть, песнь эту слышали дочери Ламеха, в пастушьих кочевьях, у подножья Ермона. Вьются ли до голубого неба взметаемые северо-восточным ветром с горных полей, ослепительно-белые под ярким солнцем, снежные вихри — это они, бен-Элогимы, в сребровеющих ризах; режут ли черное небо пустыни падучие звезды огненными дугами, и это они, влюбленные ангелы.

«И входили Ангелы к дочерям человеческим, и спали с ними, и учили их волшебствам»: тайнам лечебных корней и злаков, звездочетству и письменам, и женским соблазнам: «подводить глаза, чернить веки, украшаться запястьями и ожерельями, драгоценными камнями и разноцветными тканями», а также «вытравлять плод и воевать — ковать мечи и копья, щиты и брони». Убивать и не рождать — это главное, и все остальное сводится к этому (Hén., VII, 1, VIII, 1–2; LXIX, 9).

Может быть, благочестивый раввин, сочинитель «Еноха», вглядываясь в крашеные лица Тивериадских блудниц, проезжавших в носилках по улицам города, под сенью Римских орлов, понял, что блуд связан с войною, язва рождения — с язвою убийства, в один проклятый узел — «культуру демонов», cultura daemonum, как определяет Коммодиан верно для III христианского века, и еще вернее для ХХ-го (Cassian., с. III).

Очень любопытно презрение Еноха к искусству письмен. Ангелы «научили женщин писать на папирусе жидкою сажею (чернилами), от чего множество людей, из века в век и до сего дня, заблуждают, ибо не для того люди посланы в мир, чтобы скреплять истину слов тростью и сажею» (Hén., LXIX, 9 — 10). Но если вообще все письмена от дьявола, то Священное Писание от кого?

Так же любопытно, что и наука о звездах, по Еноху, — бесовская, а по Иосифу Флавию, вся мудрость Авраама — «звездная» — Божия (Joseph. Flav., Antiq., I, 69, ed. Niese).

Судя, вообще, по тому, как свалено здесь все в одну кучу, ничего из «демонской культуры» не спасется в день Суда.

Так — в Книге Еноха, но в несколько позднейшем апокалипсисе, «Книге Юбилеев», не так. Здесь, кажется, сохранилось первоначальное сказание о более глубоком соблазне Ангелов:

Сходят для добра, если же все-таки делают зло, то невольно, вводят других в соблазн, потому что сами соблазнены; губят, потому что сами гибнут. Ибо тончайший соблазн — не голое зло, ни даже прикрытое маскою добра, а то, которое считает себя добром искренне; нераскаяннейший грех — для «святой цели», война жесточайшая — за «вечный мир».

Падшие ангелы — такие же за человека страдальцы, человеколюбцы, как титаны, Атлас и Прометей.

«Все от меня — искусство, знанье, мудрость» (Aesch., Prom., v. 506), — мог бы сказать и ангел Азазиил.

Вавилонский бог, Оаннес-Эа, чтобы научить людей тайнам богов, выходит из Океана — нижней бездны, водной, а бен-Элогимы сходят с неба — верхней бездны, звездной, но тайна обеих одна — магия.

Магии — божественной механике — учат людей и Атлас и бен-Элогимы. Магия — душа Атлантиды — соединяет обе половины мира — Восток и Запад.

Любят ли сыны Божьи сынов человеческих? Нет, только жалеют; восстают на Бога из жалости к людям, так же как Атлас и Прометей.

«Жалкие», «несчастные» — жертвы Бога, — вот что влечет к людям титанов и падших ангелов. Серафимы любят, Херувимы знают, а бен-Элогимы жалеют. Всем, кто не сделал выбора между Богом и дьяволом, но «остался сам по себе», — жало жалости пронзительно-сладостнее жала любви. Бога нельзя жалеть, а человека — можно, — вот соблазн. Кажется, Лермонтов понял его, как никто.

Кто, не сделав выбора, смешивает Бога с дьяволом, тот смешивает и любовь с жалостью. Что такое жалость? Как будто любовь — тень любви. Любовь над смертью торжествует, жалость ей покоряется; вечности требует любовь, жалость довольствуется временем. Если человек смертен весь, то любить его нельзя — можно только жалеть. Любовь иногда, в самом деле, безжалостна; жалость всегда как будто любовна. В здешней жизни, царстве смерти, горько любить, сладко жалеть. Путь любви на гору, путь жалости под гору; любить трудно, легко жалеть: вот почему так мало любящих, так много жалеющих.

Дьявол уже соблазнил одну половину мира, Восток, буддийскою жалостью; хочет теперь соблазнить и другую половину — Запад; хочет убить Бога — любовь — жалостью.

Видно по черноте обугленного камня, аэролита, каким огнем он горел, раскаленный добела, — «сладострастьем бесплотных духов», сладчайшею страстью, как будто небесного эроса — жалостью.