Собрание сочинений. Том 8 - Маркс Карл Генрих (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно TXT) 📗
В своей политической деятельности пролетарская партия существенно отличалась тогда от партии класса мелких ремесленников и торговцев, или от так называемой демократической партии в собственном смысле слова, лишь в трех пунктах. Во-первых, она иначе оценивала французское движение: демократы нападали на крайнюю партию в Париже, между тем как пролетарские революционеры защищали ее. Во-вторых, она провозгласила необходимость установления единой и неделимой германской республики, между тем как самые крайние из крайних демократов осмеливались делать предметом своих воздыханий лишь федеративную республику. В-третьих, пролетарская партия в каждом отдельном случае проявляла ту революционную отвагу и готовность действовать, отсутствием которых всегда будет страдать партия, возглавляемая мелкими буржуа и состоящая преимущественно из них.
Пролетарской, или подлинно революционной, партии лишь постепенно удавалось освобождать массу рабочих от влияния демократов, в хвосте которых они плелись в начале революции. Но в надлежащий момент нерешительность, дряблость и трусость демократических вождей довершили дело, и теперь можно сказать, что один из главных результатов потрясений последних лет состоит в том, что повсюду, где рабочий класс сосредоточен в сколько-нибудь значительных массах, он совершенно освободился от упомянутого демократического влияния, которое в 1848 и 1849 гг. привело его к бесконечному ряду ошибок и неудач. Но не станем забегать вперед: события этих двух лет еще дадут нам полную возможность увидеть господ демократов за работой.
Крестьянство в Пруссии, так же как и в Австрии, использовало революцию, чтобы сразу избавиться от всех феодальных оков, хотя оно и действовало здесь менее энергично, потому что феодализм, вообще говоря, в Пруссии не так сурово на него давил. Но прусская буржуазия — по изложенным выше причинам — тотчас же обратилась против крестьянства, своего самого старого, самого необходимого союзника. Демократы, напуганные не менее чем буржуа так называемыми посягательствами на частную собственность, также не оказали ему поддержки, и вот по истечении трех месяцев свободы, после кровавых столкновений и военных экзекуций, в особенности в Силезии, феодализм был восстановлен руками той самой буржуазии, которая до вчерашнего дня была еще антифеодальной. Нельзя привести в осуждение ее более позорного факта, чем этот. Еще никогда в истории ни одна партия не совершала подобного предательства по отношению к своим лучшим союзникам, по отношению к самой себе; и какие бы унижения и кары ни ждали эту буржуазную партию в дальнейшем, она, уже в силу одного этого, вполне их заслужила.
Лондон, октябрь 1851 г.
VII
ФРАНКФУРТСКОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ СОБРАНИЕ
Читатель, вероятно, помнит, что в шести предыдущих статьях мы проследили революционное движение в Германии до момента двух великих побед народа: 13 марта в Вене и 18 марта в Берлине. Мы видели, что как в Австрии, так и в Пруссии были учреждены конституционные правительства и принципы либерализма, или принципы буржуазии, были объявлены руководящим началом всей будущей политики; единственным заметным различием между обоими крупными центрами движения было то, что в Пруссии бразды правления захватила непосредственно в свои руки либеральная буржуазия в лице двух богатых купцов, гг. Кампгаузена и Ганземана, а в Австрии, где буржуазия была гораздо менее развита в политическом отношении, к власти пришла либеральная бюрократия, открыто заявлявшая, что правит по доверенности буржуазии. Мы видели дальше, как партии и общественные классы, которые до того времени были объединены в общей оппозиции против старого правительства, после победы или даже во время борьбы разошлись в разные стороны и как та самая либеральная буржуазия, которая одна только и извлекла выгоду из победы, тотчас же обратилась против своих вчерашних союзников, заняла враждебную позицию по отношению ко всем более передовым классам и партиям и заключила союз с побежденными феодальными и бюрократическими элементами. В сущности, уже в самом начале революционной драмы было очевидно, что, только опираясь на помощь более радикальных народных партий, либеральная буржуазия может устоять против побежденных, но не уничтоженных феодальной и бюрократической партий и что, с другой стороны, против натиска этих более радикальных масс она нуждается в помощи феодального дворянства и бюрократии. Было, таким образом, ясно, что в Австрии и Пруссии буржуазия не обладала достаточной силой для того, чтобы удержать власть в своих руках и приспособить государственные учреждения к своим потребностям и идеалам. Либеральное буржуазное министерство было лишь переходной ступенью, от которой страна — в зависимости от того, какой оборот приняли бы события, — должна была или подняться на более высокую ступень, достигнув единой республики, или же снова скатиться к старому клерикально-феодальному и бюрократическому режиму. Во всяком случае, настоящая, решительная борьба была еще впереди; мартовские события были только еще завязкой битвы.
Так как Австрия и Пруссия были в Германии двумя руководящими государствами, то всякая решительная победа революции в Вене или Берлине имела бы решающее значение для всей Германии. И действительно, развитие событий в марте 1848 г. в обоих этих городах определило и ход дел в Германии. Поэтому было бы излишне останавливаться на движениях, происходивших в мелких государствах, и мы действительно могли бы ограничиться рассмотрением одних только австрийских и прусских дел, если бы наличие этих мелких государств не вызвало к жизни учреждения, которое одним только фактом своего существования служило самым неотразимым доказательством ненормального состояния Германии и половинчатости недавней революции, — учреждения столь уродливого, столь нелепого уже по самому своему положению и, однако, до такой степени преисполненного сознанием своей важности, что, вероятно, история никогда больше не создаст ничего подобного. Этим учреждением было так называемое германское Национальное собрание во Франкфурте-на-Майне.
После победы народа в Вене и Берлине, естественно, встал вопрос о созыве представительного собрания для всей Германии. И вот это Собрание было избрано и открылось во Франкфурте рядом со старым Союзным сеймом. Народ ждал от германского Национального собрания, что оно разрешит все спорные вопросы и будет действовать в качестве верховного органа законодательной власти для всего Германского союза. Но в то же самое время Союзный сейм, который созвал Собрание, ни в какой море не определил его полномочий. Никто не знал, имеют ли его постановления силу закона или же они подлежат санкции Союзного сейма или санкции отдельных правительств. При таком запутанном положении Собрание, если бы оно обладало хоть каплей энергии, должно было бы немедленно объявить распущенным Союзный сейм — самое непопулярное корпоративное учреждение в Германии — и заменить его союзным правительством, избранным из своих собственных членов. Оно должно было провозгласить себя единственным законным выразителем суверенной воли германского народа и тем самым придать силу закона всем своим постановлениям. Но прежде всего оно должно было бы обеспечить для себя в стране организованную и вооруженную силу, достаточную для того, чтобы сломить всякое сопротивление правительств. И все это было легко, очень легко сделать в начальной стадии революции. Но предполагать, что Франкфуртское собрание окажется способным на это, значило бы слишком многого ждать от Собрания, в большинстве своем состоявшего из либеральных адвокатов и профессоров-доктринеров, — Собрания, которое, хотя и претендовало на роль средоточия лучших представителей немецкой мысли и немецкой науки, в действительности представляло собой лишь подмостки, на которых старые, отжившие свой век политические персонажи выставляли напоказ перед взорами всей Германии весь свой непреднамеренный комизм и всю свою неспособность к мышлению и действию. Это собрание старых баб с первого же дня своего существования испытывало больший страх перед самым слабым народным движением, чем перед всеми реакционными заговорами всех немецких правительств, вместе взятых. Оно заседало под надзором Союзного сейма, мало того, оно почти выпрашивало санкции Союзного сейма для своих постановлений на том основании, что первые решения Собрания должны были быть обнародованы этим ненавистным учреждением. Вместо того чтобы утвердить свой собственный суверенитет, оно тщательно уклонялось от обсуждения этого столь опасного вопроса. Вместо того чтобы окружить себя народной вооруженной силой, оно переходило к очередным делам, закрывая глаза на все акты насилия, учиняемые правительствами. На его глазах в Майнце ввели осадное положение, разоружили жителей города, а Национальное собрание не ударило палец о палец. Позже оно избрало австрийского эрцгерцога Иоганна регентом Германии и объявило все свои постановления имеющими силу закона. Но эрцгерцог Иоганн был возведен в свой новый сап лишь поело согласия всех правительств и получил его не из рук Собрания, а из рук Союзного сейма. Что же касается законной силы постановлений Собрания, то правительства крупных государств так и не признали этого пункта, а Национальное собрание не настаивало на своем, так что этот вопрос остался открытым. Словом, перед нами было странное зрелище Собрания, заявлявшего претензию быть единственным законным представителем великой и суверенной нации, но никогда не обладавшего ни волей, ни силами для того, чтобы заставить признать свои требования. Дебаты этого Собрания, не принесшие никакого практического результата, не имели даже никакой теоретической ценности, так как в них просто-напросто пережевывались самые избитые общие места устаревших философских и юридических школ. Всякое положение, которое было высказано или, вернее, промямлено в этом Собрании, давным-давно бесконечное число раз, и притом несравненно лучше, уже излагалось в печати.
