Религия эллинизма - Зелинский Фаддей Франкович (книга читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Другим средством распространения их культа было наемничество. Как популярна была военная служба у Птолемеев, видно из стихотворений Феокрита. Из греческих наемников многие, конечно, оставались в Египте, получая земельный надел в тамошних военных поселениях – лучшее средство эллинизаторской политики, которым располагали греческие цари Египта; но многие возвращались на родину и там, понятно, не переставали служить той богине, которая их охраняла в чужой стране. Так возникли культы Исиды на Крите, в Этолии и, по-видимому, во многих других местах.
Деметра элевсинская, как мы видели, не делала разницы между свободными и рабами, всех одинаково принимая в свой храм посвящений; эту свою гуманную черту она, естественно, передала и александрийской Исиде. Отсюда возник – мы это можем удостоверить специально для ее беотийских культов – один обычай, несомненно увеличивший ее популярность в низших слоях общества: обычай отпущения рабов на волю путем посвящения их Исиде. Это делалось таким образом: сумма денег на выкуп, собранная или самим рабом, или его покровителями, или в видах юридической фикции объявленная самим хозяином, вносилась последнему от имени Исиды, которая, таким образом, становилась как бы госпожой отпускаемого. Это не стесняло его свободы, а только скрепляло ее, так как хозяин, в случае нарушения ее, подвергался не только светскому, но и духовному взысканию; но понятно, что освобожденный таким образом становился в особенно близкие отношения к своей госпоже, делался особенно ревностным ее слугой.
Одновременно с восточным греческим миром был завоеван и западный. Кирена была более или менее подвластна Птолемеям, Сиракузы же через своего тирана Агафокла вступили с ними в родственные отношения. Это случилось еще в III веке; из Сицилии же богине нетрудно было перекочевать и в южную Италию, в ее главную гавань Путеолы и дальше. Посетителям Помпеи памятен тамошний внушительный – не по размерам, а по загадочной архитектуре и не менее загадочным фрескам – храм Исиды; многие знают его также и по эффектной, но очень фантастической роли, которую он играет в известном романе Бульвера. Он был построен уже после землетрясения, незадолго до гибели города, но на месте более древнего, заложенного еще во II в. до Р.X. А основавшись в южной Италии, Исида стала настойчиво стучаться и в ворота Рима, пока не добилась своей цели; но это уже выходит за пределы настоящего очерка.
Немногое из многого пришлось здесь привести; если читатель перелистает книгу Лафеи (Lafaye), посвященную внеегипетскому культу александрийских божеств, или хоть обстоятельную статью Дрекслера в мифологическом словаре Рошера, – он будет поражен триумфальным шествием эллинизованной Исиды по всему греко-римскому миру. Но он видит также, что громадное большинство свидетельств относится к эпохе империи: очень редко удается приурочить возникновение того или другого культа к эпохе эллинизма. Мы ограничиваемся, поэтому, сказанным и, переходя от внешностей к сути дела, постараемся дать ответ на более интимный вопрос: чего искали и что нашли новые поклонники египетской богини и ее супруга в их полувосточной, полугреческой службе?
Начнем с того, чего они не нашли.
Не нашли они, во-первых, той особенности египетской религии, которая уже давно возбуждала их насмешки и с которой они никогда бы не примирились: обоготворение животных в виде ли придавания божественным изображениям животной или полуживотной формы, или в виде прямого поклонения разным священным баранам, котам, крокодилам и т. д. Надо, впрочем, сказать, что специальный культ Исиды и Осириса уже в своей позднейшей египетской форме был довольно свободен от этих уродливостей. Правда, Исида была для египтян собственно "небесной коровой" и вначале изображалась не то полной коровой, не то с коровьей головой; но до александрийской эпохи даже эта самка Минотавра не дожила. Она успела потерять и эту коровью голову и сохранить только рога по обе стороны своего солнечного диска в виде особого головного убора; таковой знали ее мемфиты, между тем как александрийцы видели в ней только свою родную Деметру, без всякого намека на ее бывшее коровье естество. Сарапис, даром, что "Осирис-Апис", оставил себя как Аписа (т.е. быка), в Мемфисе; Александрия по всему миру распространила его таким, каким его, – т.е., собственно, не его, а синопского Плутона, – изваял Бриаксид. Их сын Гор – да, тот неизменно представлялся с головой кобчика, поскольку ему не давали головы павиана, что было еще менее утешительно; зато Александрия его совсем оставила в покое в его взрослом подобии и ограничилась Гором-младенцем, Har-pe-chrat, по-гречески Гарпократом, который был представляем обыкновенным человеческим младенцем либо у матери на руках, либо отдельно. В первом случае получилась красивая и знаменательная группа, богиня-мать с божественным младенцем; греку предоставлялось вспомнить о Деметре с ее питомцем, дитятей Метаниры, или Иакхом, пока не наступили времена, признавшие за этой группой еще более священное значение – времена, продолжающиеся и поныне. Самого Гарпократа египетский реализм не постеснялся бы изобразить прямо сосущим свой палец, но ради греческой благопристойности пришлось ограничиться приложением этого пальца к губам, причем, получился новый, красивый символ: символ молчания, приличествующего посвящаемому в таинства Исиды.
Не нашли они, во-вторых, и той разветвленной заупокойной магии, которая составляла славу египетской Исиды как волшебницы среди богов, и внешними символами которой была сложная мумификация покойников и даваемая им на тот свет "Книга мертвых" из ста с чем-то глав. Книга мертвых не была переведена по-гречески, а греки-поклонники Исиды были хоронимы по своей родной обрядности, т.е. или погребаемы в земле, или сжигаемы. Это было очень важной реформой: признавалось, что сохранение тела не было условием для благоденствия души на том свете. Конечно, давления и тут не производилось никакого: если в самой Александрии грек-поклонник Исиды считал более надежным, чтобы его по смерти мумифицировали на египетский лад, то это было дело его и его родственников; мумии с греческими надписями в самом Египте нам сохранились. Но через море этот обычай за Исидой не последовал: культ этой богини в прочем греко-римском мире мы должны себе представить без мумий и сопряженной с ними загробной магии. Это не значит, впрочем, что Египет вовсе обошел Грецию этим роковым даром: магия попала в Грецию, мы это еще увидим (§38), и притом благодаря обаянию Исиды. Но это было второй волной, пошедшей от Египта, и александрийская религия Тимофея в ней неповинна.
Зато вот, что они нашли.
Во-первых, каждый грек, откуда бы он ни происходил, нашел в Исиде свою родную богиню, в Сараписе – своего родного бога. Что Исида была Деметрой, это мы уже видели; но она же была Афродитой Морской для коринфского купца, которого она благословляла в опасный путь через Архипелаг; она же Герой-Вершительницей охраняла брачную жизнь замужних женщин, она Артемидой облегчала их родильные муки, и так далее; даже с Великой Матерью она дала себя отождествить, когда прозелитизм также и этой анатолийской богини повел к ее столкновению с ней. Столь же всеобъемлющим божеством был и ее супруг Осирис-Сарапис. Его кумир, как мы видели, изображал ею, как Аида-Плутона; но этот бог не пользовался в Греции особенно распространенным культом и даже в самом Элевсине играл довольно второстепенную роль. Там мужским членом троицы был, как мы видели, Дионис; и действительно, Диониса признал в Осирисе еще Геродот задолго до учреждения александрийского культа. Это значение осталось за Осирисом-Сараписом и впредь, причем, орфики могли припомнить, что и их первозданный Дионис-Загрей был растерзан Титанами, как Осирис – Тифоном и молиться на том свете, чтобы "Осирис уделил им холодной воды" памяти и сознания. Но, кроме того, он был по своему первоначальному значению Гелием-Солнцем, и это значение со временем опять станет преобладающим – недаром он, явившись во сне царю Птолемею, в пламени вознесся к небесам. Он же и Посейдоном охраняет пловцов во время их плавания; он Асклепием исцеляет ищущих его помощи больных; он, наконец, превышает всех остальных богов своей силой, будучи Зевсом, супругом Исиды-Геры: "един Зевс-Сарапис", читаем мы много раз на передающих его любимое изображение резных камнях. "Един Зевс-Сарапис" – стоит запомнить эту формулу: она характерна и для этой эпохи, стремящейся уже к единобожию в иной форме, более простой и откровенной, чем та, в которой осуществила эту идею и исконная греческая религия и позднейшая религия Деметры (выше §10). Нам сохранена легенда, что в самый момент возникновения александрийского культа кипрский царь Никокреонт, обратившись к новому богу с вопросом, кто он, получил от него ответ: "Небо – моя глава, море – мое чрево, в землю упираются мои ноги; мои уши реют в воздухе, мои очи сияют солнцем". Это не очень наглядно, но идея Сараписа-всебога выражена ясно.
