Антология реалистической феноменологии - Коллектив авторов (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
Но когда ересь эффективности приобретает характер восприятия каждого человека как простого инструмента для производства некоего блага, инструментализация человека достигает такой степени, при которой подразумевается полное обесценивание личности, если не считать ее производственной эффективности. Столь полную инструментализацию можно обнаружить в радикально капиталистическом Weltanschauung (мировоззрении), либо в форме великих «пионеров» свободного предпринимательства, [430] либо в форме коммунистического государственного капитализма. В обоих случаях человек представляет ценность ровно настолько, насколько он производителен. То же самое относится ко всем формам «обожествления государства», при которой конкретная личность рассматривается только как средство для использования государством. Инструментализацию человека также можно найти в любом утилитаризме, в любом сведении морали к полезности, и даже, до определенной степени, в любой морали, подменяющей милосердие «альтруизмом».
Нет нужды указывать, насколько разрушителен каждый вид этой ошибки. Как только достижение, производство благ ставится выше, чем собственно бытие личности, как только авторство даже истинных благ, наделенных ценностями, ставится выше рангом, чем бытие носителем ценностей, и особенно моральных и религиозных ценностей, весь объективный порядок и иерархия переворачиваются: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?».
Такова первая ошибка, наиболее ужасная, состоящая в том, что личность и воплощаемые ей ценности рассматриваются как простые средства производства благ в окружающем ее мире. Отношение между бытием носителем и бытием автором ценностей интерпретируется отношение окончательности, в которой авторство становится целью, и бытие носителем ценностей, постольку, поскольку кто-либо в нем заинтересован, – средством.
Авторство благ не является простым средством морального роста
Другая ошибка заключается в усмотрении в создании любого блага простого средства нашего морального роста. В этом случае любое авторство видится простым средством быть носителем моральных ценностей. Это – гораздо менее серьезная ошибка, поскольку превосходство бытия носителем ценностей по отношению к бытию их автором очевидно и признано.
Но эта концепция ошибочна, потому что она сводит значение любого авторства к его функции увеличения нашего морального совершенства. Она даже связывает авторство с бытием носителем ценностей в смысле инструментальной окончательности. Согласно этой концепции, человек должен рассматривать любую ситуацию, с которой он сталкивается, и всех других людей в качестве простых средств или поводов для увеличения своего собственного морального совершенства.
В сфере авторства мы должны различать три фундаментальных типа благ: первый – морально значимые блага, реализованные действиями; второй – блага, наделенные своей собственной не относящейся к морали высокой ценностью, такие, как великое произведение искусства; третий – блага, ценность которых производна от их бытия простыми средствами достижения других благ – таковы пенициллин или мицин, или составление хорошей конституции. В каждом случае было бы неправильно рассматривать авторство благ как простое средство наделения автора моральными ценностями.
Сначала разберем тезис, что осуществление морально значимых благ через действие является только средством нашего морального совершенствования.
В основании этой концепции лежат две фундаментальные ошибки. Первая состоит в понимании стремления к моральному совершенству, которое законно формирует тему всех аскетических практик, как правильной точки зрения для всех морально значимых ситуаций. При этом от внимания ускользает тот факт, что в сфере поступков мы сталкиваемся с моральным обязательством, или в случаях, не содержащих обязательства, по крайней мере, с призывом осуществить определенное положение дел в силу его ценности. Здесь темой является не наше моральное совершенство, а соответствие обязательству или побуждению, укорененное в моральной ценности положения дел. Когда кто-то видит, что жизнь другого человека в опасности, он осознает как ценность человеческой жизни, так и моральное обязательство попытаться спасти человека, если это можно сделать, не рискуя собственной жизнью. Если бы он смотрел на опасность, которой подвергается его сосед, лишь как на простой повод для собственного морального роста, он, очевидно, не только принял бы неверную установку, но и значительно подорвал бы моральную ценность своего поступка и, разумеется, не сумел бы увеличить свое моральное совершенство, к которому он стремился.
В такой ситуации мы должны сосредоточиться на том моральном благе, которое поставлено на карту, и на его моральной значимости, на моральной необходимости его осуществления. Никак нельзя смотреть на моральное благо как на простое средство достижения нашего морального совершенства или как на повод для него. Смешение принципиально разных тем: той, которая существенна для всех аскетических практик, и той, которая поставлена на карту, когда наша совесть требует действовать определенным образом, есть первая ошибка, ответственная за трактовку всякого авторства как исключительно средства нашего морального роста. В случаях, когда морально значимая ситуация требует нашего вмешательства, нашей заботой должны быть реализация данного блага и следование Божественному призыву, который в этом благе содержится. Только когда действие выполнено с этой установкой, оно преизобильно служит нам как носителям ценностей.
Что касается второй ошибки то, даже если абстрагироваться от намерения человека, было бы не правильно утверждать, что значение создания блага, наделенного моральными ценностями, состоит исключительно в моральной ценности действия и, косвенно, в росте морального совершенства. То, что другой человек спасен, что он выжил, имеет значение, независимо от моральной ценности действия. Приняв во внимание, что моральная ценность занимает более высокое положение, чем любая другая ценность, что только она одна прославляет Бога, было бы большой ошибкой игнорировать ценность того факта, что это благо было реализовано, или приписывать ему только ценность средства или повода для реализации моральной ценности.
Таким образом, применительно к моральным действиям явно невозможно свести авторство к простому средству бытия носителем ценностей. А fortiori это понимание авторства как простого средства достижения морального совершенства автором неприменимо к другим формам авторства. Если взять художника или философа, блага, которые они создают, имеют свою ценность и важность независимо от морального роста автора, который может быть результатом создания этих благ. Своим авторством художник и философ выполняют свое призвание; Бог даровал им особый дар, и они выполняют волю Бога, создавая свои работы. Бог может каким-то образом говорить с нами через них; красота или истинность их творений отражает Его и имеет свою собственную ценность. Более того, она может взывать к духовному росту многих других людей.
Видеть в этом авторстве, в этой привилегии, дарованной человеку, чтобы он создавал такие блага, которые бы обогащали мир, простое средство морального роста автора было бы сильным искажением. То же самое относится к таким благам, которые суть средства достижения бесчисленного множества других благ. И следует подчеркнуть, что не только созданные блага имеют ценность независимо от их отношения к нашему моральному росту, но и само авторство имеет свое собственное значение.
Таким образом, можно сказать, что авторство благ никак нельзя рассматривать как простое средство нашего морального роста. Оно имеет свои собственные ценность и значимость независимо от того, что оно делает автора носителем ценностей, хотя во многих случаях оно преизобильно усиливает это отношение и хотя это отношение всегда важнее любого авторства.
