Второй пол - де Бовуар Симона (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
—…Тебе нравится мое платье?
— О, очень! — сказал он. — Ты мне всегда в нем очень нравилась. Это было как удар грома, она прямо окаменела.
— Это платье, — парировала она, с преувеличенной четкостью произнося каждый слог, что звучало очень обидно, — да оно новое. Я его никогда не надевала. И если хочешь знать, я его специально купила для сегодняшнего дня.
— Прости меня, дорогая. О, конечно же, теперь–то я вижу, что оно вовсе не похоже на то, за которое я его принял; оно великолепно; ты мне всегда так нравишься в черном.
— Ты знаешь, вот в такие минуты, — сказала она, — я почти желаю, чтобы у меня появился другой повод надеть черное платье.
Часто считают, что женщина одевается, чтобы вызвать зависть или ревность у других женщин: такая ревность в самом деле выразительный знак успеха; но не только она под прицелом. Сквозь восхищенные и завистливые голоса одобрения женщина хочет распознать тот звук, который убедит ее в полной победе ее красоты, ее элегантности, ее вкуса — ее самой, наконец. Она одевается, чтобы показать себя, она показывает себя, чтобы утвердиться. Таким образом она ставит себя в очень тяжелую зависимость; преданность домохозяйки своим обязанностям полезна в любом случае, даже если о ней никому не известно; а усилия кокетки остаются тщетными, если их результат никто не отметил. Женщина все время находится в поиске своей наибольшей значимости; это погоня за абсолютом делает ее поиск изнурительным; если хоть кто–то один не одобрил ее шляпки, она уже нехороша; комплимент ей льстит, а дурное слово повергает в уныние; путь к абсолюту бесконечно длинен, и женщине никогда не удается победить на всех направлениях; вот почему кокетки так обидчивы; вот почему некоторые хорошенькие и обожаемые женщины могут быть печальны от собственного убеждения в том, что они недостаточно красивы и вовсе не элегантны, и, чтобы они могли убедиться в обратном, им недостает как раз высшей похвалы какого–то такого судьи, который им и неизвестен: таким судьей должна быть каждая для себя, но именно это и неосуществимо. Редко встречаются такие женщины из числа кокеток, которые заключают сами в себе высшие законы элегантности и так, что никто не смеет усомниться в них, потому что это они сами определяют, можно сказать, декретом успех и провал; такие женщины, пока длится их царствование, могут считать себя исключительно преуспевшими. К несчастью, этот успех ничему не служит и никому не нужен.
Туалет предполагает выходы в свет и приемы, это его природное предназначение. И вот женщина из салона в салон демонстрирует свой новый костюм и приглашает к себе, дабы показаться в своем царстве, то есть в своем «интерьере». В исключительно торжественных случаях во время ее «визитов» ее сопровождает муж; но чаще всего, как раз когда муж на работе, жена выполняет свои «светские обязанности». Множество раз уже описывалось, какая зеленая тоска бывает на этих светских собраниях. А происходит это оттого, что женщины, собравшись вместе в силу «светских обязанностей», не знают, о чем говорить друг с другом. Ничто не связывает, например, жену адвоката с женой врача, и еще меньше общего у жены доктора Дюпона с женой доктора Дюрана. Дурным тоном считается в общем разговоре вдруг заговорить о шалостях своих детей, о своих домашних заботах. Поэтому разговор ведется на общие темы: о погоде, о последнем романе, ныне модном, ну и высказываются некоторые глобальные мысли, заимствованные у мужа. Такая традиция, как «приемный день мадам», понемногу исчезает; однако в разных вариантах остается во Франции обязанность «визитов». Американки охотно заменили разговоры на игру в бридж, но это доставляет удовольствие только тем, кто любит эту игру,
А между тем в светской жизни немало привлекательного, в ее арсенале содержатся пленительные возможности, не чета этой пустой и праздной экзекуции в виде долга вежливости. Принимать гостей — это не только принимать своих знакомых у себя дома; это сделать ваше жилище приятным для гостей; светская сторона жизни — это и праздник для себя, это одновременно и преподнесение даров другим, например в виде приятного вечера, Хозяйка дома выставляет свои сокровища: серебро, скатерти, салфетки, хрусталь; она украшает дом цветами: хрупкие, недолговечные, бесполезные, цветы как бы олицетворяют бесплатность праздников, которые но.самом деле требуют расходов и являются роскошью; распускаясь в вазах, обреченные на скорую смерть, они излучают фейерверк радости, выдыхают фимиам и мирру, они сулят возлияние, жертвоприношение. Стол заполняют изысканные блюда, тонкие вина. Нужно не только удовлетворить аппетит гостей, нужно придумать милые дары, дабы предупредить их желания; процесс еды переходит в таинственную церемонию. В. Вульф приводит отрывок, в котором миссис Дэллоуэй рассказывает именно о таком моменте: И началось бесшумное хождение через распашные двери очаровательных горничных в белых фартучках и таких же белых чепчиках, это были не служанки, выполняющие обычную работу, а жрицы, исполняющие таинство великой мистификации, которую хозяйки в Мэйфейре традиционно совершают с половины второго до двух часов. Легкое движение руки — и жизнь улицы как бы замирает, на смену ей в свои права вступает обманчивая надежда, несбыточная мечта, иллюзия, уводящая вас в мир, кажущийся иным: сначала подают недорогие блюда, затем на столе как бы сами собой появляются хрусталь и серебро, плетеные корзиночки, вазы с красными фруктами; румяная корочка взбитой сметаны скрывает рыбное блюдо; в специальных кастрюльках нежатся уже разделанные цыплята, много света, яркого, соответствующего церемонии; потом наступает очередь вина и кофе — недорогих, — и веселые видения предстают перед мечтательными взглядами, неторопливо течение мыслей, и жизнь в этот момент кажется чудесной музыкой…
Женщина — устроительница подобных светских празднеств горда собой, она ощущает себя творцом некоего таинственного и совершенного мгновения, распределительницей счастья и веселья. Благодаря ей гости собрались вместе, благодаря ей этот вечер, она — бесплатный источник радости, гармонии.
Это именно то, что переживает миссис Дэллоуэй.
Предположим, что Петер ей говорит: «Ну хорошо! Хорошо! А вот ваши вечера, какой в них смысл?» И она ответит следующее (тем хуже, если никто этого не понимает): «Эти вечера, они как приношение даров…» Вот этот живет в южной части Кеннинггона, а кто–то другой в Бэйсвотере, а еще кто–то, скажем, в Мэйфейре. И она постоянно думает о них и говорит себе: «Какая жалость! Как это печально!» И добавляет:
«Как жаль, что их никто не собирает вместе». И она их приглашает всех. И это как подарок; все продумано, во все это вкладывается творчество. Но для кого?
Может быть, это подарок ради радости делать подарки. Во всяком случае, это ее жизнь, ее сегодняшний день. У нее нет ничего другого. Кто–нибудь другой, неважно кто, мог бы оказаться на ее месте и сделать все тоже хорошо. А все–таки это было восхитительно, подумала она. И это сделала она.
В этом внимании к другому человеку истинная щедрость, ведь праздник всегда праздник. Можно сожалеть, что социальная рутина быстро превратила праздничное торжество в обычный институт, то, что было радостным событием, подарком, стало обязанностью, а праздник стал просто обычаем. Наслаждаясь «званым обедом», гостья думает о том, что ей придется отвечать тем же: порою она даже сожалеет, что прием был слишком шикарным. «Эти Н. хотели нас эпатировать», — язвительно говорит она мужу. Между прочим, мне рассказывали, что во время последней войны в одном маленьком португальском городке самым дорогим удовольствием был званый чай: каждый раз хозяйке приходилось подавать к чаю все больше пирожных и разнообразить их другими мучными изделиями; это становилось столь тяжелой нагрузкой, что однажды все дамы, собравшись, решили ничего к чаю не подавать. А праздник от этого теряет свою щедрость и великолепие; конечно, это нагрузка, как всякая нагрузка, она нелегка; все, что обставляет праздник, связано с массой забот: как бы не разбились хрустальные рюмки, не испортили бы скатерть, хватит ли шампанского, печенья; а разбитая чашка, прожженная шелковая обивка кресла — это же катастрофа; и на следующий день нужно все мыть, чистить, убирать, приводить в порядок; женщина боится дополнительной работы. Она испытывает зависимость со всех сторон, такова судьба хозяйки дома; она чувствует себя зависимой от того, как получится какое–то блюдо, удастся ли жаркое, от мясника, у которого куплено мясо, от кухарки, от нанятой на этот день прислуги; она зависит от мужа, который хмурит брови, как только ему покажется, что что–то не так; над ней довлеет зависимость от гостей, которые оценивающим взглядом окидывают мебель, определяют достоинства вин и решают про себя, успешным или нет был вечер, Только душевно щедрые или очень самоуверенные женщины с легким сердцем перенесут это испытание. Если это окажется успехом, он даст им огромное удовлетворение. Большинство женщин в этом отношении похожи на миссис Дэллоуэй, о которой В. Вульф нам говорит: «Хоть она и любила этот успех, эти победы… их блеск, возбуждение, которое они несут с собой, в то же время она ощущала их пустоту, их притворную сторону», В действительности женщина может находить в этом истинное удовольствие, только если она не придает этой части своей жизни никакого значения; в противном случае это вечные муки неудовлетворенного тщеславия. Впрочем, встречается не так уж много женщин, настолько обеспеченных и беспечных, чтобы изводить свою жизнь на «светскость». Есть такие, которые полностью посвящают себя светской жизни, но при этом не делают из нее культа, а стремятся придать своей светской жизни осмысленность, ставят какие–то цели: настоящие «салоны» непременно имеют уровень либо литературных, либо политических. Для женщин это возможность завоевать авторитет среди мужчин и играть самостоятельную роль. Они стремятся вырваться из рамок замужней дамы, Замужняя женщина не может, как правило, похвастаться избытком удовольствий, кратковременные удовольствия, изредка выпадающие на ее долю, чаще утомляют ее, нежели развлекают. Светская жизнь требует от нее «презентации», выставления себя напоказ, но она не создает между женщиной и другим представителем той же светской жизни истинного общения. Светская жизнь не вырывает женщину из ее одиночества.
