Метаморфозы власти - Тоффлер Элвин (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗
В то же самое время кое-что из выкупленного им, то, что было наименее надежно, стало распадаться на части, инвесторы запаниковали и упала стоимость большинства «мусорных» облигаций, как безопасных, так и нет. Вскоре «Дрекслер», борясь за собственную стабилизацию после штрафа в 650 млн. и имея 1 млрд. в «мусорных» облигациях, обнаружил, что бьется головой о стену. «Дрекслер» с треском обанкротился. Милкин, уже обсужденный и обвиненный в прессе, в конечном счете признал себя виновным в 6 правонарушениях в обмен на то, чтобы остальные криминальные обвинения были сняты.
Однако, как и в случае с Морганом, вопрос, нарушил он закон или нет, значительно менее важен для страны, чем его практическое воздействие на американский бизнес. В то время как финансы реструктурировали другие отрасли индустрии, он реструктурировал сами финансы.
Конфликт между теми, кто, как Морган, хочет ограничить доступ к капиталу и сам его контролировать, и такими, как Милкин, которые ведут борьбу за расширение доступа к нему, имеет длинную историю в любом обществе.
«Это была долгая битва, — пишет профессор Нью-йоркского (Стоуни Брук) государственного университета Глен Яго, — за инновацию рынка капитала Соединенных Штатов, целью которой было сделать его более доступным. Фермеры сражались за кредиты в XIX в., и в результате увеличилась производительность сельского хозяйства... В 30-е годы мелкие бизнесмены были допущены к банковским кредитам. После Второй мировой войны рабочие и потребители искали ссуды под покупку жилья и обучение в колледже. Несмотря на сопротивление тех, кто ограничивал доступ общественности к кредитованию, финансовые рынки отвечали требованиям времени и страна процветала» [71].
Избыток кредитов может развязать инфляцию, но существует разница между излишком и доступностью. Расширением доступа фирма Милкина смогла, как отмечает один из его самых суровых критиков, Кони Брак, разрешить ситуацию в свою пользу... так, что это способствовало «демократизации капитала» [72], и именно поэтому некоторые профсоюзные деятели и афроамериканцы выступили в его защиту, когда для него настал тяжелый момент.
Морган и Милкин, если быть лаконичным, меняли американские финансы противоположным образом.
ТАМПОНЫ И РЕНТНЫЙ ДОХОД С ПРОДАЖИ АВТОМОБИЛЕЙ
Морган стремился к предельной централизации и концентрации финансов, он действовал, основываясь на положении, что целое более ценно, чем его отдельные части, а Милкин и те, кого он финансировал, часто отталкивались от противоположного [73]. Так, в 60-е и 70-е годы создавались гигантские, громоздкие, рассредоточенные «конгломераты» — огромные компании, построенные на бюрократической администрации и слепой вере в «экономику уровней» и «совместные действия». Облигации, которые продавал Милкин, финансировали поглощения, призванные ускорить банкротство этих бегемотов и создание более стройных, более маневренных и более стратегически сфокусированных фирм.
В конце концов все профинансированные Милкином поглощения вылились в распродажи со скидками частей или подразделений, потому что части были ценнее, чем целое; «совместность действий» значила меньше, чем представлялось.
Ярким примером в этом смысле был раздел Beatrice Companies, неуклюжей агломерации, которая получала рентный доход с продаж автомобилей «Avis», занималась розливом кока-колы, производством лифчиков «Плейтекс» и тампонов и переработкой продуктов питания, ради которой когда-то и была создана эта фирма. После того как ее части были распроданы другим компаниям, «Беатрис», значительно уменьшившись в размерах, стала действовать более эффективно в области продуктов питания, сыра и мяса. Промышленная фирма Borg - Warner продала свои брокерские отделения на рынке финансов. «Ревлон» после поглощения продал медицинское и прочие подразделения бизнеса, не относящиеся к основному направлению — производству косметики.
Облегчив доступ к капиталу, Милкин помог встать на ноги только что образовавшимся фирмам, действовавшим в новых ключевых сферах развитой экономики — сервисной и информационной.
Конечно, это не было изначальной целью Милкина. Он стремился к большему, чем вкладывание денег в конвейерные отрасли промышленности. Он действовал в момент, когда вся экономика покидала эру «фабричных труб», он точно знал об этом фундаментальном изменении и некоторым образом помог его ускорить. Так, он заявил журналу «Forbes», что львиная доля происходящего реструктурирования была вызвана выходом страны из индустриального века, и добавил, что «в промышленном обществе капитал — священный ресурс, но в современном информационном обществе — его чересчур много» [74].
С тех пор как высокодоходные, или «бросовые», облигации Милкина начали работать на продвижение новых компаний, менее респектабельных, чем «голубые фишки», которые имели свободный доступ к традиционному финансированию, перестало удивлять, что многие, получившие деньги из его рук, находились в области быстро расширяющихся секторов обслуживания и информации, появление новых компаний в которых было закономерным.
Таким образом, Милкин помог реорганизовать капитал и направить его в производство сотовых телефонов, кабельное телевидение, компьютеры, службы здоровья и прочие передовые секторы бизнеса, растущий вес которых бросал вызов владычеству старых промышленных баронов.
Если говорить кратко, и Морган, и Милкин, каждый из них, но практически в диаметрально противоположных направлениях, потрясли устоявшуюся на тот момент структуру власти. И именно по этой причине, лежащей далеко в стороне от спорных вопросов законности, вызвали на себя огонь полемики и град клеветы. Мягко или болезненно, легально или нет, но оба они изменили финансы в направлении, отвечавшем насущным потребностям экономики своего времени.
ПОСТУОЛЛСТРИТОВСКАЯ ЭРА
Драматичные, как тогда казалось, перемены, вызванные Милкином, были лишь частью революции. Параллельно с происходящими сегодня трансформациями контроля и направления движения капитала — все еще одного из основных источников власти — идут еще более кардинальные изменения в экономике в целом.
Во времена Моргана, и на протяжении всего расцвета власти Уолл-стрит, массовое производство миллионов одинаковых вещей было символом «новой эпохи». Сегодня, как впервые отмечено в «Шоке будущего» в 1970 г. и тщательно разработано в «Третьей волне» в 1980 г., мы иначе рассматриваем принцип массового производства.
Технологии, управляемые компьютерами, делают возможным появление небольших, все чаще производимых на заказ товаров на узкоспециализированный рынок. Расторопные фирмы переходят от выпуска огромных партий продукции к производству малыми количествами «дополнительных, более дорогостоящих» видов продукции, таких как сталь и химические вещества специального ассортимента. Постоянные инновации сокращают жизненный цикл вещей.
Происходят параллельные изменения и в индустрии финансового обслуживания, которая также вкладывает деньги в различные производства и сокращает цикл жизни продукции. Она и сама извергает потоки узкоспециализированной продукции — новые типы ценных бумаг и закладных, виды страхования, инструменты кредитования, взаимных фондов [75] и их бесконечные перестановки и комбинации. Власть через капитал течет к фирмам, способным на узкую специализацию в интересах потребителя и постоянные нововведения.
В экономике Третьей волны машина или компьютер могут быть сделаны в четырех странах, а монтироваться в пятой. Рынки также выходят за национальные границы. Если выражаться современным жаргоном, бизнес становится глобальным. И снова, в прямой связи со всем остальным, мы видим, что финансовый сервис — банковское дело, страхование, ценные бумаги — стремится «глобализироваться» во имя обслуживания корпоративных клиентов.
