Очерки об индуизме - Генон Рене (читать хорошую книгу .TXT) 📗

ДУХ ИНДИИ [16]

Противоположность между Востоком и Западом, сведенная к самым простым понятиям, по сути тождественна противоположности, которую обычно усматривают между созерцанием и действием. Мы прежде уже рассматривали возможные различные точки зрения, занимаемые при исследовании отношений между этими двумя понятиями: являются ли они на самом деле двумя противоположностями, дополняют ли они друг друга, или же отношения между ними определяется, скорее, как субординация, а не координация? Итак, здесь мы очень бегло резюмируем эти замечания, необходимые для тех, кто хочет понять дух Востока вообще и дух Индии, в частности.

Точка зрения, состоящая в простом противопоставлении друг другу созерцания и действия, является наиболее внешней и поверхностной из всех. Противоположность, по всей очевидности, существует, но она не может быть абсолютно несводимой; впрочем, то же самое можно сказать о любых противоречиях, которые перестают быть таковыми, как только поднимаются над некоторым уровнем, на котором они выступают во всей своей реальности. Кто говорит о противоположности или контрасте, говорит тем самым о дисгармонии или нарушении равновесия, то есть о чем-то таком, что может существовать только при частной и ограниченной точке зрения; в совокупности вещей равновесие создается суммой всех нарушений равновесия, и все частичные беспорядки содействуют, волей или неволей, всеобщему порядку.

Когда же рассматривают созерцание и действие как взаимодополняющие, то располагаются уже на более глубокой и истинной точке зрения, чем предыдущая, потому что оппозиция оказывается примиренной и разрешенной, два ее термина в некотором роде оказываются уравновешенными. В этом случае речь идет о двух равно необходимых элементах, которые взаимно дополняют и обосновывают друг друга, образуя двойную активность, внутреннюю и внешнюю, одного и того же бытия, будь то человек, взятый в отдельности, или человечество, рассматриваемое в целом. Несомненно, данная концепция более гармонична и удовлетворительна, нежели первая, тем не менее, если придерживаться исключительно ее, то в силу корреляции, установленной подобным образом, возникает искушение поставить на один и тот же уровень созерцание и действие таким образом, чтобы удерживать, насколько возможно, равновесие между ними, никогда не ставя вопрос о каком-либо превосходстве одного над другим. Однако в действительности этот вопрос всегда остается актуальным, относительно же антитезы Запада и Востока можно сказать, что суть состоит в том, что Восток поддерживает превосходство созерцания, тогда как Запад, в особенности, современный Запад, утверждает, напротив, превосходство действия над созерцанием. Здесь вовсе не идет речь о точках зрения, каждая из которых может иметь свое оправдание и быть принята отчасти как выражение относительной истины; отношение субординации, являясь необратимым, делает эти две представленные концепции реально противоречащими друг другу, следовательно, исключающими друг друга, так что одна необходимым образом истинна, а другая — ошибочна. Следовательно, надо выбирать, и необходимость этого выбора никогда, может быть, не представала с такой настоятельностью и неотложностью, как в современных обстоятельствах; в ближайшем будущем она предстанет, возможно, с еще большей настоятельностью.

В некоторых других работах [17] мы показывали, что созерцание превосходит действие, как неизменность превосходит изменение. Действие, будучи лишь переходной и мгновенной модификацией бытия, никак не может в себе самом иметь свой принцип и достаточное основание; если оно не связано с принципом, существующим вне его случайной области, то оно есть чистая иллюзия; и этот принцип, из которого оно извлекает всю свою реальность, доступную восприятию, и свое существование и даже саму свою возможность, может находиться только в созерцании или, если угодно, в познании. Более того, в своем самом общем значении изменение непостижимо и противоречиво, то есть невозможно без принципа, из которого оно происходит и который, поскольку это его принцип, не может быть ему подвержен, и, следовательно, неизбежно является неподвижным; на Западе именно поэтому Аристотель еще в античности утверждал необходимость «неподвижного двигателя» всех вещей. Очевидно, что действие принадлежит миру изменения, «становления»; одно только познание позволяет выйти из этого мира и присущих ему ограничений, и когда оно достигает неподвижного, оно само овладевает неподвижностью; так как всякое познание есть, в сущности, отождествление со своим объектом. Именно это игнорируют современные западные люди, которые, осуществляя познание, рассматривают его как только рациональное и дискурсивное, и, следовательно, непрямое и несовершенное, то, что можно назвать познанием через отражение; и все чаще само это познание низшего рода они ценят только в той мере, в какой оно может прямо служить практическим целям: вовлеченные в действие до степени отрицания всего, что его превосходит, они не замечают, что само действие из-за отсутствия принципа также дегенерирует в суетливость, настолько же напрасную, насколько бесплодную.

В социальной организации Индии, которая является лишь одним из приложений к человеческому порядку метафизической доктрины, отношения познания и действия представлены в отношениях первых двух каст, брахманов и кшатриев, собственными функциями которых соответственно они и являются. Говорят, что брахман есть тип стабильных существ, а кшатрий есть тип существ подвижных и изменчивых; таким образом, все существа этого мира, согласно своей природе, принципиально находятся в связи с одним или с другим типом, так как существует совершенное соответствие между космическим и человеческим порядками. Разумеется, дело обстоит не так, чтобы действие было запрещено для брахмана, а созерцание — для кшатрия, но оно подобает им лишь по случаю, а не по существу. Свадхарма, то есть собственный закон касты в соответствии с природой присущего ей бытия, состоит для брахмана в познании и в действии для кшатрия. Таким образом, брахман выше кшатрия, как познание выше действия. Иными словами, духовная власть выше светской, и именно признавая свою подчиненность первой, вторая будет законной, то есть она поистине будет тем, чем она должна быть. Иначе говоря, отделяясь от своего принципа, она будет осуществляться лишь беспорядочным образом и фатально придет к своей гибели.

Кшатриям естественно и нормально принадлежит всякое внешнее могущество, потому что область действия — это внешний мир; но это могущество есть ничто без внутреннего, чисто духовного принципа, в котором укоренен авторитет брахманов и в котором оно находит свою единственную ценную гарантию. В обмен на эту гарантию кшатрии должны с помощью находящейся в их распоряжении силы обеспечивать для брахманов средство осуществления их собственной функции познания и обучения в мире, в укрытии, защищающем от волнений и суеты; это то, что подразумевают под фигурой Сканда, Господина войны, охраняющего медитацию Ганеши, Господина познания. Таковы правильные отношения между светской и духовной властью; и если бы они соблюдались всегда и везде, то никогда никакой конфликт между ними не смог бы возникнуть, каждая занимала бы свое место, которое по праву должно ей принадлежать в соответствии с иерархией функций и существ, иерархией, строго согласующейся с природой вещей. Ясно, что место, принадлежащее кшатриям и, следовательно, действию, будучи подчиненным, далеко не ничтожно, так как оно соответствует всей полноте внешней власти, военной. Административной и юридической одновременно, что синтезируется в функции царской власти. Брахманы должны осуществлять лишь власть невидимую, которая как таковая может игнорироваться простыми людьми, от чего она не перестает быть принципом всей видимой власти: этот ее авторитет является как бы стержнем, вокруг которого вращаются все вещи, фиксированной осью, вокруг которой мир совершает свое обращение, неподвижным центром, который направляет и упорядочивает космическое движение, не участвуя в нем; именно это представляет древний символ свастики, который поэтому есть один из атрибутов Ганеши.