Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли - Дугин Александр Гельевич (читаем книги .TXT) 📗
Что же касается другой типологии, например, если рассмотреть постмодерн как зрелость, то все в его феноменологии вопиет о том, что это не так. Это не может быть ни зрелостью, ни полнотой. Это может быть лишь последней степенью старческого маразма, смертью, агонией, но никак не зрелостью. Зрелость — это спокойствие.
Вопрос: Что такое пострелигия? Какое место может занимать идея бессмертия души в обществе постмодерна, обрисованном вами?
Ответ: Прямой эвакуации какого бы то ни было явления из эпохи премодерна в постмодерн произвести невозможно, поскольку между ними лежит модерн. Вы предполагаете, что вера или религия не исчезла в эпоху модерна, мы же утверждаем, что в эпоху модерна нет веры, но есть философия. Это философская вера или философская религия, которая инкорпорирована в модерн. Религия отрицается как социально-онтологическая данность, как парадигма в модерне, однако не все в религии отрицается в равной степени. Поэтому существуют такие процессы, как десакрализация религии по мере модернизации тех или иных конфессий. В ходе Ватикана-2, например, католики признали множество экстравагантных и одиозных вещей, чуть ли не Тейяра де Шардена хотели канонизировать, при этом считая себя верующими. Поэтому мы не можем говорить о прямой транспозиции веры в постмодерн, и не можем напрямую говорить о пострелигии. Пострелигией является философия. При этом религиозное сознание современных религиозных людей, в частности, христиан, в той или иной степени обязательно аффектировано парадигмой модерна. Работа постмодерна с премодерном напрямую совершенно неинтересна, между ними лежит бездна модерна. Постмодерну интересно работать исключительно с модерном. Постмодерн вырабатывает свой тезаурус именно в отношении к модерну и его тезаурусу. И если мы имеем дело с каким-то пронесенным через модерн элементом премодер-на, смысл этого переноса в том, что в тезаурус постмодерна он иронически вплывает исключительно в последней своей редакции. Тейяр де Шарден может обыгрываться в постмодерне, а Римский папа — нет. Постмодерн просто не знает Римского папы (он над ним не смеется, но старается держаться от него подальше), а вот иезуит-ноосферист — кадр именно для постфилософии. Другими словами, постмодерн напрямую не занимается десакрализацией, за него это делает модерн. Десакрализация, святотатство — это дело Вольтера, Робеспьера, Ленина, это триумфальное шествие модерна. Постмодерн берется за вещи, когда с ними все ясно, закончено. Религия, вера, оказавшиеся где-то на обочине модерна, но сохранившие связь с парадигмой премодерна, постмодерн не интересует, и в его тезаурус не попадают.
Они используются лишь для того, чтобы «насолить» модерну. В качестве формы издевательства. Для этой цели может сгодиться даже Папа Римский.
Вопрос: То есть человек постмодерна фактически остается десакрализованным, то есть получается ни одного клочка незапятнанного пространства?
Ответ: Человек, которого вы описали — это настоящий, идеальный человек модерна, о котором, например, писал Валентин Распутин в «Прощании с Матерой». Вот, когда какая-нибудь ГЭС затопляет последнюю деревню с бабками и хороводами, и возникают только одни из русской земли торчащие железные колья — вот это, пожалуй, то, что вы описали, когда сакральность уходит и остается одно электричество и инженеры. То есть это уже было, это позади. Человек постмодерна — это даже не человек, который обнаружил себя не перед священным озером, а перед искусственным морем или заливом с затопленными храмами и деревнями. Это просто другой человек. Мало сказать, что он живет в десакрализованном мире, он живет в иронично-ресакрализированном мире, это тонкий нео-миф. Вначале убили религию, все убрали, поставили инженеров, прошлись трактора, затопили храмы, и дальше достают какие-то деревянные мечи, говорят, что «мы из племени эльфов», и двигают в полу-шутку в полу-серьез куда-нибудь в «Леголас» или «Логоваз», во что-то странное. То есть это уже следующий этап. Я не говорю, что мы не можем вернуться к вере, но это уже другая история. Курс постфилософии ориентирован на то, чтобы понять те парадигмальные состояния, в которых мы вот-вот окажемся. И если вы скажете, что русские люди прошли индустриализацию, сталинизацию, атеизм, материализм и не были этим затронуты, сохранив полностью свои православные убеждения, я с вами соглашусь, на практике это отчасти так. Но если посмотреть на парадигму советского периода или на парадигму западных исторических анналов середины XX века, то мы таких людей, кроме как в экзотике или на полной периферии, не найдем. Речь идет о парадигмах, а не о реальном опыте. Это разные вещи.
Вопрос: О какой Традиции можно говорить, если мы пользуемся старыми словами, если слово как бы не имеет перехода?
Ответ: Не все так механистично. Дело в том, что при смене парадигмы премодерна парадигмой модерна сами слова сохранялись, но их смысл менялся. Например, слово «человек» придумал не Декарт, придумали до него. Но этим термином Декарт стал обозначать нечто совершенно новое, нежели то, о чем сказано в Священном Писании. Это просто разные «человеки», совсем разные. В данном случае мы можем говорить условно и о человеке постмодерна, хотя точнее назвать его постчеловеком. Таким образом, мы можем использовать одно и то же понятие, помня, что в нем может быть заложен совершенно другой смысл. Мы можем взять одно и то же понятие и проследить семантическую мутацию смысла. В случае религии и философии мы имеем другое деление: религия — это нечто традиционное, философия — нечто современное. Когда появляется новая парадигма, появляется новое слово для обозначения сходного явления. Может, оно и было где-то там, но оно имело другой смысл. Поскольку мы имеем дело с той парадигмой, которая только подтягивается и на наших глазах реализуется, мы не можем четко сказать, пришло ли на место философии другое явление или нет. И является ли это философией? Как в случае с человеком, можем ли мы его назвать современным человеком, или нет. Поскольку тезаурус постфилософии находится в стадии становления, мы эти термины предлагаем условно.
И вот второе задание — подобрать систему синонимов тем терминам, которые мы сейчас для удобства механистически называем «пост». Мы говорим — постфилософия, а как этот феномен еще может быть назван? Мы говорим — постчеловек, а что под этим имеется в виду? Постгносеология, постзнание... А что такое «постзнание»? Это пока нефиксированная терминология постфилософии, это только приближение к определению, пониманию, постижению и трактовке явления, которому еще предстоит оформиться и получить окончательное право на существование.
Вопрос: Нет ли здесь некоторого ускорения? Премодерн продолжался как минимум 1000 лет, Модерн — 100 лет, не будет ли период доминации постмодерна еще короче?
Ответ: Дело в том, что понятие единой длительности — это понятие модерна, линейного времени. Вот 1000 лет, а вот 100. И 100 лет меньше, чем 1000 лет. А вот в аграрных обществах, домонотеистических обществах, не было понятия линейного времени. Оно появляется очень поздно в истории и к тому же не везде. Ранее же длительность этих циклов, которые мы принимаем за объективные данные, просто отсутствует. Трудно сказать, что длится дольше — десять лет в Европе XVII века, или тысячелетие в ассиро-вавилонской цивилизации. Это разное время, здесь общей меры нет. Поэтому и говорится о «конце истории» в постмодерне.
Дело в том, что мы вообще не можем сказать, что такое длительность в постмодерне, мы будем позже подробнее об этом говорить. Забегая вперед, замечу: это рециклирование времени. Раньше было время циклическое — в базовых парадигмах премодерна. Потом было линейное время — в парадигме модерна. Но время, которое принесет с собой постмодерн, другое, отличное и от первого и от второго. Это компьютерное время, это время оплаченной карточки; одновременно это время, где элементы могут меняться местами. Это обратимое время. Сейчас многие обыгрывают необратимость, которая как раз показывает возможность обратного развития сценария. Борхес написал об этом в своем интересном рассказе «Сад с расходящимися тропинками». В нем дается поливалентная, поливозможная версия существования, как компьютерный веер, где все может заново начаться. Смотрите, сколько игр на этом основано. То есть нельзя, на мой взгляд, следуя логике новой парадигмы постмодерна, даже задумываться о том, сколько это будет длиться. Это не будет длиться нисколько, потому что то, как оно будет длиться, будет настолько непохоже на то, как оно сейчас длится, что мы даже не можем себе этого представить. Так бывает, когда сознание человека изменяется настолько, что он вообще не знает, сколько длилось какое-то его состояние — мгновение или 100 лет. Об этом знает Традиция. А такое понятие как линейное, четкое время, когда что-то крутится, часы работают — это одно из утверждений парадигмы модерна. У мусульман все по-другому, у китайцев тоже: там что вчера, что тысячу лет назад — одно и то же. И в каждой парадигме существует свое понятие времени. Это совершенно разные времена.
