Кризис современной цивилизации (СИ) - Козлов Валерий (онлайн книга без txt) 📗
Социальной средой существования новой интернациональной олигархии стала корпоративная "демократия". Как иронично отмечает М. Кантор: "Возник поистине водевильный курьез: гражданин может почувствовать себя таковым (то есть имеющим право на свое мнение, свободу выбора, совести и прочее) только при условии функционирования такой общественной модели, где его мнение не значит решительно ничего. Он не вправе знать (и не знает), куда главы корпораций кладут его деньги; он не может знать (и не знает), какой будет его завтрашний день; он не в состоянии узнать (и ему никто никогда не расскажет), каковы перспективы у страны (ресурсов, земель, недр, сокровищ), где он объявлен равным прочим гражданам" [57, с. 120]. Как сказал бы Э. Фромм, модель рыночной (т. е. предельно отчужденной) личности победила повсеместно. Вместо морали общего блага возникла корпоративная мораль: "Армия, наука, искусство оправдывают свое существование не служением обществу, но тем, насколько данная корпорация успешна" [57, с. 125].
А тем временем готовится бунт сытых: "Бунт сытых - это война. Война - и те явления, что сопровождают и подготавливают смертоубийство. Уровень инфляции, демографические проблемы, миграции населения, переделы границ, межбанковский процент, ставки по кредитам - слова эти звучат профессионально сухо, кажется, прямой опасности в них нет, на деле они так же смертельны, как термины "карательный отряд" и "зачистка местности". Это все - бунт сытых, так сытые мстят миру за свое беспокойство" [57, с. 130]. Сам М. Кантор ищет выход в сфере сознания: перестать жить "по понятиям" корпораций, создать новый самостоятельный социальный язык и новую эстетику, признать приоритет принципа братства над принципом соревнования [57, с. 136]. Но, на наш взгляд, все это возможно только при изменении способа производства. И здесь требуется в первую очередь, о чем позднее напишет и сам М. Кантор, отказаться от сумбурной идеологии, утверждающей, что существует только одна цивилизация - рыночно-демократическая, пересмотреть итоги приватизации, перестать быть управляемым стадом [57, с. 308-310]. В рыночном обществе и эстетика рыночная.
По мнению М. Кантора, воплощением рыночной эстетики мещанства в ХХ в. стал сначала стиль модерн, а затем постмодернизм и авангард. Бунт постмодерна и авангарда тоже был бунтом сытых: "Собственно, постмодернизм (в том числе и российский постмодернизм: Кабаков, Пригов, Рубинштейн и т. п.) был защитной реакцией культуры на экзистенциализм. Определенность надоела, прискучил пионерский героизм, надоело равенство в беде - захотелось веселого ни к чему не привязанного дискурса, свободы! Захотелось личной независимости, и прежде всего - от тусклой народной судьбы. "В будущее возьмут не всех", - гласила программная фраза концептуалиста Кабакова. А вот Толстой учил, что брать надо всех. И Маяковский про это же говорил. И Высоцкий про это пел" [57, с. 215-216]. В этом отказе от общей с народом судьбы четко просматривается самодовольная рожа мещанина эпохи модерна: "Мещанин полагал, что все то, что беспокоит его - суть варварство; грядущие гунны нависли тучами над миром, но туча непременно рассосется - варвары не могут победить культуру. Чтобы противостоять нашествию дикарства, строили особняки с лебедями" [57, с. 315]. Аутизм - родовая черта мещанина-интеллигента: "Читаешь строки поэтов, написанные в 13-м году про графа Калиостро, про "недомалеванные" вуали, разглядываешь бесконечные букеты сирени - и диву даешься: разве художники не понимали, что произойдет завтра? А потом спрашиваешь себя: а разве сегодня мы понимаем?" [57, с. 317]. По мнению М. Кантора, интеллектуальный релятивизм модерна и постмодерна - это защита от революции (хотя, на наш взгляд, есть и исключения, например, тот же З. Бауман), это растянувшаяся на столетие с лишним агония городского мещанина [57, с. 320]. Сам же М. Кантор считает, что Дух Божий нисходит на картину, если картина сострадает униженным и оскорбленным [57, с. 322].
Сходные мысли за столетие до М. Кантора высказывал и Р. Иванов-Разумник: "Декаденство, с самого начала своего зарождения, было стремлением "за пределы предельного" и разрывом с обыденностью; но тут же надо сказать, что стремление это было далеко от проникновения за пределы предельного и, следовательно, было уже знакомым нам эстетическим псевдоромантизмом. Типичные реалисты по типу миропонимания, наши российские декаденты в поте лица пытались создать что-либо "необыденное", выходящее за пределы третьего измерения; в этом отношении у них была охота смертная, да участь горькая: не будучи в состоянии проявить в образах несродный им тип сознания, они ухватились за внешность, за форму и сделались духовными наследниками Бестужева-Марлинского и Бенедиктова; манерная напыщенность, ходульность, риторика, запутанность и туманность образов - все это хорошо знакомые нам качества эстетического псевдоромантизма" [47, с. 497]. И вот итоговая оценка: "...декаденство было по существу и анти-индивидуалистическим, и мещанским течением, вышедшим из недр не столько русской интеллигенции, сколько русского "культурного" общества" [47, с. 499].
Ситуация повторяется в ухудшенном варианте. Как сказал бы К. Маркс, сначала была трагедия, а потом - фарс. Законы политэкономии неумолимы. Если нет классовой борьбы трудящихся (в т. ч. интеллигенции), а рост производительности труда делает большую их часть излишней для материального производства, то такие "бесполезные" трудящиеся должны или стать безработными, или умереть (от войны, голода, болезней и т. п.), или превратиться в бесправную обслугу правящей элиты. Надежды большинства новых интеллигентов-креативщиков на особый статус ложны.
Важнейшим элементом отчуждения становится разделение труда в условиях научно-технической революции. К. Маркс еше свыше 170 лет назад заметил, что углубляемое капитализмом разделение труда ведет к деградации рабочего как личности: "По мере развития этого разделения труда, с одной стороны, и накопления капиталов, с другой, рабочий все в большей и большей степени попадает в полную зависимость от работы, и притом от определенной, весьма односторонней, машинообразной работы. Наряду с духовным и физическим принижением его до роли машины, с превращением человека в абстрактную деятельность и в желудок, он попадает все в большую и большую зависимость от всех колебаний рыночной цены, от применения капиталов и прихоти богачей"[85, с. 310-311].
В руках капиталиста, как отмечает К. Маркс, оказывается и такое мощное оружие против пролетариата, как отчуждение от труда, т. к. капитал значительно более подвижен, чем труд: "И именно способность капиталиста давать своему капиталу другое направление либо лишает куска хлеба рабочего, ограниченного рамками определенной отрасли труда, либо вынуждает его подчиниться всем требованиям данного капиталиста" [85, с.308]. Нередко неблагоприятно для рабочих складывается и демографическая ситуация, их оказывается слишком много по сравнению с количеством рабочих мест: "Спрос на людей неизбежно регулирует производство людей, как и любого другого товара. Если предложение значительно превышает спрос, то часть рабочих опускается до нищенского уровня или до голодной смерти" [85, с. 307-308]. Сейчас, в связи с ростом производительности труда в условиях автоматизации и ростом численности населения в большинстве стран периферии благодаря успехам медицины, эта проблема вновь, как и во времена Маркса, оказалась весьма значимой. А развитие компьютерных технологий грозит массовой безработицей уже и интеллигенции.
Именно проблематика безработицы и ее влияния на общества с 1980-х гг. становится одной из самых актуальных для критической философской, исторической и социологической литературы, посвященной современному капитализму. Хотя причины роста влияния безработицы на жизнь общества, конечно, изменились: во времена К. Маркса безработица была связана с неспособностью капиталистического рынка труда привлечь всех нуждающихся в работе (подобное положение искусственно сохраняется сейчас в странах периферии), а теперь в развитых странах капитал все меньше нуждается в рабочих в силу привлечения более дешевой рабочей силы с периферии и роста производительности труда за счет автоматизации. Немалую роль сыграло и ослабление рабочего движения в результате краха СССР и выхода на мировой рынок труда КНР.
