САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА - Дейс Герман Алибабаевич (книги без сокращений TXT) 📗
В этот раз Сакуров летел над пустыней. И, что характерно, на новом транспортном средстве. И если раньше во сне присутствовал истребитель (или какой-то другой «маломерный» самолёт), то теперь Константин Матвеевич рулил целым лайнером. Однако в поместительной рубке, заставленной какими-то немыслимыми приборами, никого, кроме самого Сакурова, не оказалось. Константин Матвеевич увидел три пустых кресла и таблички на них с краткими надписями на английском. Сакуров попытался перевести надписи, но ни черта у него не получилось. А потом оказалось, что они сделаны по-русски и все три извещали о том, что первый пилот, штурман и радист находятся в отпуске за свой счёт из-за болезни жён и мамы радиста, который, наверно, жениться не успел. А может, его жена отличалась лучшим здоровьем, чем жёны штурмана и первого пилота.
«Значит – я – второй пилот», - без труда вычислил Константин Матвеевич и стал ответственно смотреть по сторонам через стекло фонаря рубки. Справа проплывали лубочные облака, слева светил месяц, а прямо светило солнце, но неярко.
«Это «Боинг», - почему-то решил Сакуров, хотя точно не помнил ни одного серийного номера американской модели самолёта и не знал, сколько человек экипажа положено иметь той или иной модели.
«Скорее всего – модель последняя», - снова подумал во сне Сакуров, ориентируясь на переливающиеся разноцветными индикаторами насованные там и сям панели. Хотя табличка с указанием профессии «радиста» слегка портила общее модерновое впечатление.
«А почему бы не быть радисту? – спросил себя Константин Матвеевич. – Вернее, его всё равно нет на месте, но почему отсутствующий в данный момент член экипажа не может быть радистом? Кстати, а как у нас со стюардессами?»
К этому времени Сакуров определил, что летит над пустыней. Сначала он увидел пустыню слева, когда самолёт закладывал левый вираж, потом справа, когда самолёт заложил правый вираж. Затем Константин Матвеевич, не предпринявший для производства виражей никаких действий, заметил в полу рубки специальный смотровой иллюминатор. Его наличие надолго отвлёкло Сакурова от предыдущего вопроса о стюардессах. Вернее, его отвлёк вопрос: насколько безопасно иметь в рубках пассажирских самолётов, равно как в боевых и транспортных, похожие иллюминаторы? Потом Константин Матвеевич любовался пустыней идеально лимонного цвета с апельсинными островками на месте барханов и зелёными пятнами оазисов. Кругом, сколько хватало глаз (в пределах полового иллюминатора) виднелись караваны верблюдов. Караванщики отсутствовали напрочь, хотя и их, если бы они присутствовали, и верблюдов, имевших место быть, Сакуров не мог видеть с высоты, на которой летают большие реактивные самолёты.
«А может, я лечу низко, на этом, как его, на бреющем?» - подумал Константин Матвеевич. Тут, кстати, решился вопрос и о стюардессах, и о полётной высоте. И решился с помощью громко говорящей связи.
«Говорит автостюардесса борта номер 362 Эрфранс-Панамерикан номер 12 дробь 362, - объявила связь, - мы летим на высоте 18 тысяч футов над уровнем Индийского океана, температура за бортом…»
Сакуров легко перевёл футы в метры, снова глянул в иллюминатор на полу рубки и больше не увидел ни одного верблюда.
«Автостюардесса – это как автопилот», - сообразил он и решил прогуляться в салон. Живых стюардесс он там тоже не нашёл. Впрочем, во всём самолёте не оказалось ни одной живой души. Пустыми оказались и первый класс, и бизнес, и туристический. В буфете на «крыше» Боинга тоже никого не было, и Сакуров, чтобы не впасть в тоску от одиночества, а также положившись на всемогущий автопилот авторитетной фирмы, соорудил себе полуведерный коктейль. Он пил его и пил, но никак не мог ни напиться, ни напиться. То есть, продолжал испытывать жажду и оставался трезв, как собака.
«Говно коктейль, - подумал Сакуров, - пойду лучше порулю…»
Он вернулся в рубку, хотел порулить, но не нашёл – чем. Поэтому занял центральное кресло и стал пялиться в окошко под ногами. К тому времени видимость снова улучшилась, и Константин Матвеевич некоторое время любовался на нефтяные вышки с радужными разводами вокруг них. Вперемешку с вышками торчали пирамиды и сфинксы. Между ними бегал какой-то мужик и размахивал посадочными флажками. Сакуров присмотрелся и вдруг понял, что это инопланетянин.
«Ерунда какая-то, - мысленно отмахнулся Константин Матвеевич, - как я могу знать, инопланетянин это или нет, если я их в глаза не видел?»
«Диспетчерская служба компании «Эрфранс-Панамерикан» предлагает борту 12 дробь 362 идти на посадку между двенадцатым сфинксом и пятой пирамидой, - сообщил в это время бегающий внизу мужик с флажками через головные телефоны, которые Сакуров не помнил, когда надел, - только не зацепите вышку номер три».
«Эрфранс и Панамерикан, между прочим, разные компании», - ни к селу, ни к городу вспомнил Константин Матвеевич и принялся трогать рычаги, больше похожие на танковые. Самолёт к тому времени словно застрял на месте, поэтому мужик продолжал бегать и размахивать флажками там, где появился, - в обрезе полового обзорного иллюминатора. Сакуров присмотрелся ещё и увидел, что это точно инопланетянин: с тремя ногами, двумя головами и весь серебристый. Хотя, судя по относительной высоте нефтяных вышек, пирамид и сфинксов, никаких подобных подробностей он разглядеть не мог. Разве что вышки с пирамидами были игрушечными, либо инопланетянин – колоссом. Но, опять же, с высоты 18 тысяч футов…
«Ты будешь садиться, мать твою?» - услышал Константин Матвеевич голос Алексея Семёновича и снова принялся дёргать рычаги, пытаясь определить: которая пирамида пятая, какой сфинкс – двенадцатый, и где эта чёртова вышка номер три?
«Следите за мной», - отозвался инопланетянин и, размахивая флажками, стал зигзагами бегать между вышками, пирамидами и сфинксами.
«Ага, теперь понятно», - подумал Сакуров и как-то умудрился посадить самолёт тоже зигзагами. Он сошёл на бетон зигзагообразной полосы, местами запорошенной снегом, а местами залитой густой смесью песка с нефтью, и тотчас попал в объятия трёхногого. Константин Матвеевич, стукаясь лбом то об одну голову инопланетянина, то о другую, обратил внимание на его три ноги и понял, почему тот бегал зигзагами: у инопланетянина было две одинаково маленькие ноги и одна большая. При этом две маленькие и одна большая нога торчали из условного туловища не так, как это принято у привычных мутантов, порождённых традиционным воображением или нормальной «эволюцией». Другими словами, пара маленьких ног и одна большая торчали из туловища инопланетянина таким образом, что векторы возможного движения тех и той составляли по отношению друг к другу угол в сорок пять градусов. Поэтому, пока две ноги тащили своего хозяина под углом влево, третья большая болталась без дела сбоку. Но потом она разгонялась вхолостую, цеплялась за землю и, преодолев сопротивление пары маленьких ног, поворачивала инопланетянина вправо. И так далее.
«Какая умная цивилизация, - подумал Сакуров, тщетно пытаясь выдраться из объятий двуглавого, - ведь знали, что полоса окажется зигзагообразной, поэтому прислали подходящего специалиста».
Когда Константин Матвеевич наконец освободился, он с удивлением обнаружил, что никакой инопланетянин не серебристый, а всего лишь зеркальный, показывающий Сакурову самого себя, но перевёрнутого.
«Тоже мне – внеземная цивилизация, - слегка разочаровался Сакуров, - не могла снабдить своего эмиссара нормальным зеркалом, всучила таки кривое…»
И, пока он так разочаровывался, инопланетянин бесцеремонно взял его за ухо.
«Что за дела?» - огрызнулся Сакуров и «отцепил» ухо, с неудовольствием разглядывая свои ноги по колено и собственное лицо от подбородка до бровей в «перевёрнутом» зеркале.
«Пойдёмте, - сказала то ли одна из голов инопланетянина, то ли какая-то из ног Сакурова, - вас ждут…»
«Ну, раз ждут», - не стал спорить Константин Матвеевич и последовал за перевёрнутым самим собой, зачарованно наблюдая за колеблющимся фрагментами отражения в такт движения трёхногого «зеркала».
