Рождение античной философии и начало антропологической проблематики - Драч Геннадий Владимирович
Гесиод до предела использует возможности временной последовательности "начала", не обращаясь к разработке термина "архэ". Он задает вопрос о том, что "прежде всего" зародилось по отношению к Земле и Небу. И отвечает на этот вопрос: "Прежде всего во вселенной Хаос зародился" (Теог., 116). Может, Хаос и есть то начало, то первичное состояние, из которого рождается мир, хотя термин "архэ" при этом и не употребляется. Однако от Хаоса нет перехода к последующим поколениям богов. Следом, а не из Хаоса, рождаются Гея, Тартар, Эрос. Первые три начала способны, как космические силы, произвести от себя другие существа: Хаос породил Ночь и Эреб, Гея - Небо, Нимф, Понта. Вслед за этим начинается последовательность браков (по влечению Эроса), где выявляется сложная и разветвленная система родственных связей богов, в которой каждый из них должен найти свое место. Обретя связь с другими, каждый бог получает свой удел. Наблюдается своеобразная целостность различенного.
Создается впечатление, что в основе "Теогонии" находится версия восточного варианта о победах молодого поколения богов над старым, о совершенных злодеяниях, хитрости, коварстве и т.п. Родословная богов включает в себя повествование о трижды повторяющихся преступлениях богов-родителей по отношению к их детям и о последующем отмщении. В центре же повествования находится борьба богов второго (титанов) и третьего (олимпийцев) поколений, завершившаяся победой олимпийских богов во главе с Зевсом. Уран прятал родившихся от Геи детей в недрах Земли и "злодейством своим наслаждался" (Теог., 158). За зло, совершенное Ураном, воздает ему Крон (Теог., 170-173), который, однако, сам боится кары, предсказанной ему Ураном (Теог., 208-210). Пожирая собственных детей, он совершает очередное космическое злодейство (Теог., 470-473). Однако Крон - "злой нечестивец" был побежден хитростью и силой "сына родного" и извергнул назад своих детей - братьев и сестер Зевса.
Хотя основная линия родословной богов охватывает рождение трех поколений, в центре повествования находится Зевс. Он освобождает "братьев своих и сестер Уранидов", они же отдают ему "гром вместе с молнией". Результатом этого акта является правление Зевса: "людьми и богами он правит" (Теог., 501-515). Именно здесь, в цент
76
ре повествования о завоевании Зевсом верховной власти над "людьми и богами", помещается эпизод о сыновьях Иапета. Здесь и происходит включение антропогонии в теогонию: появление человека на "исторической арене" - деталь в борьбе Зевса за господство "над людьми и богами". Попытка Прометея обмануть Зевса - одна из форм борьбы титанов против Зевса-отца, в частности, в сфере его господства над людьми. Происходит это в Меконе (Мекона - область в северной части Пелопоннеса), где "боги с людьми препирались".
Прометей, принимая сторону людей, пытается обмануть Зевса. Обман заключается в неравном разделе туши быка, предназначенного для жертвоприношений богам. Зевс видел обман - лучшая часть туши была обернута шкурой и желудком, худшая же (кости) покрыта "ослепительным жиром". Как же поступает Зевс? Один из его первых актов после победы над Кроном следующий: извергнутый Кроном камень, проглоченный им по ошибке вместо Зевса, был поставлен Зевсом в Пифоне - "смертным на диво" (Теог., 497-500) как напоминание о могуществе и силе богов по отношению к смертным. Эти же цели подчинения смертных людей богам, с тем чтобы люди приносили им обильные жертвы, преследует "препирательство" богов и людей в Меконе. Прометей пытался помочь людям избежать подчинения богам, и прежде всего "отцу и бессмертных и смертных" Зевсу.
Зевс изображен в этом эпизоде жестоким, безжалостным богом. Он видит обман и насмехается над Прометеем. В его поведении превалируют эмоции (прежде всего гнев) (Теог., 533, 554, 558, 568). Почему же этот гнев распространяется не только на Прометея (непосредственного виновника обмана), но и на людей? Заключительные строки к эпизоду дают нам ответ: "Не обойдет, не обманет никто многомудрого Зевса!" (Теог., 613). Подчинение людей Зевсу превращается в одну из центральных сцен борьбы Зевса и богов-олимпийцев за "власть и почет". И хотя на алтарях "во славу бессмертным" сжигают с тех пор лишь "белые кости", да и Прометей, в конечном счете, был прощен, автором утверждается мысль о невозможности обмана Зевса и неизбежности его "тяжкого гнева" (Теог., 615).
В этом контексте Гесиод повествует о появлении человека. Боги создают одну половину рода человеческого - женщину. Женщин "губительный род" был создан на несчастье людям. Создание женщины - тоже обман: за "сверкающей внешностью" скрывается "зло вместо блага". Зевс представляет собой жестокое культовое божество, перед которым человек должен находиться в страхе и благоговении. Попытка обмануть Зевса привела к самому большому злу в жизни смертных - созданию женщины. Гесиод описывает родословную богов и лишь коротко останавливается на описании жизни людей
77
после сотворения женщины (Теог., 591-610). "Необходимым дополнением к рождению богов является появление на земле их человеческих почитателей. Версия истории, рассказанной в "Теогонии", объясняет происхождение по крайней мере одного из двух полов, в то время как постоянное присутствие другого и существование богов предполагается, более того, это является центральной мыслью поэмы" [1].
Конечно, идея создания человека (женщины) входит в контекст идей о почитании Зевса как верховного, наиболее могущественного бога. Овладению богатствами и почестями предшествовали "состязанье за власть и почет" и воцарение над богами Зевса, который и раздает им уделы, "какой для кого полагается" (Теог., 881-885). Возникает соблазн отнести "Теогонию" к роду гимнической поэзии, такой же, как вавилонская поэма "Энума Элиш". П. Уолкот пишет: "Теогония", подобно "Энума Элиш", посвящена подвигам царя богов, и она является таким же панегириком власти Зевса, как и поэма "Труды и дни" [2]. Но аналогия "Теогонии" с восточными теогоническими версиями далеко не достаточна. Наблюдаются большие различия между Зевсом и, скажем, Мардуком.
1 WakotP. Op.cit. P. 62.
2 Ibid. P. 37.
В "Теогонии" Гесиода, в отличие от "Энума Элиш", Земля с самого начала - "всеобщий приют безопасный", а Небо - "жилище богов всеблаженных". Мир у Гесиода не сотворен и не может быть сотворенным. Он сам зародился. Вернее, зародились четыре космических основания - Хаос, Земля, Тартар, Эрос. От них зарождается мир - с морем и реками, луной и солнцем, небом и звездами, и т.п. Они же находятся в основании мироздания. Мир как целое в его многообразии - вот точка отсчета в родословной богов. Зевс - "верховный бог", но он не является демиургом. Сотворение мира не есть результат победы богов-олимпийцев. Мардук же при помощи хитрости и силы завоевывает власть верховного божества. После этого, убив Тиамат (прародительницу богов), Мардук разрубает ее тело на две части и со-творяет из них небесный свод и землю. На небе бог создает луну и другие небесные светила, на земле животных и растения.
У Гесиода же боги-прародители не подлежат уничтожению, а превращаются в космические силы (стихии). Это относится не только к Хаосу, но и к Тартару, чье потомство представляет собой персонифицированные космические стихии. Эрос не порождает потомство, поскольку сам выступает динамической силой, лежащей в основе многочисленных порождений. Конечно, наиболее значительное генеалоги
78
ческое древо начато Геей, но, как уже отмечалось, олимпийцы - лишь одна из его ветвей. Многие ее порождения - не что иное, как персонификация столь привычных нам природных и социальных явлений.
Каково же сопряжение мифологического повествования о победе верховного божества Зевса, действительно имеющего восточные аналогии, с космогоническими и космологическими представлениями Гесиода? В основе их, как уже отмечалось, лежит утверждение о несотворенности Земли. Откровенно космогоническими силами выступают Хаос и Эрос. Можно ли их рассматривать как продукт рационалистических построений, отличающих "Теогонию" Гесиода от восточных теогонических мифов? Хаос часто рассматривают как абстрактное космогоническое представление. По мнению О. Гигона, представление о нем более глубокое, чем о Небе и Земле как о начале всего.
