Мост через вечность - Бах Ричард Дэвис (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
Насколько я мог видеть, любой ее ход, кроме одного, гарантировал мой успех. Единственным спасением для нее оказался бы ход пешкой для прикрытия клетки, вокруг которой я выстроил свою тонкую стратегию.
Без этой самой клетки мои усилия напоролись бы на камень.
Часть меня, всерьез воспринимавшая шахматную игру, представила себе, что Лесли, заметив этот ход, разрушила мои планы и вынудила меня бороться за свою жизнь, воплощенную в деревянных фигурках (лучше всего я играю тогда, когда меня прижимают к стенке). Просто невообразимо, как бы я выкрутился, если бы она воспрепятствовала моему замыслу.
Другую часть меня, знавшую, что это всего-навсего игра, тешили надежды на то, что Лесли упустит свой шанс, поскольку изобретенная мной стратегия была такой прелестной, такой стройной. Пожертвовать королевой, и через пять ходов – мат.
Пока она размышляла над шахматной доской, я на мгновение закрыл глаза, потом открыл их, столкнувшись нос к носу с удивительными мыслями.
Передо мной был стол, за ним находилось окно, полное красок мерцающего в сумерках Лос-Анжелеса. Последний день июня, догорая, погружался в море. Лесли, силуэт которой вырисовывался на фоне этих красок и огоньков, сидела за шахматной доской в дымке раздумий, притихшая, словно насторожившаяся лань. Ее пшенично-кремовые тона мягко утопали в спокойствии наступающего вечера.
«Теплое мягкое виденье, – подумал я. – Откуда пришло оно, кто его прислал?»
Ловушка из слов, собранная наскоро, сети из пера из записной книжки, наброшенные на мысль до того, как та убежит.
Время от времени, – писал я, – забавно просто закрыть глаза и посреди этой темноты шепнуть, самому себе: я – волшебник, и когда я открою глаза, то увижу мир, который я создал, мир, творцом которого являюсь я и только я. Затем медленно, словно занавес на сцене, приподнимаются веки. И глядите, без сомнения, вот он, мой мир, точно такой, каким я построил его.
Я написал это с большой скоростью, при тусклом освещении. Затем закрыл #+ ' и попытался проверить еще разок: Я – волшебник:, – и снова медленно открыл.
Локти – на шахматном столике; кисти рук, подпирающие подбородок, образуют своеобразную чашу; я вижу Лесли Парриш. Глаза, большие и темные, глядят прямо в мои.
– Что это вуки написал? – поинтересовалась она.
Я прочитал ей вслух.
– Небольшая церемония, – пояснил я, – является способом напоминания самому себе о том, кто правит бал.
Она попробовала: «Я – волшебник:» и, открыв глаза, улыбнулась: «Это пришло к тебе сейчас?»
Я кивнул.
– Я создала тебя? – спросила она удивленно. – Значит, по моей воле попали на сцену ты, кинофильмы, мороженое, шахматы, беседы?
Я опять кивнул.
– Ты тоже так считаешь? Ты – причина меня-такого-каким-ты-знаешь-меня в своей жизни. Никто в мире не знает Ричарда, который знаком с Лесли, которая есть в моей.
– Это удивительное замечание. Не прочитаешь ли ты мне еще какие-нибудь записи, или я слишком любопытна?
Я включил свет.
– Мне приятно, что ты все понимаешь. Да, это очень личные записи:
Я произнес это с легкостью, но это была правда. Чувствовала ли она, что мы вступили в новую полосу доверия между нами, во-первых, когда она, так ценившая мою личную неприкосновенность, проявила интерес к моим записям, и, во-вторых, когда я стал ей их читать? У меня было такое впечатление, что да, чувствовала.
– Вот, к примеру, несколько заголовков для книг, – начал я. – Ощипанные перья: наблюдатель птиц разоблачает национальный скандал.
А вот эта книга могла бы стать пятитомным изданием – К чему приводит кольцевание уток?
Я перелистнул страницу назад, пропустил список продуктов, перелистнул еще одну страницу.
Погляди в зеркало, и можешь быть уверен: то, что ты видишь – это не то, что ты есть. – Это было после того, как ты рассказала мне о зеркалах, помнишь?
Когда мы оглядываемся на свое прошлое, то оно вспышкой проносится перед нами. Время невозможно сохранишь. Никто не долговечен. НЕЧТО пронизывает время мостом – что же? Что? Что?
Ты можешь считать, что все это – лишь наброски: Лучший способ отплатить за удивительный миг – просто насладиться им.
Единственное, что разрушает мечты, это – компромисс.
Почему бы не представить, что мы живем практически так, как если бы были чрезвычайно разумными? Как бы мы стали жить, будучи совершеннее духовно?
Я добрался до первой страницы своих записей за этот месяц. Как нам спасти китов? МЫ ИХ КУПИМ! Если они будут куплены нами, а затем сделаны жителями Америки, Франции, Австралии или Японии, то ни одна страна в мире не осмелится поднять на них руку!
Я посмотрел на нее, оторвавшись от записной книжки.
– Это все, что есть за этот месяц.
– Мы купим их? – спросила она.
– Детали я не прорабатывал. На каждого кита можно прицепить флаг той страны, к которой он принадлежит, что-то вроде огромного паспорта. Разумеется, водонепроницаемого. Деньги от продажи гражданства пойдут на основание большого Китового Фонда, что-то в таком духе. Это вполне разумно.
– И что ты с ними будешь делать?
– Пускай плавают, где им вздумается. Растят маленьких китят:
Она рассмеялась.
– Я имела в виду, что ты будешь делать со своими записями?
– В конце каждого месяца я перечитываю их, стараюсь услышать то, о чем они говорят мне. Возможно, что некоторые из них выльются в рассказ или книгу, а может быть и нет. Быть записью – значит вести совершенно непредсказуемую жизнь.
– А те, которые ты сделал сегодня вечером, они говорят тебе о чемнибудь?
– Пока не знаю. Пара из них говорят, что я не очень-то уверен, что эта планета – мой дом. У тебя никогда не было такого ощущения, что ты на Земле – турист? Ты идешь вдоль улицы, и вдруг тебе начинает казаться, что мир вокруг тебя – словно движущиеся открытки. Вот как здесь живут люди в больших домах-тройках, чтобы укрыться от «дождя» и «снега», по бокам коробок проделаны дырки, чтобы можно было глядеть наружу. Они перемещаются в коробках меньшего размера, раскрашенных во всевозможные цвета, с колесами по углам. Им нужна эта коробчатая культура, потому что каждый человек мыслит себя заключенным в коробку под названием «тело»; им нужны руки и ноги, пальцы, чтобы держать карандаши и ручки, разные инструменты, им нужен язык, потому что они забыли, как общаться, им нужны глаза, потому что они забыли, как видеть. Странная маленькая планета. Побывайте здесь. Скоро домой.
Бывало ли с тобой так когда-нибудь?
– Два раза. Не совсем так, – ответила она.
– Принести тебе что-нибудь с кухни? – спросил я. – Печенье или чтонибудь еще?
– Нет, спасибо.
Я поднялся, отыскал коробку с шоколадным печеньем, выложил его двумя покривившимися башнями каждому из нас на тарелку.
– Молоко?
– Нет, спасибо.
Я принес печенье и стаканы с молоком, поставил их на стол.
– Записи напоминают. Они помогают мне вспомнить, что я турист на Земле, напоминают мне о тех забавных обычаях, которые здесь бытуют, о том, как мне здесь нравится. Когда я это делаю, мне почти удается припомнить, на что похоже то место, откуда я пришел. Есть магнит, который нас тянет, тянет нас перебраться через забор ограничений этого мира. Меня не покидает странное чувство, что мы пришли сюда из-за забора, с той его стороны.
Лесли тоже задавалась вопросами обо всем этом, и у нее были такие ответы, которые мне и в голову не приходили. Она знала мир-как-он-долженбыть, а я готов был поспорить, что этот мир без войн, – это мир-которыйесть в некотором параллельном измерении. Идея очаровала нас, и в этом очаровании растаяло время.
Я взял одно печенье, вообразил, что оно теплое, аккуратно впился в него зубами. Лесли откинулась назад, на ее лице светились едва заметная улыбка любопытства, словно ей были дороги мои заметки, те мысли, которые так меня интересовали.
– Мы когда-нибудь говорили о писательстве? – спросил я ее.
– Нет. – Она наконец потянулась за печеньем, ее упорство было сломлено смиренной, но безжалостной близостью этого лакомого кусочка. – Я бы с удовольствием послушала. Готова поспорить, что ты рано начал.
