Тайна Карлоса Кастанеды. Анализ магического знания дона Хуана: теория и практика - Ксендзюк Алексей Петрович
В гипнотических опытах, основанных на языковом воздействии, этот эффект заметен особенно ярко. Например, психологи В. Ф. Петренко и В. В. Кучеренко сообщают о любопытных последствиях постгипнотической инструкции на восприятие испытуемых. В третьей стадии гипноза (с последующей амнезией) испытуемым внушалось, что по выходе из гипноза они не будут видеть некоторые предметы. Испытуемые действительно не видели «запрещенные» предметы, более того — они не видели и все то, что оказывалось семантически с ними связано. Например, если испытуемым внушалось, что они не будут видеть сигареты, то они не замечали также пепельницу с окурками, спички и т. п. Если же семантически связанный предмет назывался, то испытуемый не мог вспомнить его функцию. Так, один из участников эксперимента, указав на лежащую на столе зажигалку, назвал ее «цилиндриком», другой — "тюбиком для валидола" и т. п. Гипнотическое запрещение "видения объекта" ведет, очевидно, к блокированию связи "образ
— слово", и воспринимаемый объект не осознается испытуемым, "не видится" им. Такая удивительная взаимосвязь заводит нас довольно далеко. Можно, например, утверждать, что отсутствие в языке некоторого значения приводит к существенному ограничению в восприятии реальности, либо делает такое восприятие вообще невозможным — оно уходит в подсознательное, как и огромный объем сенсорного «шума», о котором мы говорили в предыдущей главе. Ярким примером таких ограничений опыта, налагаемых языком, может послужить, в частности, восприятие цвета у североамериканских индейцев в языке майду. Для описания всего цветового спектра у них имеется всего три слова: лак (красный), тит (сине-зеленый) и тулак (желто-оранжево-коричневый). В то время, как человеческие существа способны различать в видимом цветовом спектре 750000 различных оттенков, носители языка майду распределяют свой цветовой опыт по трем категориям, которыми они располагают в своей лингвистической системе. Скажем, для говорящих на языке майду желтая книга и коричневая книга не отличаются друг от друга — обе книги будут цвета тулак. Исследователи психосемантики часто указывают, что подобные ограничения легко преодолимы, о чем свидетельствует наша способность разговаривать на разных языках, т. е. для организации собственного опыта и репрезентации мира мы способны применять несколько "социально-генетических фильтров" (по терминологии Гриндера и Бэндлера). Однако не следует забывать, что мир языковых «реальностей» замкнут своей внутренней логикой, и не стоит в этом отношении проявлять особенный оптимизм. В конечном итоге, вы можете лишь переходить из одного языкового мира в другой (конечно, если вы полиглот), но реальность вне языка останется чем-то в высшей степени неопределенным, призрачным, для сознания несуществующим, ибо неназванным. (В этой связи особый интерес представляет мнение известного исследователя культуры и языка нагуа — именно на этом языке говорили древние маги традиции дона Хуана — Франциско Хавиер Клавихеро."… утверждаю, — говорит он, — что нелегко найти язык более пригодный для рассуждений на метафизические темы, чем мексиканский (нагуа — А. К.), ибо трудно назвать другой язык, в котором бы содержалось такое большое число абстрактных названий, как в этом." Цит. по: М. Леон-Портилья. Философия нагуа, с. 49.) Собственно говоря, мы не знаем никакого восприятия с момента появления языка; мы знаем другой психологический процесс — осознание при восприятии. Это и есть удвоенное отражение, вторичное отражение мира с помощью знаковых средств.
В связи с этим невольно вспоминается впечатляющее описание американского психолога Р. Грегори, где он пытается вообразить Реальность вне человека. Отражение без удвоения настолько удалилось от человека, что может показаться чем-то даже ужасающим. До появления человека, пишет он, на Земле извергались вулканы, лилась магма, летели камни, но грохота не было. Более того, не было не только звука как формы психической презентации, не было «вулканов» и «камней» как форм категоризации человеческого восприятия, особенности которого проявляются в том, что в качестве фигуры из фона выделяются твердые объекты (камни), жидкие (магма), а не движение, например, газов. Понятия «вулкан», «камни» суть некоторые формы обобщения, под которые подводятся и через призму которых воспринимаются конкретные единичные объекты.
Проблема удаленности языковой реальности от сенсорного восприятия обрела особую остроту только в нашем столетии. Американские лингвисты Э. Сэпир и Б. Уорф, основываясь на богатом материале исследования языков индейцев хоппи, нутка, навахо, пришли к созданию так называемой "теории лингвистической относительности". Так, Б. Уорф пишет: "Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим языком. Мы выделяем в мире явлений те или иные категории и типы совсем не потому, что они (категории и типы) самоочевидны; напротив, мир предстает перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а это значит — в основном языковой системой, хранящейся в нашем сознании… Мы сталкиваемся, таким образом, с новым принципом относительности, который гласит, что сходные физические явления позволяют создать сходную картину вселенной только при сходстве или по крайней мере при соотносительности языковых систем." (Курсив мой — А. К.) Кажется, что такое заявление смог бы сделать и дон Хуан (будь он лингвистом) — настолько совпадают гносеологические позиции этих необыкновенно далеких друг от друга людей.
Здесь важно подчеркнуть, что мы вовсе не собираемся объявлять язык демиургом образа мира в том абсолютном смысле, какой ему могут приписывать субъективисты различных направлений. Как верно подметил московский психолингвист В. Петренко, "для обыденного, житейского сознания, структуры которого закреплены в языке, адекватность или неадекватность окружающей действительности — вопрос не лингвистических штудий, а жизненно важный момент, определяющий выживание той или иной этнической общности, и сам факт существования того или иного национального языка является свидетельством успешного решения этой жизненно важной задачи." Но мы объявляем язык структурным ограничителем и фиксатором описания мира, работающим на основе двух видов потребностей: биологических (развившихся в результате особенностей энергообмена между живой формой и средой) и социоинтеллектуальных (результат построения мыслительных категорий согласно закономерностям самого мышления). Язык успешно решает задачу биологического выживания вида и функционирования социума, в отношении же иных, «революционных» путей развития человека всегда был и остается препятствием, фундаментальной преградой. Сам Кастанеда любит, объясняя природу этого препятствия, ссылаться на теорию Толкотта Парсонса, где вводится понятие глосса — элемент, являющийся результатом взаимодействия языка и восприятия. "Глосса — это тотальная система восприятия и соответствующих средств артикулирования, — говорит он. — … Однако для составления мира таким способом мы должны быть определенным образом научены. Ребенок познает мир, исходя из ограниченного количества заранее сформированных мнений, до тех пор, пока его не обучат видеть вещи таким способом, который соответствует общепринятому описанию. Мир — это по сути соглашение. Именно это содержится в идее глоссировки — обучения ориентации в мире и соответствующих действий согласно заранее заданному описанию, определяющему вид социального соучастия." (Интервью в Psychology Today). Более того, можно добавить, что описание устанавливает способ мышления, тем самым определяя специфику умозаключения, а значит, и особенности научной картины мира у конкретного народа, в конкретной культуре. Такое явление, как логико-грамматический параллелизм (т. е. соответствие способа мышления грамматическому строю данного языка), кажется, могло в свое время сыграть решающую роль в становлении мировоззрения различных цивилизаций Земли. Требует особого исследования, например, дистанция, возникшая между сознанием индоария и представителями китайско-японской культурной общности. Именно здесь с особой силой заметно влияние далеких друг от друга структур языка на мироощущение человека и его когнитивные установки. (Древняя культура американских индейцев, заметно отличающаяся от европейской и давшая начало традиции дона Хуана, тоже является, видимо, монголоидной, будучи отдаленным родичем своих азиатских собратьев — китайцев, японцев и др.)
